БОЛЬШЕВИЗМ Шахматная партия с Историей - Анатолий Божич

В мемуарах Лепешинского имеется указание на ценнейшее признание в этом самого Ленина, сделанное своим соратникам весной 1904 года: «Но поймите же, поймите, товарищи, что это за мучение! Когда я писал свое «Что делать?» — я с головой окунался в эту работу. Я испытал радостное чувство творчества. Я знал, с какими теоретическими ошибками противников имею дело, как нужно подойти к этим ошибкам, в чем суть нашего расхождения.

А теперь — черт знает что такое… Принципиальных разногласий я не улавливаю… А все время ловить на мелких мошеннических проделках мысли — ты, мол, просто лгунишка, а ты интриганишка, скандалист, склочник — как себе хотите, а это очень невеселое занятие…»[157]

Подобное заявление Ленина вовсе не свидетельствует о том, что теоретические расхождения в тот момент не носили принципиального характера. Но выносить эти расхождения на обсуждение «партийных масс» в ситуации, когда настроения рядовых партийцев находились под вопросом, было одинаково невыгодно как Ленину, так и Мартову. Ленину, прежде всего, не хотелось окончательно рвать все связи с Плехановым, который решительно противился расколу. Во-вторых, в заграничных организациях РСДРП представители «большинства» оказались в меньшинстве, и теоретическая дискуссия, скорее всего, окончилась бы не в пользу Ленина. В-третьих, с осени 1903 года между «большинством» и «меньшинством» велась упорная борьба за овладение местными комитетами на территории Российской империи, и в этой борьбе Ленину гораздо выгоднее было апеллировать к решениям второго съезда партии, чем затевать новую теоретическую дискуссию. Поэтому он предпочел просто обвинить Мартова и его сторонников в «организационном оппортунизме», вызвав тем самым недоумение у вождей западноевропейской социал-демократии, которые не могли взять в толк — что это такое[158]. Централизм партийных структур, по мнению европейских «зубров» социал-демократии, отнюдь не свидетельствовал об ортодоксальности в идеологии. Особенно резкое неприятие ленинский «ультрацентрализм» вызвал у Розы Люксембург. Позже Ленину даже пришлось вступить с ней в полемику по этому вопросу.

Но одновременно с полемикой Ленин и его сторонники не забывали об организационной работе. Главное для Ленина было завоевать поддержку местных комитетов в России, тем более что меньшевики преследовали те же цели. Мартын Лядов свидетельствует: «Меньшевики решили завоевать Россию и двинули туда целые отряды заграничных студентов. Им давалась директива не столько работать на местах, а воспользоваться всякой случайностью, чтобы пролезть в комитет и прочно засесть в нем, пользуясь правом кооптации проводить в члены комитета только своих испытанных меньшевиков»[159]. Объективности ради, стоит отметить, что точно такую же тактику проводили и большевики, причем на них работала «смена поколений», приход в социал-демократическую партию новых кадров — главным образом из пролетарской среды. Мартын Лядов, отправленный ленинцами весной 1904 года в Россию с инспекционной поездкой, писал о новых людях, появившихся в социал-демократическом подполье: «Они очень мало слыхали про заслуги стариков. Авторитетом безусловно пользовался у рядовых партийцев происшедший съезд и все его решения. Ленин начал пользоваться авторитетом (повторяю, у рядовых партийцев) именно как защитник и блюститель решений съезда. Ему вместе с Плехановым съезд доверил руководство партией, проведение в жизнь решений съезда. Уже поэтому его линия считалась правильной, именно поэтому не могли быть правы меньшевики, подрывающие авторитет съезда, захватившие в свои руки редакцию после того, как съезд отказался их избрать. Вот именно это обстоятельство для рядовых партийцев имело решающее значение в их отношении к заграничной склоке»[160]. Поэтому идея Ленина о скорейшем созыве третьего съезда находила в этой среде поддержку и понимание.

Однако в центральных органах партии «большинство» утрачивало позицию за позицией. После того, как в мае 1904 года в Совете партии Ленгник был заменен Носковым, Ленин оказывается в полной изоляции в руководстве партии. Большинство членов ЦК (Носков, Красин, Гальперин, а также Гусаров и Кржижановский, позднее подавшие в отставку) выступают против созыва съезда. Носков даже пригрозил, что если Ленин будет настаивать на созыве съезда, он выйдет из ЦК. Разногласия внутри ЦК привели к известному заявлению трех членов ЦК, в котором Носков и Ленин своими подписями заверили, что будут выступать от имени ЦК «не иначе как с общего согласия и за совместной подписью».

Но не прошло и двух месяцев, как последовала знаменитая «июльская декларация» ЦК, которой три члена ЦК (Красин, Носков и Гальперин) признали законность кооптации Плехановым в редакцию ЦО «четверки» от меньшинства и лишили Ленина прав заграничного представителя ЦК, одновременно запретив печатать его произведения без разрешения ЦК. Эти же люди от имени ЦК выступили против созыва третьего съезда партии и попытались распустить Южное бюро ЦК, агитировавшее за съезд. Из ЦК была выведена Землячка (сторонница Ленина), замененная кооптированными Любимовым, Карповым и Дубровинским, выступавшими за «мир в партии». Лядов был лишен полномочий заграничного агента ЦК и должен был передать партийную кассу и отчет Носкову. Это была сознательная политика, направленная на выдавливание ленинцев из руководящих структур РСДРП.

Особо следует подчеркнуть следующее. За борьбой между «большинством» и «меньшинством» вначале стояли преимущественно мотивы психологического порядка (различное видение содержания партийной работы — активная революционная борьба или последовательная оппозиция). При этом «большинство» апеллировало к решениям второго съезда, а «меньшинство» заявляло, что оно де отстаивает «демократический принцип» против «бюрократического» централизма, т. е. относительную свободу местных комитетов и возможность оспаривать решения центральных органов. Вопрос об отношении к либералам на какое-то время утратил свою остроту.

«Ультрацентрализм» Ленина импонировал более членам российских организаций (подполья), среди социал- демократической эмиграции сторонников Ленина было крайне мало. Правда, как утверждал Лядов, в каждой эмигрантской колонии «большинству» удалось сколотить хотя бы маленькую группу своих сторонников, а в Берлине появилась вполне представительная организация «большинства».

В дальнейшем, в течение 1904 года, и Ленин, и лидеры «меньшинства» почувствовали потребность в теоретическом обосновании конфликта. Первым еще в конце 1903 года теоретическую дискуссию открыл Мартов, но его брошюра «Борьба с «осадным положением» в РСДРП» была лишь призвана доказать, что ультрацентрализм Ленина несовместим с практикой социал-демократии. На обвинения в организационном сектантстве Ленин ответил обвинениями в «организационном оппортунизме» («Шаг вперед, два шага назад»), подчеркнув психологические основания раскола: «Психология буржуазного интеллигента, который причисляет себя к «избранным душам», стоящим выше массовой организации и массовой дисциплины, выступает здесь замечательно отчетливо»[161]. От психологии Ленин перебрасывает мостки к тактическим и организационным вопросам, доказывая, что «принципиальные черты оппортунизма в организационных вопросах (автономизм, барский или интеллигентский анархизм, хвостизм и жирондизм) наблюдаются… во всех социал-демократических партиях всего мира, где только есть деление на революционное и оппортунистическое крыло (а где его нет?)»[162].

Таким образом, по логике Ленина, все, что мешает централизации партии, есть оппортунизм, в то время как, по логике Мартова и Аксельрода, ультрацентрализм Ленина есть якобинство, несовместимое с принципами социал-демократии. Термин «якобинство» был использован мартовцами в негативном смысле, однако Ленин «поднял перчатку» и ответил знаменитым тезисом: «Якобинец, неразрывно связанный с организацией пролетариата, сознавшего свои классовые интересы, это и есть революционный социал-демократ»[163]. Русские революционеры любили апеллировать к ассоциациям с Великой Французской революцией, но в данном случае тезис Ленина имеет глубокий смысл. Якобинцы были первыми в мировой истории революционерами, провозгласившими принцип свободы личности без привязки к собственности, в то время как все предшествующие революции рассматривали комплекс гражданских прав в контексте прав собственника. Однако Ленин, скорее всего, имел в виду другое, а именно — радикализм якобинской психологии, готовность выйти за рамки объективно существующих условий. Теоретическое обоснование конфликта в данном случае замыкается на индивидуальные психологические свойства участников революционного движения, готовых или не готовых к жесткой партийной дисциплине и самопожертвованию.