Недавние были - Илья Бражнин

Роман «Багратион» написан широко, объёмно, с полным знанием материала, которым автор владеет свободно и умело. Книга сразу пришлась по душе читателю и имела большой и заслуженный успех. Я радовался успеху земляка, хотя к тому времени он жил уже в Москве, где в 1962 году и умер.

Работал Сергей Голубов до самой смерти усердно, много и хорошо. С годами он стал видной фигурой среди исторических романистов. Его романы-биографии очень точны и чётки по рисунку, очень выразительны и достоверны по материалу. Читая их, веришь, что В. Баженов, И. Ползунов, Д. Карбышев, декабристы именно таковы, какими их рисует автор, что именно так они думали и действовали и не могли думать и действовать иначе.

Я рад, что знал автора их молодым и начинающим, что глядел в его светлые глаза и говорил пусть, может быть, не совсем точные и убедительные вещи о его ранних работах, но уверен, и эта уверенность как-то согревает меня, что беседы эти не вовсе пропали даром, а, возможно, оставили что-то доброе в его душе.

Литературная группа при Пролеткульте, возникшая вместе с самим Пролеткультом в апреле 1920 года, была, как я уже говорил, первым объединением писателей в Архангельске.

На смену ему летом 1923 года явилась архангельская группа «Октябрь». Как сообщает Ю. Дюжев в своей большой статье «Так начинался литературный Архангельск», напечатанной в «Правде Севера» седьмого июня 1969 года, «Кружок «Октябрь» просуществовал немногим более года. На собрании, состоявшемся 28 декабря 1924 года, архангельские литераторы, учитывая изменившуюся обстановку, желая повысить действенность работы, вместо прежнего литературного кружка «Октябрь» решили организовать «Архангельский литературный кружок при газете «Волна». В кружок вошли Жилкин, Калашников, Просвиряков, Красёв, Ершов, Лягин; Притчин, Белов, Маккавеев и другие авторы».

Наследником литературного кружка при газете «Волна» Ю. Дюжев называет Архангельскую ассоциацию пролетарских писателей, просуществовавшую вплоть до роспуска РАППа в 1932 году и последующей организации в Архангельске отделения Союза советских писателей.

Ещё буквально несколько слов о статье Ю. Дюжева, которую я цитировал. Статья полезна и основательна. Напрасно только статью свою автор назвал «Так начинался литературный Архангельск». Начинался он не так. Не «…летом 1923 года в Архангельске возникло первое писательское объединение», как сказано в самом начале дюжевской статьи, а, как я уже говорил, тремя годами раньше - вместе с организацией в Архангельске Пролеткульта, то есть в апреле двадцатого года. Это могут засвидетельствовать и ныне живущие члены литературного объединения Пролеткульта Д. Ершов и В. Жилкин. Кроме того, и я собственной скромной персоной являюсь, так сказать, неопровержимым доказательством существования объединения архангельских писателей при Пролеткульте в двадцатом году, ибо лично неоднократно читал свои стихи на собраниях этого нашего объединения.

А теперь, покончив с полемическим отступлением, возвращусь к продолжению рассказа о литературном Архангельске и архангельских литераторах. Надо сказать, что из Архангельска и Архангельской губернии вышло много писателей. Кроме упомянутых мной С. Голубова, П. Калашникова, В. Жилкина, Л. Циновского, Д. Ершова и других, в Архангельске рождался, как писатель, Леонид Леонов, начинавший своё творчество со стихов, которые печатал в газете «Северное утро», издававшейся его отцом.

Делали свои первые шаги на Севере и многие другие, ныне известные писатели. Александр Серафимович, находясь в царской ссылке сперва в Мезени, а потом в Пинеге, именно здесь написал первые свои рассказы «На льдине», «В тундре», «На плотах».

В Пинеге же отбывал ссылку до 1912 года и Александр Грин. И кто знает, не эти ли мрачные годы, проведённые в заваленной снегами, тёмной избе на краю света, породили мечту о вольных солнечных городах Зурбагане и Гель-Гью и заставили его звать в своих рассказах и повестях в романтическое приманчивое далеко?

Почти полтора года, до марта 1917, жил и работал в Архангельске Филипп Шкулев - один из первых пролетарских поэтов, автор известной всем песни «Кузнецы» («Мы кузнецы, и дух наш молод…»).

С ноября 1928 до марта 1930 года работал в Архангельске сотрудником местной газеты Аркадий Гайдар. Тогда он и написал «Школу», с которой начался его большой литературный путь. Отрывки из гайдаровской «Школы» впервые печатались в «Литературном Севере», являвшемся приложением к архангельской областной газете «Волна».

Родился в Шенкурском районе и долгое время жил и работал в Архангельске поэт Иван Молчанов, вышедший на всесоюзную трибуну ещё в двадцатые годы.

В деревне Веркола Карпогорского района родился и рос до восемнадцати лет отличный прозаик Фёдор Абрамов - автор широко известных романов «Братья и сёстры», «Две зимы и три лета», повести «Пелагея», посвящённых родному Пинежскому краю. Я очень высоко ценю эти его вещи, как, впрочем, и многое другое из того, что написал Абрамов.

Но из всего написанного им мне всё же больше другого по душе «Жила-была сёмужка». Автор называет эту свою вещь северной былью, хотя с большим, казалось бы, основанием её можно назвать сказкой.

Однако, позвольте, как же так: и быль и сказка. Может ли такое быть? По-моему, может. Быль (жизненный опыт), ставшая сказкой, то есть явлением искусства, и сказка, проделавшая обратный путь от искусства к воплощённому в ней жизненному опыту - мне эти обращения одного ряда явлений в другой кажутся естественными и правомерными. Сам Абрамов очень убедительно утверждает эту правомерность в обеих её ипостасях.

Есть у Фёдора Абрамова такой рассказ - «В Питер за сарафаном». Автор сидит в избе одной из пинежских деревень. Он пришёл к хозяину этой избы, чтобы записать от него воспоминания о гражданской войне на Пинеге. В избу вошла соседка Филипьевна - «маленькая ветхозаветная старушка». Из дальнейшего разговора, завязавшегося между всеми присутствующими, автор узнал от хозяйки избы Марьи Петровны, что Филипьевне в дореволюционное время довелось сходить от Пинеги в Петербург пешком…

«Я перевёл взгляд на Марью Петровну, - рассказывает дальше автор, - затем снова посмотрел на старушку. Да не морочат ли они меня? Ведь это же сколько? С Пинеги до Двины, с Двины до Вологды… Свыше полутора тысяч километров! И вот такая крохотуля промеряла этакое расстояние своими ногами… Но ещё больше удивился я, когда услышал, что старушка ходила в Питер - за чем бы вы думали? - за сарафаном…»