Кто кого предал - Галина Сапожникова

…В течение всего времени судебного процесса перед коллегией Верховного суда ЛР, напротив клетки, где сидели мы, предстал 41 так называемый общественный обвинитель. Из этой публики 16 человек потребовали для нас расстрела, а остальные — «судить по закону» или «возместить материальный ущерб». Только один, студент консерватории, очевидец происходившего ночью 13 января 1991 года около зданий КРТВ, сказал: «Если они и виновны, их осудит Бог. Я прощаю им…»

…Незабываемый миг встречи с Адрианом 15 июня 1994 года. Он стоит с той стороны широкого длинного стола в комнате свиданий зоны, разгороженной поперек на секции прозрачными плексигласовыми стенками, и внимательно, удивленно, но вместе с тем с застенчивостью смотрит прямо на меня, а я на него. Какой-то миг я читал его взгляд, его мысли: «Вот папа, а он другой, не такой, как я его видел последний раз в группе детсада, тогда, давным-давно. Он одет как-то не так, седой, но глаза — его…»

А может, это я смотрел на него и думал подобным образом?

…Прервал его, сказал — «Иди ко мне», и он неловко, подталкиваемый бабушкой, перелез через стол прямо в мои объятия. Я прижал его к себе, почувствовал, как сильно бьется его еще маленькое, но столько уже пережившее сердце, приподнялся, встал и выпрямился, держа его, как грудного ребенка, на руках, — и долго, долго успокаивал. А он — меня. Мы были счастливы в этот момент. По щеке тихо текли слезы. Мы были опять вместе».

Заговор с целью захвата власти с помощью дружинников

Моя кроткая родина, край ясноокий!Что за лихо с тобой приключилось-стряслось?Беленой опоили свои лжепророки,Да и недруг заморский отравы поднес.

…Нужно быть очень большим романтиком, чтобы написать эти строки, находясь в тюрьме. Или очень любить Литву.

К профессору, доктору юридических наук Ивану Кучерову в полной мере относится и первое, и второе. Но если бы он дожил до суда, то судили бы его за измену родине. Хотя не очень понятно, кто кому изменил — он родине или родина ему?

Уехав, как и многие, из Литвы в Белоруссию сразу после августовского путча, когда начались аресты и обыски, он избежал неистового безумия первой волны репрессий. Шли и проваливались суды — самый первый в новейшей истории Литвы политзаключенный, первый секретарь Мажейкского райкома КПЛ Игнас Видмантас был оправдан, отсидев в тюрьме 7 месяцев. Работники ЦК КПЛ Николай Грибанов и Сергей Резник, освобожденные в зале суда, получили по денежному штрафу. Калибр тех, кто был брошен в тюремную камеру (дружинники, рядовые коммунисты, русскоязычные активисты), был мелковат: в компании явно не хватало бриллианта, человека-знамени, убежденность которого могла бы оправдать все сделанные режимом новой Литвы ошибки.

Этим человеком назначили профессора Кучерова — неожиданно и подло, — потому что он ни от кого не скрывался и регулярно приезжал в Вильнюс на допросы, откликаясь на все повестки следователей. И однажды, в июле 1993-го, клетка захлопнулась.

Через день после ареста он написал открытое письмо тогдашнему президенту, бывшему первому секретарю Компартии Литвы Альгирдасу Бразаускасу, сформулировав несколько неудобных вопросов: «Сколько специалистов западных спецслужб прибыло в Литву вместе с господином Эйва, кого они обслуживали и чем занимались? По чьей инициативе летом 1990 года СМИ Литвы развернули пропаганду тезиса, согласно которому только пролитая литовская кровь сплотит литовцев? Кто дирижировал этой компанией? Кто послал вооруженных людей на крыши домов, расположенных вблизи телецентра, почему они стреляли по толпе? Почему фальсифицированы число погибших у телецентра и данные судебно-медицинского обследования трупов?» Разумеется, Бразаускас ему не ответил и вряд ли вообще это письмо прочитал, но главное здесь не это.

Причина ареста Кучерова — в последнем вопросе. Собственно, именно из-за него Ивана Даниловича и вышибли из игры, закрыв на 20 месяцев в тюрьме.

Если бы профессор, доктор юридических наук Иван Кучеров дожил до суда, его бы обвинили в измене родине. Фото из архива Г. Сапожниковой.

Дело в том, что в теле одного из погибших — Игнаса Шимулениса — были обнаружены отверстия от семи огнестрельных ранений. Это было странно: как мог человек одновременно получить столько ран с разных сторон?

Кучерова, как авторитета в области судебно-медицинской экспертизы, попросили прокомментировать эти фотоснимки и официальные данные. Ответ опытнейшего судмедэксперта был однозначен: «Раны причинены в искусственных условиях. Выстрелы произведены в неживое тело в упор или почти в упор». «Нелепо допускать, — задавался резонным вопросом Кучеров, — что в ночное время стрелки, находившиеся по разные стороны от жертвы и на расстоянии от нее, все выстрелили в один и тот же момент и в одну и ту же жертву».

Но это не все. В официальном заключении от 6 февраля 1991 года, подписанном заведующим республиканским бюро судебно-медицинской экспертизы Антанасом Гармусом, было еще одно открытие: «…Кроме того, у потерпевшего (Шимулениса) имеется черепно-мозговая травма. Многопрофильность переломов свода и основания черепа говорят о том, что в данном случае имело место сдавливание головы между двумя поверхностями в боковом направлении. Обычно такая травма наблюдается при перекатывании колес транспортного средства».

Что бы это значило? Только то, что труп Шимулениса, попавшего под автомобиль, впоследствии был семикратно расстрелян.

Найти Антанаса Гармуса в Вильнюсе было нетрудно даже спустя столько лет — он так и работал судмедэкспертом, правда, теперь уже в частном бюро своего имени. В телефонном разговоре Гармус демонстрировал максимум дружелюбия: «Присылайте любые вопросы!» Я так и сделала, прислала ему по интернету копию его же собственного заключения, сделанного 25 лет назад. Реакция была удивительна. «Получил, я это впервые вижу, не помню, чтобы такое подписывал. Просьба больше не беспокоить», — сухо ответил он.

Я не сдавалась: «Мне кажется, вы чем-то страшно напуганы. Очень большой контраст между той доброжелательностью, с которой вы говорили по телефону, и вашим ответом… Подпись — ваша, есть фотография этого документа, но теперь, когда Литва подлинность ваших выводов оспаривает, вас запугали. Я права? Может, еще передумаете все-таки и внесете ясность для потомков — кто все-таки в этой ситуации лжет?»

Видимо, он все-таки порядочный человек, этот Гармус, — потому что он опять ответил. С той степенью искренности, с которой мог: «Ну хватит болтать лишнего — я впервые эту бумагу слышу и вижу. И ни с кем не довелось даже разговаривать. Все».