Идеальное отражение - Дмитрий Казаков

— Зато теперь дорога точно будет чистой, — сказал я, спускаясь обратно на шоссе.

Да, перед стадом таких носорогов отступит даже не самый крупный бронезавр.

Я перешёл канал, после катастрофы обмелевший, но ставший жилищем многочисленных ботов, ведущих амфибийный образ жизни. Несколько из них, сидевших на бетонном парапете берега и походивших на лодочные моторы с ножками, проводили меня «взглядами» сонаров.

Одно из преимуществ проводника с оплавленными имплантами — иногда я могу засечь чужое внимание, в чём бы оно ни проявлялось — в простом взгляде, луче радара или вспышке голографического сканера.

Выйдя к железной дороге, я немного подумал и пошёл вдоль неё.

Замаскированный в развалинах пост я обнаружил почти тут же, но трепыхаться по этому поводу не стал. Понятно, что хозяева Тушинского лагеря поставили его тут для контроля за биомехами, а не за гостями. Продолжил идти, не замедляя шага и не сворачивая, а затем ещё и рукой помахал, показывая, что всё вижу.

Сидевшие на посту бойцы осознали, что прятаться нет смысла, и один из них вылез из развалин, держа наперевес «Шторм».

— Кто таков? — спросил он.

— Сам Троян, — ответил я, отстёгивая маску, чтобы дать постовым увидеть мою физиономию. — Сейчас превращусь во что-нибудь злобное, большое, пойдут клочки по закоулочкам…

Трояном именовали необычного скорга, существующего, похоже, в единственном экземпляре и превосходящего собратьев по возможностям не на голову, а на целых две. Он появлялся в разных локациях то в виде чёрного облака наночастиц, то в облике крупного биомеха, вёл себя вполне целеустремленно, но в контакт с людьми старался не вступать.

Несколько раз его пытались захватить или уничтожить, но такая операция заканчивалась примерно так же, как охота на Алмазного Мангуста — ничем, если Троян просто уходил от преследователей, либо тяжёлыми потерями с их стороны, если он принимал бой.

Сам я долгое время почитал это существо легендой, пока однажды не увидел в Академзоне, как дракон, усевшийся на землю, замерцал, а потом взял и превратился в раптора, каких двенадцать на дюжину. Тогда я только рот раскрыл, а сменивший облик чугунок преспокойно мигнул фарами и укатил в развалины.

— Из тебя Троян, как из меня Механик, — отозвался постовой, и я узнал его.

Кличка — Карась, ничем не примечательный боец той группировки, что держит Тушинский лагерь.

— Это точно, — сказал я. — Как дела у вас?

— А то ты не знаешь? — удивился Карась. — Ещё ночью я видел тебя на базе.

«Ага, дубль, похоже, на самом деле здесь, — подумал я и поправился: — Или был здесь».

— Ну, сам знаешь, как всё может быстро измениться, — выкрутился я.

— Это верно. — Собеседник мой сочувственно покивал. — Ну что, плати пошлину, любезный, и добро пожаловать к нашему шалашу. Или ты так, мимо идёшь, типа утреннего променада?

Тушинский лагерь — предприятие коммерческое, и это не столько рынок, сколько убежище. Нет, тут есть кое-какая торговля, но ведётся она по мелочи, для серьёзного бизнеса лагерь находится слишком далеко от границ локации. Зато здесь любому сталкеру за небольшие деньги дают возможность передохнуть, прийти в себя, отъесться и отоспаться.

Задача постовых состоит не только в том, чтобы контролировать периметр, они ещё должны собирать пошлину со входящих и выдавать им маячок-метку, означающую «свой, оплачено».

Появившегося в лагере без такой метки человека мигом вышвырнут, а то ещё и намнут бока.

— Нет, я опять к вам, — сказал я. — Почем нынче вход?

Счёт на одной из универсальных карточек сошёл почти к нулю, но зато я получил пропуск в Тушинское убежище. Карась ушёл обратно на пост, расположенный в развалинах, а я затопал дальше — сначала прямо, а затем вместе с веткой железной дороги свернул налево.

Ещё метров сто, и моим глазам открылся лагерь.

Что тут было до Катастрофы, честно говоря, я не знаю, в Москве я несколько раз бывал, но в этом районе не оказывался никогда. Возможно, этот здоровенный ангар некогда служил рынком или складом, или представлял собой заводской корпус, перенесённый катаклизмом с другого конца столицы.

В любом случае, новые хозяева постарались и оборудовали его как следует.

По углам крыши — пулемётные точки, окна первого этажа превращены в амбразуры, второго и третьего — наглухо заделаны. Подземелья в три уровня, склады, собственная электростанция. К ближайшему входу в метро проложена охраняемая трасса, а внизу, в вестибюле, постоянный дозор. Ну и сеть постов и патрулей вокруг, чтобы никто и ничто не могло подойти незамеченным.

Военные, обнаружив эту крепость, решили её не трогать, а вот чугунки несколько раз ходили на штурм. Отряды рапторов и ботов, считающих Москву собственной вотчиной, безуспешно атаковали лагерь.

Единожды, насколько мне известно, Командор Хантер попытался захватить столь полезную во всех отношениях штуковину, но тут ему чуть ли не впервые пришлось отступить. Узнав о намерении Ордена подмять Тушинский лагерь, группировки московской локации забыли о сварах и выступили на его защиту, а к ним присоединились десятки вольных сталкеров.

Помощь прислал даже Хистер, не желавший усиления главного соперника.

Узловики, обнаружившие, что против них выступила такая мощная коалиция, предпочли отступить, но с тех пор их тут не особенно привечают — пускают, но не более чем по двое.

Меня опять же заметили издалека, я ощутил лёгкую вибрацию главного импланта, вошедшего в контакт с электронным мозгом лагеря. Обмен «верительными грамотами» прошёл успешно, и я невозбранно дошёл до замаскированной калитки в стене. Она открылась, и могучий седовласый тип в маске, но без шлема поприветствовал меня зычным басом:

— Здорово, рыжий. Проходи. Быстро ты в этот раз.

— Решил ещё разок к вам заглянуть, — как ни в чём не бывало отозвался я. — Забыл в сортир заскочить.

Боец, за белые волосы и светлую кожу прозванный Снеговиком, хмыкнул и отошёл в сторону, предоставляя мне возможность пройти. Пригнувшись, чтобы не зацепить макушкой притолоку, я проник на верхний ярус Тушинского лагеря. Заморгал, привыкая к царившему здесь полумраку, обвёл глазами ряды лотков, поморщился, уловив запах оружейной смазки.

Тут, наверху, располагались торговые точки, харчевня и мастерские, казармы для сталкеров находились ниже.

— Раз забыл, так зайди, — сказал Снеговик. — А то, что на дикой территории не оправляешься — это правильно. Залезет ещё какой скорг в задницу, корни пустит, зацветёт, фиг его вынешь потом.

И он заржал, довольный собственной шуткой.

Ну а я пошёл в глубь здания — погулять, походить, попасться на глаза всем, кому можно. Дубль мой, судя по реплике Снеговика, ушёл, и хотелось бы узнать, во-первых, куда и когда, а во-вторых, что он тут делал. Начну расспрашивать о себе впрямую — все решат, что я слегка поехал мозгами, это в Пятизонье бывает.

Поэтому только и остаётся, что надеяться на обходные пути.

Первым делом я отправился в харчевню, отделённую от остального помещения загородками высотой в пару метров. Внутри отсечённого ими квадрата имелась дюжина грязных столов, привинченные к полу лавки, «аромат» подгоревшего мяса, стойка, и за ней — одноглазый коротышка по кличке Торин.

Увидев меня, он захихикал, выпучил единственный глаз и звонко шлёпнул себя по лысине:

— Ха! Что, жратва моя понравилась?

— Конечно, — ответил я. — Вот сейчас тебе её и верну…

И я сделал вид, что собираюсь блевануть прямо на стойку.

— Эй-эй! — занервничал Торин. — Ты чего? У нас все едят одно, и сегодня ещё никто не жаловался!

«Ага, сегодня, — подумал я. — Значит, этот засранец умотал недавно».

— Ладно, замяли, — сказал я, усаживаясь на высокий табурет, притащенный сюда из какого-то бара. — Налей-ка лучше мне пива, только не стандартной бурды, а хорошего, из твоих запасов.

Посетителей в харчевне помимо меня не было, и поэтому я не рисковал раскрыть главный секрет Торина. Этот одноглазый и лысый хитрован имел большие связи за Барьером, и ему каким-то образом доставляли настоящее пиво. Обычных посетителей он поил привычной для Пятизонья бурдой, а ценный напиток, имевшийся в ограниченном количестве, приберегал для особых клиентов.

— Ха! И что же ты раньше про него не вспомнил? — буркнул хозяин харчевни, уставившись на меня с подозрением.

— С памятью проблемы, — ответил я, думая, что не все мои привычки доступны дублю.

Оказавшись тут, я не преминул бы спросить нормального пива.

Торин поворчал-поворчал, но всё же притащил из подсобки не очень чистую кружку с янтарным напитком. Когда я начал пить, он склонился вплотную и горячо зашептал, брызжа слюной на меня и на стойку:

— Я тебя уважил, Лис, так и ты меня уважь. Как набредёшь на россыпь «бриллиантов», не забудь один для меня приберечь. Ты знаешь, какие я люблю, чистые, прозрачные.