Разные человечества - Андрей Буровский

Традиционная палеонтология считала, что амфибии родили пресмыкающихся: первых по-настоящему сухопутных зверей, которые откладывают покрытые кожурой яйца. А уже от пресмыкающихся пошли и птицы, и млекопитающие.

Но еще Гексли пришел к выводу, что кровеносная система млекопитающих принципиально не может быть выведена из кровеносной системы пресмыкающихся. Млекопитающие пошли непосредственно от амфибий…

С середины XX века считается, что тераморфная эволюционная ветвь амфибий привела к возникновению по крайней мере трех разных групп млекопитающих.[94]

Другая же, завроморфная ветвь развития амфибий породила несколько не связанных между собой групп высших пресмыкающихся и птиц.[95]

Сегодня почти всеми признано, что земноводные палеозоя стали предками по крайней мере для двух, если не трех-четырех групп пресмыкающихся, которые не имеют между собой ничего общего.[96]

«Предка птиц» находили много раз в разных местах, начиная с легендарного археоптерикса. Этих «первоптиц» регулярно находят с 1861 года.[97]

Но после находок американского палеонтолога Шанкра Чаттерджи в 1984 известны ископаемые останки то ли птиц, то ли высокоорганизованных пресмыкающихся возрастом 225–210 млн. лет. «Протоависы» даже больше похожи на современных птиц, чем археоптерикс.[98] Другие древнейшие птицы, явно не родственники первым двум группам, – названы энанциорнисами (Enantiornithes), то есть «противоположными птицам»[99] – так они не похожи на всех остальных.

Конфуциусорнис

Из верхней юры или нижнего мела северо-восточного Китая известна необычная птица конфуциусорнис (Confuciusornis sanctus – святая птица Конфуция).[100] Уже известно несколько тысяч экземпляров, в том числе полных или почти полных скелетов вместе с отпечатавшимся оперением.

А ведь это речь только о летающих птицах. Есть еще такие существа, как страусы. Давно выдвинута гипотеза, что страусы, и громадные хищные птицы-фороракосы Южной Америки, и подобные фороракосам птицы Австралии – прямые потомки динозавров.

На первый взгляд, совершенно невероятно, чтобы огромные птицы были прямыми потомками динозавров. Но ведь все их черты налицо: двуногие, с клювами, бессильными верхними конечностями… страусы, в том числе и австралийские страусы эму, и казуары Новой Гвинеи, и нанду Южной Америки.

А есть еще и нелетающие приморские птицы-пингвины. Появились они на континенте Гондваны – на той ее части, которая оказалась слишком близко от Южного полюса и начала обледеневать.

Долгое время уважаемые коллеги спорили в основном о том, кто же является «настоящим» предком всех птиц. Пока не стало очевидно: «авизация» пресмыкающихся – яркий пример параллельной эволюции сразу многих и разных групп. Сегодня спорят в основном о том, какие клады можно выделить внутри грады покрытых перьями теплокровных существ.[101]

В общем, говоря об эволюции, надо всякий раз учитывать многократность и многовариантность возникновения на Земле любой группы существ, находящейся на одном уровне сложности. В каждой граде – разные клады. В каждой кладе – разные грады. Ни рыбы, ни земноводные, ни пресмыкающиеся, ни птицы, ни млекопитающие – не потомки одной популяции предков. Это уровни эволюции, к которым может вести не одна какая-то ветвь, а разные эволюционные стволы.

До сих пор к вопросам происхождения человека не применяется представление о многократном и многовариантном возникновении на Земле разумного существа, создающего материальную культуру. В классической палеоантропологии утвердилось представление об эволюционном единстве человечества. Эта идея считается одновременно и «единственно научной», и «политически правильной». А идея о происхождении людей от разных предков априорно объявляется «политически некорректной». Ведь теорию полигенизма использовали зловещие и страшные «немецкие фашисты»![102] В кабинете Гитлера висел портрет Вейденрейха!

Вопрос – что нас интересует больше? Научная истина или политическая пропаганда?

Если первое, то логично задать вопрос: является ли человечество кладой или градой? В первом случае, человек – потомок одной популяции предков. Во втором случае сапиентизация – это уровень эволюции, к которому может вести не одна какая-то ветвь, а разные эволюционные стволы.

Это необходимо обсуждать, потому что очень для многих ученых эволюция «должна» иметь один ствол, а понятие грады применительно к человеку и его предкам им не очень понятно и даже неприятно: ассоциируется с нацизмом (именуемым фашизмом) и всеми приписываемыми ему «ужасами».

При обсуждении некоторых положений этой книги один уважаемый коллега недовольно заметил:

– У тебя эволюция похожа на десятиколесный велосипед!

Автор книги назвал бы эволюцию скорее «велосипедом с произвольным количеством колес».

Эволюция, в том числе эволюция человека, – отнюдь не движение по заранее намеченному маршруту, в котором лидеры заранее кем-то выделены и отмечены. Это скорее осторожная прокладка пути методом проб и ошибок, во время которого многие пробуют идти в нужном для всех направлении, но проходят разные отрезки пути.

У кого эволюция быстрее?

Логически рассуждая: чем больше проходит поколений, тем больше накапливается изменений. Потому генетики так любят плодовую мушку дрозофилу: у нее поколения сменяются так быстро, что легко изучать наследственность во всей ее красе.

Продолжая логически рассуждать, муха дрозофила должна эволюционировать быстрее, чем крупные млекопитающие, но вот факты: особых изменений у мушки не произошло за десятки миллионов лет.

И вообще «в плейстоцене состав крупных млекопитающих менялся неоднократно и резко, тогда как из 2000 видов насекомых, известных из тех же условий, вымершими считаются только около 30».[103] Из этого А. П. Расницын делает вывод о «несостоятельности чисто генетического подхода к эволюции».[104]

Ведь «с уменьшением плодовитости и ослаблением общей элиминации (то есть смертности представителей вида – прим. А. Б.) скорость эволюции не уменьшается, а растет».[105]

Правда, объяснить это можно и вполне «генетически»: чем сложнее организм, тем больше признаков передается новому поколению от папы и мамы. А ведь есть еще такая штука, как мутация: при передаче признаков от папы – мамы к потомству появляются признаки, которых нет ни у папы, ни у мамы. Чем всех признаков больше – тем больше изменений. Потому и получается: надо изменяться? Сложные виды изменяются больше и быстрее.

Но в любом случае, чем сложнее форма жизни, тем быстрее она эволюционирует. При том, что продолжительность жизни индивида растет, а значит, за единицу времени и поколений протекает меньше.

Но, конечно, при этом и «негенетические» процессы надо учитывать, в том числе информационные. Мало того, что более высокоразвитые организмы эволюционируют быстрее примитивных, по принципу: «кто умнее – тот быстрее развивается». Виды и популяции заставляют друг друга все активнее включаться в информационные процессы.

Обучаясь новому, виды становятся страшными конкурентами для всех остальных. По крайней мере для тех, кто занимал похожие экологические ниши. Всякое проникновение животных с более высоким уровнем развития нервной деятельности на территории, где таких высокоразвитых животных еще не видали, создает экстремумы для местной фауны.

Вот как человек, например. Вечно он создает необходимость быстро развиваться и для других видов, и для других популяций самого же человека.

Скачкообразная эволюция

Ученые XIX века считали, что эволюционные процессы идут очень медленно. И что в ходе этих процессов весь материнский вид постепенно превращается в дочерний. Отсюда и идея «переходных звеньев», промежуточных существ: их тоже должно быть очень много.

Палеонтологов первой половины XX века огорчало, что переходных звеньев практически не находят. Креацианисты тоже очень радуются, считая – это свидетельствует о неизменности видов.

Но к середине XX века выяснилось: новые виды, и даже более крупные таксоны, – например роды и семейства, – чаще всего возникают с очень большой скоростью. На небольшой территории, попав в экстремальную ситуацию, часть предкового вида оказывается выбитой из привычной экологической ниши. И быстро, за считанные несколько поколений, превращается в другой вид. Первоначальное число особей этого нового вида – считанные тысячи, чуть ли не сотни особей. Потому и трудно найти «переходные звенья»: их число очень невелико.

В геологической летописи сохраняются кости лишь ничтожного числа представителей каждого вида. Если таких особей много, сотни тысяч и миллионы, то и попадать в геологические слои и сохраняться они будут чаще. А немногочисленные животные, которые существовали недолго, на небольшой территории, могли вообще в геологическую летопись не попасть.