Усадьба - Мэри Пирс

– Ах, Мартин! Сколько же ты истратил? Что скажет отец, когда узнает?

– Не беспокойся об отце. Я за все отвечаю, пока он болен.

– Ты внезапно стал очень смелым.

– Жаль, что не раньше.

– Ты привез лекарство?

– Оно там, в свертке. Доктор написал, как нужно принимать.

Мартин вышел из дома, чтобы разгрузить уголь. Он принес часть его в дом, остальное, прикрыв, оставил в куче на земле. Затем он почистил телегу, чтобы в ней опять можно было возить камень для часовни. Утро было сухим, но как только он вошел в дом, начался дождь.

Прежде чем сесть завтракать, он зашел поговорить с отцом, который, поев немного, сидел, опираясь на подушки. Цвет его лица стал немного лучше, но дыхание было все таким же трудным, и Мартин содрогнулся, услышав, как хрипят легкие его отца.

– Отец. Мне очень жаль, что ты так болен.

– Да? – хрипло спросил Руфус. Он скептически посмотрел на сына. – А… может быть… ты… доволен? – Ужасное хрипение в горле. – Где… мои… деньги? – спросил он.

– Они пока останутся у меня, вдруг мне нужно будет купить еще что-нибудь? И кроме того, доктор сказал, что пока ты так себя чувствуешь, то я глава семьи.

– Тебя это устраивает, правда?

– До тех пор, пока ты не выздоровеешь.

– Часовня, – шепотом сказал Руфус. – Тебе… придется… работать… одному… Ты сможешь?

– Да, я справлюсь. Старайся не волноваться. Думай только о том, чтобы выздороветь.

– Ты хороший мальчик. Я полагаюсь на тебя.

Руфус закрыл глаза и уснул.

Хотя болезнь и была очень серьезной, он поправился без особых осложнений, во-первых, потому что от природы был крепок, частью же оттого, что за ним заботливо ухаживала Нэн. К счастью, ни она, ни Мартин не заразились. Они только очень уставали, потому что приходилось часто вставать ночью к отцу. Мартин был уверен, что все кончилось благополучно благодаря советам доктора, которым они неуклонно следовали.

В хижине теперь было постоянно тепло, потому что они все время топили. Занавеска, которая разделяла комнату, была убрана, чтобы мог свободно циркулировать воздух, а маленькое окошко было постоянно открыто. Доктор Уайтсайд одобрил все это. Он навещал их каждый день, и уже к четвертому или пятому посещению нашел Руфуса значительно окрепшим, температура у него была почти нормальной.

– Думаю, что через день или два вы уже сможете вставать и сидеть у окна. Но вам не следует выходить на улицу и переутомляться. Сердце у вас еще не в полном порядке, вам нужен покой в последующие три или четыре недели, по крайней мере.

– А что такое с моим сердцем?

– Болезнь дала осложнение на него.

– Но это пройдет?

– Это зависит от вас, мистер Кокс, если вы хотите услышать мой совет. Но я знаю наверняка: еще одна зима в этом доме – и у вас может случиться еще одна пневмония, которая может закончиться для вас печально.

– Вы говорите откровенно, молодой человек?

– Но вы ведь это предпочитаете?

– Я люблю, когда говорят прямо. Если вы считаете, что мне стоит поберечься, что ж, так тому и быть.

– Вы разумный человек, мистер Кокс, и вы должны быть счастливы, что у вас такие сын и дочь, которые так ухаживают за вами.

– Да, они хорошие дети, оба. Я счастливый человек, как вы уже сказали.

К удивлению своих детей Руфус в последующие недели выказал покорность, принимая помощь, когда она ему требовалась, но все-таки стараясь избавить их от хлопот. В течение дня, оставаясь с Нэн, он сидел у огня, читая старые альманахи. Позже, почувствовав себя лучше, он делал кое-какую несложную работу: колол щепки для огня, чинил кожаные перчатки, которыми он иногда пользовался, работая в каменоломне. Иногда он разговаривал с Нэн, когда та занималась домашней работой, но ему нечего было особенно сказать ей, он ждал, когда с работы вернется Мартин.

– Ну, как твои дела? Ты не забыл про известь? А как с водой? Мне кажется, что настало время открыть другой бочонок.

– Все хорошо. Этим утром приходил мистер Уилкинсон. Похоже, он всем доволен. Он говорил, что тебе не стоит беспокоиться о том, чтобы все закончить к Пасхе. Он сказал, что тебе нужно выздоравливать. Но я полагаю, что все будет готово в срок. Завтра я буду делать дверную перемычку и надеюсь, что скоро подведу все под крышу.

– О, твои дела идут хорошо, – сказал Руфус. – Это огромное облегчение для меня – знать, что, пока я болею, работа не стоит на месте. Но тебе, наверно, трудно, сынок, делать все одному.

– Это неважно, – сказал Мартин. – Меня это не беспокоит.

По сути, ему нравилось работать одному на строительстве часовни в Роуэлл-Кросс. Ему нравилась независимость. Он много работал, ему хотелось все закончить к Пасхе. Он знал, что отец будет очень доволен. Да и заказчик тоже. Но главное – он сам будет доволен собой.

Тем утром он был в каменоломне с первыми лучами солнца, собираясь грузить на телегу перемычку двери часовни. Перемычка была большой и тяжелой: десять футов длиной, один фут толщиной и два с половиной фута шириной. Она весила, по крайней мере, тонну с четвертью. Чтобы поднять камень, в лебедку нужно было впрячь Биффина.

Мартин начал с того, что передвинул камень на подъемные цепи, затем, собрав концы их вместе, продел крюк в кольца, другие концы он привязал к хомуту Биффина, который стоял спокойно, ожидая команды Мартина.

– Хорошо, Биффин. Стоять! Теперь, осторожно… Вот так.

Старая лошадь двинулась с места, потянув за собой цепи. Он взял лошадь за хомут, начиная понукать ее.

– Осторожно! – говорил Мартин. – Вот так. – Мартин старался избежать резкого рывка, чтобы не вырвался крюк, когда натянутся цепи. – Тихо, осторожно! Ну! Вот так.

Лошадь, давно привыкшая к этой работе, тянула медленно и непрерывно, перемычка поднялась в воздух. Мартин опытным глазом прикинул вес, опять крикнул лошади:

– Теперь стой, Биффин! Стой, мой мальчик! Лошадь остановилась, Мартин опять посмотрел на железный крюк. Держит хорошо, подумал он и отошел за телегой, подвел ее и установил под раскачивающейся перемычкой.

Камень был на восемнадцать дюймов длиннее, чем телега, его следовало уложить так, чтобы эти восемнадцать дюймов были сзади, где с телеги была снята задняя стенка. Мартин был уже готов укладывать камень, но вдруг увидел, что старый крюк начал открываться. Одновременно он услышал тихое скрежетание цепей.

Придерживая камень обеими руками, он тихонько окликнул лошадь – обычным голосом, чтобы не испугать ее.

– Теперь назад, Биффин. Осторожно назад. Вот так. Биффин послушно подал назад, камень начал медленно опускаться.

– Тихо, Биффин. Тихо, мальчик.

Направляя камень, он взглянул наверх и увидел, что крюк открывается дальше, медленно, но неуклонно, как будто у него была своя собственная воля. Потом, совершенно внезапно, камень накренился в его сторону, затем приостановился, но лишь на мгновение. Инстинктивно он налег на него, стараясь оттолкнуть его от себя. И тут открылся крюк, цепи распались и перемычка рухнула на телегу, поломав боковые стенки и вдребезги разбив ось. Мартин стоял рядом с телегой и, не успев отступить назад, упал на спину. Его нога попала под проломленную ось и ее придавило между лодыжкой и голенью. Он почувствовал, как все его тело пронзила острая боль. Сознание затуманилось; он чувствовал, что проваливается в темноту; но потом он услышал голоса и смутно увидел, что над ним склонились отец и сестра.