Головоломка для дураков. Алый круг. Семеро с Голгофы (сборник) - Патрик Квентин

Его внушительная фигура с огромным чувством собственного достоинства несла себя к двери. Я поспешил вслед и почти заставил его себя заметить.

– Добрый день, доктор Ленц, – произнес я любезнейшим тоном.

Он вынужден был задержаться и с улыбкой покорно отозваться на приветствие.

– А, это вы, мистер Дулут. Рад видеть, что вы решили немного заняться спортом.

Я тоже улыбнулся.

– Не могли бы вы уделить мне немного времени?

Директор бросил едва уловимый взгляд на часы у себя на запястье.

– Разумеется, мистер Дулут. Но вот только вы до сих пор сильно разгорячены, и вам не следует стоять здесь на сквозняке. – Неподражаемо божественным жестом он указал на открытую дверь приемной для посетителей. – Давайте зайдем туда.

Он провел меня в комнату и плотно закрыл за собой дверь. Его серые глаза смотрели на меня с добродушным спокойствием.

– Доктор Ленц, – я предпочел сразу перейти к сути дела. – Пару дней назад вы сказали, что я могу оказаться вам полезен. По вашим словам, вы ощущали, что в лечебнице действует некая подрывная, враждебная сила.

Его лицо слегка омрачилось.

– Да, я, конечно же, помню об этом, мистер Дулут.

– Так вот, мне удалось выяснить некоторые вещи, о которых, по моему мнению, вам следует знать. – Меня несколько сбивала с толку необходимость выдерживать его пристальный невозмутимый взгляд. – Похоже, мистеру Лариби действительно угрожает опасность. Каким-то образом вся цепочка безумных событий – даже смерть Фогарти – ведет к нему.

– Но почему у вас сложилось такое впечатление, мистер Дулут? – спросил он мягко.

И я поведал ему, не упомянув лишь о завещании, обо всех происшествиях, которые непосредственно касались финансового магната. О тиканье в его спальне и о том, как обнаружил потом в его кармане секундомер, о голосе брокера во время прогулки, о предупреждении духов, переданном через Фенвика, и о записке, которую мы с Геддесом нашли в его книге.

По мере того как я переходил от факта к факту, Ленц лишь кивал головой, не сводя при этом взгляда с моего лица. У меня возникло не слишком приятное ощущение, что его больше интересовала моя личная реакция на события, чем инциденты как таковые.

– Обо всем этом мне уже доложили, мистер Дулут, – сказал он, дослушав до конца. – Обо всем, кроме эпизода с запиской, найденной вами и Геддесом. Но меня это нисколько не удивляет. Мне показывали и другие подобные записки.

Само по себе его спокойствие поражало меня.

– Да, но как вы это можете объяснить?

– Мистер Дулут! На протяжении двадцати пяти лет я ежедневно, чтобы не сказать – ежечасно, сталкивался с вещами, которых не мог понять. И если вы полагаете, что все эти загадочные факты каким-то образом прямо связаны с ужасной смертью Фогарти, то чувствую необходимость сообщить вам, что я лично о них думаю. Мне представляется, что все случаи, о которых вы упомянули, могут иметь относительно простое объяснение. – Я был изумлен, что, видимо, отразилось у меня на лице, потому что он добавил с отечески покровительственной улыбкой: – Раз уж вы стали нашим доверенным лицом, мистер Дулут, я преподам вам элементарный урок психиатрии. Не в моих привычках нарушать врачебную этику, обсуждая своих пациентов, но обстоятельства действительно крайне необычные, а доктор Морено считает, что вы чрезмерно тревожитесь из-за всего этого. Учитывая ваше состояние, для меня важно избавить вас от повода для любых тревог.

Его слова вызвали у меня ощущения мальчишки, который с непозволительным упрямством пытается лезть в дела взрослых мужчин.

– Вы совершенно правы, мистер Дулут, когда утверждаете, что все эти предостережения кажутся направленными против Лариби, но вы забываете о другом человеке, фигурирующем в этой истории.

– Вы имеете в виду мисс Браш? – спросил я резко. – Ей тоже угрожает опасность?

Доктор Ленц погладил бороду, и я заметил в его глазах проблеск лукавства.

– Нет, мистер Дулут, я вообще не считаю, что опасность грозит кому бы то ни было. Однако упоминание о мисс Браш в этих сообщениях значительно упрощает нашу задачу как медиков. – Он снова выглядел совершенно серьезным. – Боюсь, что мистер Лариби в последнее время начал демонстрировать все симптомы шизофрении. А это всего лишь научный термин для обозначения раздвоения сознания. Раздвоения между реальностью и иллюзией. Подверженная иллюзиям часть его мозга говорит ему о том, что он женится на мисс Браш. Это безобидно и даже полезно, поскольку отвлекает его от мыслей о мнимых финансовых проблемах. Но вот здоровая и не лишившаяся здравого смысла часть сознания подсказывает ему, что молодые женщины опасны – они слишком охочи до его денег. И получается, что здоровая часть ума предостерегает его от собственных иллюзий. Он сам себе пишет записки, подсознательно вовлекая во все это других пациентов. Вполне вероятно, что он разговаривает сам с собой вслух, а такой человек, как мистер Фенвик, случайно услышав подобный монолог, способен воспринять его как предостережение от духов и сообщить об этом публично, замыкая тем самым порочный круг. Вы же не раз видели, мистер Дулут, что происходит, если бросить в воду камень. Начинают расходиться круги, вода не пребывает уже в прежнем спокойном состоянии. И многие из описанных вами вполне тривиальных происшествий, по моему мнению, имеют схожее происхождение.

– А случай с секундомером? – спросил я, все еще ни в чем не убежденный.

– И это тоже, мистер Дулут, относится к проявлениям одного и того же заболевания. Для пациентов с симптомами мистера Лариби вполне типично воспринимать собственные действия за происки других людей. Он знает, что по нашему нынешнему с ним финансовому договору лечебнице достанется крупная сумма денег, если будет установлено его полное и окончательное безумие. И это знание порождает у него идею, будто кто-то сознательно стремится свести его с ума. А отсюда всего один шаг до следующей стадии, когда в целях доказать реальность своих иллюзий он начинает сам создавать доказательства. Он мог, например, взять секундомер из хирургического кабинета, напугать себя им, а вскоре уже начисто забыть, что все проделал собственноручно.

Доктор, как обычно, сумел заинтересовать меня познавательной лекцией, но не смог до конца склонить на свою сторону.

– Но ведь есть еще и многое другое, – настаивал я.

Пришлось рассказать ему о мисс Пауэлл и о ее красноречивом заявлении о хирургических ножах. Теперь мистер Ленц действительно слегка обеспокоился.

– Признаюсь, этот факт озадачил меня, мистер Дулут, но с чисто профессиональной точки зрения. Вы только что подтвердили высказанное мной ранее опасение, что происходящее в лечебнице может самым пагубным образом отразиться на других пациентах. Вот и миссис Пауэлл никогда прежде не разговаривала сама с собой, хотя ее склонность к воровству совсем не новость.

– Что верно, то верно. Она воровала и прежде, причем прямо у меня на глазах, – пришлось согласиться мне.

– Мисс Пауэлл страдает клептоманией. Это умная и в высшей степени культурная женщина, но одержимая импульсивной страстью к воровству. Причем ею движет вовсе не корысть. Она крадет вещи без всякой выгоды для себя и прячет их. И она, разумеется, тоже личность легко внушаемая. Вы или я могли бы предложить ей украсть что-нибудь, и она, скорее всего, так бы и поступила. Таким образом, по временам недуг заставляет ее импульсивно красть вещи, а потом, вполне возможно, она, сама того не сознавая, начинает говорить о своих поступках вслух, что вы и услышали.

– Если я вас правильно понял, вы не видите в происшедшем ничего из ряда вон выходящего? – спросил я. – И вы не считаете возможным, что кто-то может пускать в ход гипноз, месмеризм или нечто в этом роде?

Исполненный странного магнетизма взгляд доктора Ленца снова притянул к себе мои глаза.

– Месмеризм, мистер Дулут, – это совершеннейшая чепуха, сенсационности ради придуманная для салонных игр и сюжетов до нелепости фантастических романов. Что касается гипноза, то он всего лишь является иным термином для описания случаев повышенной внушаемости. Иногда он имеет ценность как метод терапии, если необходимо выяснить нечто, спрятанное глубоко в подсознании пациента. Но нельзя впадать в ошибку, полагая, что с помощью гипноза можно заставить человека нарушить свои фундаментальные моральные принципы и заставить его совершить акт насилия, если только склонность к насилию изначально не заложена в индивидууме.

Я почти готов был выпалить ему все о том, как некий голос работал над внушаемостью Айрис, стараясь воспользоваться ее укоренившейся неприязнью к Лариби, но что-то меня вовремя удержало.

Воспоминание о ее бледном и грустном лице возникло в моем сознании, как и мольба: «Вы не должны ничего рассказывать доктору Ленцу. Он может тогда запереть меня в палате. Даже работать мне не разрешит…»