Жизнь и труды св. Дионисия Великого, епископа Александрийского - Свящ. А. Дружинин

Св. Дионисий не упоминает о тех бедствиях, какие пришлось перенести ему самому во время этого гонения, но из рассказа его видно, что положение всех александрийских христиан было весьма опасно. Александрия похожа была на город, находящийся в руках неприятелей. Христианам нельзя было выходить из города ни днем, ни ночью; на всех улицах и переулках города постоянно раздавались крики: кто не хочет произносить нечестивых слов, того немедленно схватывать и сжигать живым. Несмотря на то, что страшная угроза немедленно приводилась в исполнение, христиане охотно жертвовали своим имуществом и своей жизнью. «Я не знаю, — замечает св. Дионисий, — отрекся ли до сих пор от Господа хоть кто-нибудь, исключая только разве одного, который попал в руки язычников».[429]

Тяжесть положения христиан увеличивалась еще вследствие того, что гонение это не было мгновенной и случайной вспышкой язьгческой черни против христиан. Начавшись целым годом ранее гонения Декия, т. е. в конце 248 или в начале 249 г., гонение языческой черни продолжалось несколько месяцев и прекратилось только тогда, когда в Александрии вспыхнуло восстание и междоусобная война в среде самих язычников. Если эта война произошла не вследствие распрей из-за дележа награбленной у христиан добычи,[430] а вследствие гражданских неурядиц, возникших по случаю смерти императора Филиппа, убитого в Вероне в середине 249 г., то продолжительность гонения определится временем не менее полугода. Последнее общепринятое мнение представляется более вероятным уже потому, что, по свидетельству самого св. Дионисия, гонение на христиан, воздвигнутое языческой чернью, продолжалось «довольно долго» (έπιπολύ).[431]

Занятые своими распрями, александрийские язычники на некоторое время оставили христиан в покое. Конечно, пребывание в городе, волнуемом враждебными партиями, не могло быть вполне спокойным, и бедствия, причиняемые язычниками друг другу, необходимо становились, по выражению св. Дионисия,[432] уделом христиан; но по крайней мере прекратились жестокие неистовства черни над христианами, и они немного отдохнули. Впрочем, это относительное спокойствие было предвестником еще более жестокой грозы, скоро разразившейся над всем христианским миром.

Преемником императора Филиппа, благосклонно относившегося к христианам, был Декий, ознаменовавший свое непродолжительное царствование (249-251) одним из самых жестоких гонений на христиан. Причины и подробности этого гонения, простиравшегося на всех христиан Империи, настолько выяснены и общеизвестны,[433] что мы можем ограничиться здесь изложением тех сведений, какие под непосредственным впечатлением от этого гонения сообщает сам св. Дионисий в посланиях к Фабию Антиохийскому, к Домицию и Дидиму и в послании против Германа.[434]

В первом из этих посланий св. Дионисий рассказывает, что уже одно известие о вступлении на престол нового императора распространило между александрийскими христианами великий страх перед надвигающимися бедствиями. Если в других областях перемена правления вызывала тревожные опасения потому, что уже около тридцати лет христиане этих областей наслаждались миром, то в Александрии христиане имели случай составить себе понятие о том, чего можно было ожидать от язычников при враждебном для христиан правительстве. Появившийся вскоре императорский эдикт, по словам св. Дионисия, «почти осуществил тот самый ужас, о котором предсказал Христос, якоже прельстити, аще возможно, и избранный» (Мф. 24, 24). Текст этого эдикта не сохранился до нашего времени, но о содержании эдикта можно судить по тому действию, какое он произвел на александрийских христиан, и по тем мерам, какие предпринимались исполнителями указа в отношении к христианам. Угрозы и требования эдикта оказались страшнее неистовств языческой черни и вызвали падение немалого числа верующих. Среди христиан были люди знатного происхождения, лица, состоявшие на государственной и общественной службе, а также люди, обладавшие значительным состоянием. Видное общественное положение всех этих лиц затрудняло для них уклонение от исполнения требований императорского эдикта; мало того, оно как бы обязывало их предупредить предписания местной власти добровольным изъявлением готовности исполнить требования эдикта. И вот, по словам св. Дионисия, «многие из людей знатнейших от страха сами спешили исполнить повеление императора, других, занимавших общественные должности, вынуждали сделать это сами их занятия, иных приводили близкие к ним лица». Явившихся называли по именам, и «они приступали к нечистым и скверным жертвам. Одни приходили к жертвенникам бледные от ужаса, как будто им предстояло не жертву принести, но самим сделаться жертвами, закалаемыми в честь идолов. Присутствовавшие при этом толпы язычников смеялись над ними, так как ясно было, что они боятся и вкусить смерть, и принести жертвоприношение. Другие смелее приближались к жертвенникам, самой смелостью стараясь показать, что они и ранее не были христианами». Печальный пример знатных и богатых христиан увлек и других верующих. Но не все они обнаружили одинаковую готовность к исполнению императорского эдикта. Многие старались спастись бегством; у иных доставало мужества на перенесение темничного заключения в течение нескольких дней, но затем они отрекались, не дождавшись даже представления на суд; некоторые перенесли довольно много пыток, но не отваживались на перенесение новых, более утонченных мучений. Такое же действие произвел императорский эдикт и в других городах Империи: св. Киприан почти в тех же самых подробностях описывает падение многих христиан в Карфагене тотчас по получении императорского эдикта.[435]

Но в Александрии, как и в Карфагене, было немало и мужественных христиан, сделавшихся дивными свидетелями царства Божия и оставшихся непоколебимыми среди самых ужасных мучений. Первым из них был старец Юлиан. Страдая подагрой, он не мог ни стоять, ни ходить. Его привели к судье вместе с двумя слугами, переносившими его с места на место. Из слуг один тотчас отрекся от Христа, а другой, по имении Кронион.'а по прозванию Евний, вместе с Юлианом твердо исповедал веру во Христа. Их посадили на верблюдов и провезли по всей Александрии, подвергая беспрерывным бичеваниям. За городом мученики были сожжены на сильнейшем огне в присутствии всего народа. Раздражение язычников против христиан было так велико, что один из воинов, по имени Вис, защищавший Крониона и Юлиана от неистовства черни, когда их вели на костер, был схвачен, отведен на место казни и усечен мечом. Другой христианин, по происхождению ливиец, а по имени Макарий, оказался достойным своего имени и получил блаженство, обещанное Господом всем гонимым Его ради: судья не мог склонить его к отречению от Христа самыми настойчивыми увещаниями, и мученик был сожжен живым. Ту же участь потерпели свв. Епимах и Александр. Долгое время они томились в заключении, перенося тысячи различных пыток. Но ни бичевания, ни терзания тела железными когтями не могли поколебать их мужества, и утомленные палачи сожгли их живыми. Не пощажены были и женщины. Одна из пострадавших в это гонение мучениц, св. дева Аммонария потерпела от судьи самые изысканные мучения, так как наперед объявила, что не произнесет требуемых судьей слов. Несмотря на самые жестокие пытки, она оставалась непреклонной, за что и была отведена на место последнего наказания, род которого не обозначен у св. Дионисия. Три другие святые исповедницы, старица Меркурия, многочадная Дионисия, любившая детей своих не более Господа, как замечает о ней св. Дионисий, и другая Аммонария были усечены мечом, не приняв других мучений: пример первой исповедницы убедил проконсула в бесполезности новых мучений и заставил его опасаться постыдного поражения от христианских женщин. К правителю были приведены еще три египтянина, Ирон, Атир й Исидор, и с ними пятнадцатилетний мальчик по имени Диоскор. Сначала правитель обратился к Диоскору, предполагая, что его, как самого юного из приведенных на суд христиан, легче склонить увещаниями или принудить к повиновению пытками. Но Диоскор не уступал ни увещаниям, ни угрозам тирана. Его не могли поколебать даже жестокие пытки, которым подвергнуты были его взрослые спутники, скончавшиеся на его глазах, подобно многим другим мученикам, на костре. Мужество пятнадцатилетнего отрока, выдержавшего такое ужасное зрелище, вызвало всеобщее удивление, и правитель, пораженный спокойными и мудрыми ответами юного Диоскора, отпустил его, сказав, что жалеет его молодость и дает ему время на исправление. «Этот богоугодный Диоскор, — прибавляет к своему рассказу св. Дионисий, — и теперь находится с нами, ожидая более продолжительной борьбы и более высокого подвига».