Жизнь и труды св. Дионисия Великого, епископа Александрийского - Свящ. А. Дружинин

Св. Дионисий узнал о несогласиях, возникших в Римской церкви, вскоре после избрания Корнилия. Новый епископ по существовавшему в то время обычаю уведомил о своем избрании св. Киприана и, как можно с вероятностью предполагать, предстоятелей других важнейших Церквей того времени, Фабия Антиохийского и св. Дионисия Александрийского. Но в то же самое время получены были в этих Церквах и вышеупомянутые письма, переполненные клеветами на св. Корнилия, где ему ставились в вину вымышленные преступления и особенно крайне снисходительное отношение к падшим.[472] Можно думать, что подобное послание получено было от Новациана и принявших его сторону римских исповедников и св. Дионисием. По прочтении посланий той и другой стороны св. Киприан без всяких колебаний склонился на сторону св. Корнилия. Св. Дионисий также не замедлил возвысить свой голос против нарушителей церковного мира, желая в самом начале подавить опасный раскол и склонить верующих к миру и единению. С этой целью, как можно думать, и написаны были св. Дионисием три послания — одно к римским исповедникам, благосклонно относившимся к расколу Новациана и к защищаемому Новацианом мнению о непринятии падших в общение, и два к римским братьям — «О мире» и «О покаяния».[473] Послания эти не сохранились до нашего времени. Но весьма вероятно, что в послании к римским исповедникам, св. Дионисий, подобно Киприану,[474] склонял римских исповедников к единению с Церковью. Что же касается посланий к римским братьям «О мире» и «О покаянии», то, судя по заглавию, св. Дионисий в этих посланиях писал римским братьям, разделившимся на две партии сторонников Корнилия и Новациана, о необходимости примирения друг с другом через признание законным епископом одного Корнилия и убеждал соединиться с Корнилием и Церковью тех римских братьев, которые отделились от нее вследствие козней Новата и Новациана. Вместе с тем он доказывал им, что покаяние может заглаживать и самые тяжкие преступления, не исключая идолослужения, чего не признавали Новациан и его последователи.

В то время как св. Киприан и св. Дионисий своими посланиями старались подавить возникший в Риме раскол, Новациан сбросил с себя личину бескорыстного защитника церковной дисциплины и усилил раскол незаконным посвящением своим во епископа Римской церкви. Поддерживаемый Новатом и посланиями исповедников,[475] Новациан хитростью склонил трех епископов рукоположить его во епископа Римской церкви и не постеснялся высказывать явные притязания на Римскую кафедру. Подобно св. Корнилию, он особыми посланиями известил о своем посвящении предстоятелей Карфагенской и Александрийской церквей. Несмотря на то, что при рукоположении Новациана было употреблено насилие над епископами, Новациан, желая представить свой неблаговидный поступок в более благоприятном свете, продолжал утверждать, будто сам он не желал епископского звания, но был против воли вынужден принять посвящение. Но если предстоятели некоторых Церквей поверили лживым уверениям Новациана, то не были обмануты св. Киприан и св. Дионисий. Первый не счел даже нужным отвечать Новациану и уведомил Корнилия, что он не только не признал Новациана законным епископом Рима, но не позволил даже прочитать публично присланное им письмо.[476] Но кроткий епископ Александрии, получив от Новациана послание, в котором последний слагал вину раскола на некоторых братьев, будто бы насильно заставивших его принять сан епископа, сделал попытку примирить Новациана с Церковью. С этой целью он отправил ему небольшое письмо, весьма ясно характеризующее мягкий характер и миролюбие Александрийского епископа. Вот что читаем мы в этом письме: «Дионисий Новату[477] брату желает здравия. Если ты против воли доведен был до этого (т. е. до принятия епископского сана), как ты говоришь, то можешь доказать это возвращением (в Церковь) по своей воле. Все надлежало претерпеть, чтобы только не разделять Церковь Божию. Перенести мучение ради того, чтобы не разделить Церковь, было бы не менее похвально, чем пострадать за отказ от жертвоприношения идолам, а по моему мнению, первое мученичество было бы даже выше второго. Там человек претерпевает мучение только ради одной собственной души, а здесь ради всей Церкви. Если бы ты даже и теперь убедил или принудил братьев прийти к единомыслию, то заслуга твоя была бы более вины, и вина не вменилась бы, а заслуга вызвала бы похвалы. Если же ты не в состоянии достигнуть этого вследствие неповиновения братьев, то по крайней мере старайся спасти свою собственную душу. Желаю тебе сил для мира о Господе».

Трудно было в более мягкой форме указать римскому пресвитеру на неискренность заявлений его о том, будто он недобровольно сделался епископом. Св. Дионисий пишет Новациану не как предстоятель одной из важнейших Церквей христианского мира, имеющий право повелевать и осуждать, но как человек, руководимый только искренней заботой о всеобщем благе и горячо убежденный в том, что в тяжкие времена гонений охранение внутреннего мира и единения между верующими должно составлять первую и главную заботу всех пастырей Церкви. Чтобы как-нибудь не обидеть честолюбивого Новациана, Александрийский епископ не отказывает ему ни в имени брата, ни в христианских благожеланиях, хотя и того и другого удостаивались только люди, не прервавшие общения с Церковью. Он даже удерживается от наименования себя епископом, чтобы не оскорбить Новациана, не имевшего права на это наименование.[478]

Несмотря на крайне умеренный и снисходительный тон увещаний Александрийского епископа, благожелательное послание его к Новациану не достигло своей цели, и честолюбивый пресвитер продолжал сеять раздор, всюду рассылая своих послов и даже поставляя своих лже-епископов по областям и городам, где уже были законно поставленные епископы.[479] Более успеха имели два вышеупомянутые послания св. Дионисия к римским братьям и к римским исповедникам. Из послания Корнилия к Фабию, епископу Антиохийскому, мы знаем, что римские христиане недолго оставались на стороне Новациана и вместе с исповедниками возвратились в Церковь.[480] Послания св. Дионисия и св. Киприана раскрыли им глаза на этого человека, заботившегося не столько о благе Церкви, сколько об удовлетворении своих честолюбивых замыслов. Возвращаясь в Церковь, исповедники перед лицом нескольких епископов, пресвитеров и множества мирян покаялись в том, что «доверие к хитрому и зловредному зверю заставило их на некоторое время отложиться от Церкви».[481] А так как благосклонное отношение их к Новациану не только в Риме, но и в других местах склонило на сторону раскольников некоторых верующих, то римские исповедники не ограничились публичным покаянием в Риме, но особым письмом уведомили о своем возвращении в Церковь св. Киприана Карфагенского.[482] Можно думать, что и св. Дионисий получил от римских исповедников подобное же послание с уведомлением о возвращении их в Церковь. По крайней мере, и он, подобно св. Киприану, написал римским исповедникам еще два послания уже после того, как они возвратились в Церковь. Хотя Евсевий, упоминая об этих посланиях,[483] ничего не говорит об их содержании, однако можно предполагать, что в одном из них св. Дионисий приветствовал исповедников с возвращением в Церковь и выражал свою радость по поводу этого возвращения, как сделали это Римская церковь[484] и св. Киприан,[485] а в другом опровергал ложное мнение Новациана о том, что падшие не могут быть принимаемы в общение с Церковью.

Мы уже говорили, что в качестве предлога к расколу Новациан воспользовался снисходительным отношением Корнилия к падшим. Вопрос о принятии в Церковь тяжких грешников, виновных в убийстве, блудодеянии или в отречении от веры, еще при папе Каллисте решен был в том смысле, что все грешники могут надеяться на принятие в церковное общение, если понесут соответствующее проступку покаяние. Но и тогда некоторые были недовольны снисходительным отношением Церкви к кающимся грешникам и, отделившись от Церкви, образовали особое общество под управлением Ипполита.[486] Гонение Декия, сопровождавшееся падением значительного числа христиан во всех важнейших городах Империи, особенно в Карфагене и Александрии, снова обратило внимание христиан на вопрос о принятии падших. Падшие еще до окончания гонения просили о принятии их в церковное общение. Римский клир, управлявший Римской церковью после смерти Фабиана до избрания Корнилия, постановил оказывать снисхождение и давать мир тем падшим, которые находились в опасной болезни, угрожавшей им смертью, впрочем, под тем условием, если они «по совершении покаяния и чистом исповедании гнусности своих поступков слезами, вздохами и плачем показали признаки болезнующего и истинно кающегося духа».[487] Что касается остальных падших, то окончательное решение о них откладывалось до избрания нового епископа. О своих действиях и постановлениях римский клир сообщил в особых письмах карфагенскому клиру[488] и св. Киприану.[489] Св. Киприан, удалившийся, подобно св. Дионисию, из Карфагена на время гонения, также писал карфагенскому клиру, что падшие должны дожидаться наступлений мира в Церкви, когда можно будет сделать о них какое-либо постановление с общего совета.[490] Исключение сделано было только для находившихся в смертельной опасности: подобно римскому клиру, и св. Киприан разрешил принимать их в общение, не дожидаясь соборного постановления по вопросу о падших.[491] Когда гонение несколько ослабело, то и в Риме, и в Карфагене все падшие получили возможность примирения с Церковью не только перед смертью, но и ранее, под условием более или менее продолжительного и тяжкого покаяния. В Риме Корнилий вскоре после своего избрания принял в общение с Церковью одного пресвитера Трофима и павших вместе с ним верующих.[492] Когда же Новациан воспользовался этим случаем для решительного отделения от Церкви, то Корнилий созвал в Риме великий собор, на котором было до 60-и епископов. На этом соборе постановлено было отлучить Новациана и его сторонников от Церкви, а падших исцелять и врачевать средствами покаяния.[493] Такое же постановление сделано было и на Карфагенском Соборе 251 г. Хотя каноны этого собора и не сохранились до нашего времени в подлинном виде, однако из послания Киприана к Антониану мы видим, что на этом соборе относительно всех падших, не исключая и тех, которые не находились в смертельной болезни, постановлено было не отнимать у них надежды на принятие в общение и на примирение с Церковью, чтобы вследствие отчаяния они не опустились еще более и, не допускаемые в Церковь, не стали жить поязычески.' Вместе с тем, с целью предотвратить ослабление церковной дисциплины постановлено было «тщательно исследовать вины, побуждения и обстоятельства каждого в отдельности» и требовать от падших, ищущих общения с Церковью, продолжительного покаяния соразмерно тяжести проступка каждого из падших в отдельности.[494] Определяя различные степени виновности падших, св. Киприан в том же послании к Антониану пишет: «Не думай, любезнейший брат, что получивших охранительные записки (libellaticos) следует равнять с совершившими жертвоприношения (sacrificatis), если часто различны состояние и вина даже между теми, которые принесли жертвы. Не следует равнять того, кто тотчас охотно приступил к нечестивому жертвоприношению, и того, кто дошел до этого гибельного поступка после долгой борьбы, уступая необходимости, и того, кто предал себя и всех своих, и того, кто, сам решившись подвергнуться опасности за всех, исполнением пагубного дела предохранил от такой же опасности жену и детей и весь дом; того, который побудил к преступлению поселенцев или друзей своих, и того, который пощадил поселенцев и жильцов и принял под свой гостеприимный кров весьма многих изгнанных и убежавших братьев и таким образом представил и принес Господу живыми и невредимыми многие души, молящиеся за одну уязвленную».[495] Нет сомнения, что на Карфагенском соборе всем этим различным классам падших назначены были различные по продолжительности и тяжести виды покаяния.[496] Что касается больных, лежащих на смертном одре, то собор подтвердил прежнее распоряжение св. Киприана о немедленном принятии их в общение с Церковью.[497]Но теперь условием этого разрешения поставлено было искреннее раскаяние и сердечное сокрушение падших. Прощение обещано было только тем из них, которые еще до болезни обнаружили сердечную скорбь о своих преступлениях.[498] На случай выздоровления больных, получивших разрешение во время болезни, собор постановил признавать данное им разрешение действительным.[499]