Жизнь и труды св. Дионисия Великого, епископа Александрийского - Свящ. А. Дружинин

Сравнение постановлений Римского и Карфагенского соборов, св. Киприана и св. Дионисия о принятии падших в общение с Церковью убеждает нас во взаимном согласии предстоятелей Римской, Карфагенской и Александрийской церквей по вопросу об отношении к падшим. Но если на Западе постановления Римского и Карфагенского соборов значительно ослабили раскол Новациана, то на Востоке было еще немало сторонников строгого и сурового отношения к падшим. Перечисляя послания, написанные св. Дионисием по поводу раскола Новациана, Евсевий упоминает об обличительном или увещательном (έπιστρεπτική) послании к александрийской пастве; если предметом этого послания были раздоры и несогласия александрийских христиан, вызванные письмами Новациана и спорами о падших,[505] то можно думать, что и в самой Александрии находились люди, сочувствовавшие мнениям Новациана. Но еще более благосклонный прием эти мнения встретили в Антиохии и других восточных Церквах, особенно в тех, которые входили в состав Антиохийского диоцеза. К расколу Новациана был несколько расположен и епископ Антиохийской церкви Фабий,[506] несомненно имевший такой же авторитет в глазах епископов восточных Церквей, каким пользовались св. Дионисий в Египте, св. Киприан в северозападной Африке и Римские епископы в Италии. Что побудило Фабия склониться на сторону Новациана, с точностью решить трудно. Может быть, его, как и римских исповедников, привлекла мнимая ревность Новациана о чистоте жизни и о поддержании строго церковной дисциплины.[507] Возможно также, что благосклонное отношение Фабия к Новациану и защищаемому им мнению об отношении к падшим было следствием влияния на него со стороны Ипполита, еще при папе Каллисте заявившего себя сторонником строгой покаянной дисциплины.[508]

Как бы то ни было, открытое участие Фабия в расколе Новациана вызвало несогласия в восточных Церквах, и епископы некоторых Церквей приняли сторону Новациана. Необходимо было позаботиться о восстановлении мира и согласия между разделившимися Церквами. Эту благородную, истинно христианскую задачу взял на себя св. Дионисий. Без сомнения, с целью примирения враждовавших Церквей написаны были св. Дионисием упоминаемые Евсевием[509] послания к лаодикийским братьям, предстоятелям которых был епископ Филимидрис, и к братьям в Армении, где епископ был Мерузанис. Предметом этих посланий было покаяние, и можно думать, что в них, как и в посланиях о покаянии к египетским и римским братьям, св. Дионисий писал о силе и значении этого таинства как средства примирения с Церковью.

Но для окончательного подавления новацианского раскола на Востоке необходимо было отклонить от новацианских лжеучений епископа Антиохийского. С этой целью епископ Римский Корнилий написал Фабию несколько посланий, сообщая ему о действиях Римского собора и об образе мыслей епископов Италии, Африки и других западных областей. В особом послании Корнилий писал Фабию Антиохийскому об определениях собора, и сверх того отправил к нему еще одно послание о поступках и характере Новациана.[510] Св. Дионисий, со своей стороны написал Фабию одно очень обширное послание, заключающее в себе большую часть изложенных выше подробностей о событиях, случившихся в Александрии во время гонения.[511] Уже из самого рассказа св. Дионисия Фабий мог заключить, что при значительном числе падших неуместно было бы слишком суровое отношение к ним и отказ в примирении с Церковью даже под условием искреннего покаяния. Но чтобы еще яснее показать Фабию, как жестоко и несправедливо было бы со стороны пастырей Церкви лишать падших надежды на спасение, св. Дионисий ссылается на пример мучеников и исповедников, снисходивших к положению падших. «Эти божественные мученики наши, — пишет св. Дионисий в конце своего послания к Фабию, — восседающие ныне вместе с Христом, общники царства и участники суда Его, производящие вместе с Ним суд, принимали некоторых падших братьев, виновных в жертвоприношении идолам. Видя обращение и раскаяние их и полагая, что оно может быть приятно Тому, Который вообще не хочет смерти грешника, но ожидает его покаяния, они допускали и вводили их в свои собрания и делали их общниками в молитвословиях и трапезах. Итак, что вы, братие, посоветуете нам, — продолжает св. Дионисий, — в таком случае? Что нам делать? Остаться ли в согласии и единомыслии с ними, соблюсти их суд и их любовь и сделать добро тем, которых они миловали? Или признать их суд несправедливым, поставить самих себя ценителями их мнения, оскорбить милосердие и разрушить (установленный ими) порядок?»

Вопросы св. Дионисия самым ясным образом свидетельствуют о высоком уважении его к исповедникам и мученикам, и можно думать, что в Александрии при св. Дионисии принятие падших в общение мучениками и исповедниками ускоряло и облегчало для них примирение с Церковью. По-видимому, и здесь, как в Карфагене, существовал обычай просить у мучеников ходатайствовать перед епископом за падших и рекомендательных записок в пользу последних. Из выписанных выше слов св. Дионисия можно заключать, что этим ходатайствам мучеников и исповедников св. Дионисий придавал весьма важное значение. Может быть, это следует объяснять тем, что александрийские мученики и исповедники в своих отношениях к падшим не допускали таких злоупотреблений, какие подали св. Киприану повод советовать карфагенским исповедникам, чтобы они «внимательнее рассматривали поступки, дела и заслуги каждого, тщательно обсуждали роды и качества самых преступлений и поименно обозначали в своих свидетельствах тех, которых они сами видели и знают и покаяние которых находят более или менее удовлетворительным».[512] Однако и в Александрии общение падших с мучениками и исповедниками в молитвах и трапезах имело как бы частный характер и само по себе не давало права на участие в общественных молитвословиях и таинствах Церкви, хотя и побуждало епископов относиться к такого рода падшим более снисходительно. Допустить же к участию в молитвословиях и таинствах Церкви мог только епископ, и при всем своем уважении к мученикам и исповедникам св. Дионисий ясно дает понять, что публичное или церковное общение в строгом смысле этого слова обусловливается согласием или разрешением епископа. Но св. Дионисий не считал себя вправе оставлять без внимания желания мучеников и исповедников, тем более что последние ходатайствовали за падших и принимали их в своем собрании лишь после того, как видели «обращение и покаяние их». Благосклонное отношение мучеников и исповедников к падшим служило для него лучшим доказательством искренности покаяния и обращения падших. Считая покаяние главным условием для примирения падших с Церковью, св. Дионисий и в послании к Фабию, как во многих других посланиях, относящихся к этому периоду, много писал о покаянии,[513]конечно, с целью показать, что это таинство может открыть дверь спасения и для падших.

Чтобы окончательно поколебать в глазах Фабия ложное мнение Новациана о том, что для падших не может быть надежды на спасение, св. Дионисий рассказывает ему об одном чудесном событии, случившемся в Александрии. Здесь жил один благочестивый старец по имени Серапион. Он до самой старости вел безупречную жизнь, но во время гонения пал и из страха перед наказаниями принес жертву идолам. Не раз просил он потом простить совершенное им преступление, но все просьбы его были безуспешны, так как никто не принимал его и не ходатайствовал о нем.[514] Наконец, его постигла смертельная болезнь. В течение трех дней Серапион лежал в бессознательном состоянии, не произнося ни одного слова. На четвертый день он мало-помалу пришел в себя и, призвав своего внука, сказал ему: «Долго ли вы будете удерживать меня здесь? Поспешите и отпустите меня скорее; позови ко мне кого-либо из пресвитеров». Сказав это, он снова потерял дар слова. Мальчик побежал к пресвитеру. Между тем, была ночь, пресвитер сам оказался больным и не в состоянии был отправиться вместе с мальчиком. Но он знал о распоряжении св. Дионисия давать разрешение в грехах отходящим от жизни, если они будут просить о том, а особенно если они просили и ранее. Поэтому он дал мальчику часть Евхаристических Даров (της ευχαριστίας) с приказанием растворить ее в воде и влить в уста старца. Мальчик воротился с Дарами и не успел еще войти в комнату, как больной снова пришел в себя и сказал: «Ты здесь, сын мой? Пресвитер не мог прийти, но ты сделай скорее, что тебе приказано, и освободи меня». Мальчик исполнил его просьбу, и лишь только старец принял Святые Дары, как тотчас же испустил дух. «Не ясно ли, — прибавляет к своему рассказу св. Дионисий, — что Сам Бог сохранил его жизнь до разрешения во грехе и до того времени, когда, получив это разрешение, он смог получить награду за свои многочисленные добрые дела?»