Древо тем - Георгий Гуревич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лет двадцать назад я бы выбрал биологическое: продление жизни до тысячи лет, эликсир вечной юности. Но за эти двадцать лет я столько написал на эту тему… съехать с нее пора.
И я обрадовался, когда мне в голову пришла идея управления временем. Фантастично. Масштабно. Красочно. И желательно.
Ведь говорят: «Хуже нет – ждать и догонять». Несправедливо распределено время в этой жизни. У одних – завал, у других – цейтнот. Одни, лежа на кушетке, тоскливо взирают на календарь: «Ох, целых три недели до отпуска, проспать бы!» Другие, ероша волосы, лихорадочно листают учебник: «До экзамена одна ночь, всего одна ночь, а в голове глубокий вакуум, сверхглубокий…»
Как хорошо было бы, если бы в институтах, школах, учреждениях и просто на улицах, возле телефонов-автоматов были бы будочки с реостатом времени: одна – для томящихся ожиданием, другая – для догоняющих. В ожидальной будке время замедляется, часы прессуются в минуты, а в догоняльной – время ускоряется, минуты растягиваются в часы.
Допустим, осталось пять минут перед экзаменом. Студент забежал в будку, перечитал еще раз учебник, формулы подзубрил…
Ночной дежурный за восемь минут хорошенько выспался перед сменой.
Артист повторил роль… или новую выучил за минуту–другую, чтобы товарища заменить.
Заболевший лег в больницу для торопливых. Выздоровел за два–три часа.
Поэт отлучился от праздничного стола. Посидел в будке минуту–другую, сочинил экспромтом поздравительный мадригал.
Это все бытовые примеры. А разве в хозяйстве не с чем спешить?
Искусственные кристаллы. Они же месяцами растут. Как хорошо бы месяцы превратить в часы.
Новые породы выводят годами. Скрещивают, пробуют, выращивают, улучшают, размножают. А тут вывел, и через сутки сортовые семена, через двое суток бычки-производители.
Новое лекарство. Создано… и сразу проверено.
И чтобы ознаменовать успех – выдержанное вино. Густой пахучий нектар через неделю. Выдержанным вином я убедил колеблющихся. Очень нужно нам ускорение времени, очень!
3. СВАИ ДЛЯ ВОЗДУШНЫХ ЗАМКОВ
Ну хорошо, скажет читатель. Кристаллы, сорта, породы, лекарства, выдержанное вино за неделю – все это заманчиво… но обоснованно ли? Как управлять временем, вот в чем вопрос.
Собственно говоря, я – литератор – не обязан отвечать на такие вопросы. Я имею право сказать: «допустим»… допустим, черт с рогами существует; мое дело нарисовать его самой черной краской. Но мне не хочется пользоваться легковесным «допустим». Я принадлежу к старшему поколению фантастов, вышколенному дотошными рецензентами, укорявшими автора в неосуществимости фантазий, в надуманности выдумки.
Позже пришло другое поколение, полагавшее, что наука может все, но выдумки ученых – бедствие. Тут уж ничего обосновывать не требовалось. Хватало: «Допустим, на нашу голову ученые бюрократы…» Но я же пишу о стоящем открытии. Вообще в данном случае и невозможно ограничиваться бездоказательным «допустим». Я взялся изобразить, как делается подлинное открытие, я вынужден разобраться, что и как открывали мои герои. Нельзя же рассказать биографию Бора, не упоминая о модели атома Бора, или биографию Менделеева без менделеевской таблицы элементов.
Итак, нужно нам управлять временем: замедлять и ускорять.
Проблема замедления времени теоретически решена Эйнштейном. Согласно теории относительности время замедляется, когда растет скорость. В звездолете, летящем почти со скоростью света, секунды становятся длиннее земных часов, суток, лет и даже тысячелетий.
Но замедление не так уж волнует нас. Чтобы убить время, в конце концов можно заснуть. Сон наркотический, гипнотический, летаргический, гипотермический – вот вам и замедление.
Чтобы ускорить время, видимо, нужен какой-то другой процесс, противоположный разгону ракеты. Но как уменьшить скорость людей и предметов, неподвижно стоящих на Земле? Какую-то донулевую, мнимую скорость им надо придавать.
Мнимая скорость – это что-то мнимое.
Безнадежно?
Вспомним, однако, что в ускоряющемся звездолете не только время изменяется. Растет его скорость, растет, стало быть, энергия, растет масса…
Стойте, забрезжило что-то!
При замедлении времени энергия растет, и масса растет. Для ускорения времени энергия должна бы убывать, и масса тоже должна убывать.
Но масса может убывать и у неподвижного тела. Например, когда атомы соединяются в молекулы. И энергия при этом убывает, правда, ничтожно – на миллиардные доли, на стомиллионные…
Энергия выделяется и при ядерных реакциях. Тут уж масса уменьшается заметно: на тысячные доли.
Выделяется энергия, и когда сгущается газовая туманность, становится звездой. Вероятно, при этом уменьшается и масса: на миллиардные, миллионные, стотысячные доли. Все это за пределами измерений. Ни доказать, ни опровергнуть.
Что общего во всех этих процессах? Нечто соединяется, сплачивается, сближаются ядра, растет положительный заряд.
Стало быть, нужен некий аппарат, создающий положительный потенциал в тысячи раз более напряженный, чем внутри атомного ядра. Помещаем туда… неуспевающего студента: он теряет массу, 99% собственной массы, он становится крохотулечкой, мальчиком с пальчик, но время его ускоряется раз в сто… и за пять минут он успевает перечитать все шпаргалки.
Ну что ж, для построения сюжета достаточно. Открытие здесь описывается, а не защищается. Научные споры неуместны. Не диссертация – роман.
4. РОМАН В ДЕСЯТИ БИОГРАФИЯХ
И получится у меня роман со множеством главных героев, сменяющих друг друга. Этапы открытия – звенья цепи – эстафета гениев.
Эстафета! Цепь! Звенья цепи! На десять звеньев-этапов разбил я всю историю. Можно и больше, можно и меньше. Не в числе суть. Суть в том, что Москва не сразу строилась, и не один Юрий Долгорукий запланировал всю ее – от Боровицких ворот до кольцевой автострады.
Этап 1. Зарождение идеи.
В самом начале его – мечта. Естественно: главный герой – мечтатель. И естественно, он – зачинатель – далеко опережает свою эпоху. Заводит разговор об управлении временем раньше, чем Нужно, и гораздо раньше, чем Можно. Подумавши, с чистой совестью и с тяжелым сердцем, решил поселить я его в царской России. С «чистой совестью» потому, что талантов было не занимать в России. Вот и мой Иван Аникеев – талантливый самородок из глубинки, такой, как Ломоносов, Кулибин, Черепановы, Циолковский. А с «тяжелым сердцем» потому, что грустна была судьба этих самородков. Жили в стране с передовой научной мыслью и отсталой промышленностью. Отсталая промышленность удовлетворялась западными изобретениями, сама собой толкала передовую мысль на теоретизирование. И обречен был Аникеев на писание ходатайств о ссудах, на которые накладывались резолюции: «Отказать», «В архив», в лучшем случае: «Подготовить справку о состоянии исследований в Европе». Был обречен на писание статей о перспективах управления временем; в них изложено почти все, с чем столкнутся герои следующих ступеней. Мысленно, в уме Аникеев сконструирует схему развития темпоротехники на три столетия вперед. И триста лет, разбираясь в пожелтевших страницах, историки будут спорить, могли или не могли дойти статьи Аникеева до Жерома, Фраскатти и Яккерта. Это я называю фамилии героев следующих этапов.
Этап 2. Факты.
И герой, конечно, собиратель фактов, – парижский библиотекарь и библиофил Жером.
Полная противоположность Аникееву. У того – скудость книг, почтение к книге, долгие размышления над каждой строчкой. У Жерома – бумажное море, не вчитывание, просмотр. Листая том за томом, переплывая потоки книг, цитирующих и пересказывающих друг друга, Жером с трудом вылавливает один факт на триста страниц, одно самостоятельное суждение, хорошо еще, если самостоятельное.
И он решает собирать факты. Выписывает их, составляет картотеку. Тысяча, десять, сто тысяч карточек. Вот уже и карточек горы, нужен каталог, система к каталогу. Жером составляет системные таблицы, они напоминают менделеевскую. На таблицах видны границы знания, бросаются в глаза пробелы, каждое белое пятно – тема будущих открытий. Между прочим, получается возможность управления временем: и замедление, и ускорение.
Жером показывал эти таблицы, но не публиковал. Медлил. Ему нравилось копаться в книгах, коллекционировать факты… укладывать «в сундук, еще не полный…». И неохота было вступать в бой с академической наукой, глаза колоть упущенными открытиями.
А потом в Париж пришли гитлеровцы… Жером оказался в концлагере… а картотека пропала. Может быть, ее увезли, а может – сожгли. Столько людей гибло, где там карточкам уцелеть!
