Франклин Рузвельт. Уинстон Черчилль - Дитрих Айгнер

В общем, перед началом мирового экономического кризиса США были тем, чем считали их республиканские правительства Гардинга, Кулиджа и Гувера: ведущей экономической и финансовой державой мира с глобальными интересами в сфере торговли и капитала. Президент Кулидж был прав, когда в 1928 году констатировал, что американские инвестиции и торговые отношения находятся в таком состоянии, что почти невозможно представить себе где-то на земле какой-то конфликт, который нанес бы ущерб США. При таком положении вещей прежде всего удивительно то, что явное несоответствие между военным отсутствием и экономическим присутствием в Европе и Азии не воспринималось американскими политиками как опасный недостаток. Причина была в том, что экономическая политика стабилизации считалась одновременно самым благоприятным, основополагающим, а также достаточным средством обеспечения длительного мира. Однако, если даже некоторые политики время от времени могли сомневаться по поводу этого ограничения, то с момента отклонения Лиги Наций сенатом США было невозможно и внутриполитически проводить предупредительную союзническую политику. Американцы все больше приходили к убеждению, что для страны будет лучше, если она будет изолирована от всех войн Европы и Азии.

Параллельно с этим в США получило развитие популярное и хорошо организованное движение за мир, разоружение и против войн, которое в двадцатые годы охватывало, по оценкам, от 40 до 60 миллионов американцев. Уроки первой мировой войны не только укрепили мнение этих групп, что традиционная политика неприсоединения к союзам все еще является лучшей внешней политикой для США, но и привели к выводу, что нужно разоружаться, а войну как политическое средство вообще исключить. Вашингтонские договоры 1922 года и антивоенный пакт Келлога — Бриана 1928 года наконец стали осуществляться под давлением этого движения за мир и разоружение.

Однако единственное оставшееся средство заокеанского влияния в начале президентского правления Рузвельта не могло больше быть в его распоряжении, так как мировая экономическая система в период Великой депрессии развалилась. С 1929–1930 годов все государства без исключения реагировали мероприятиями, ориентированными на сиюминутные собственные интересы, которые, в конечном счете, разрушили с трудом восстановленную торговую систему. Повышение пошлин, пошлинные льготы, ограничение ввоза, экспортные премии, двусторонние соглашения по обмену, девальвация, вексельный контроль, расчетные соглашения стали самыми распространенными средствами борьбы во внешнеторговой политике, которые большей частью вывели из строя рыночные механизмы и лишили почвы американскую политику «открытых дверей».

Ироническим образом американская внешняя политика сама значительно способствовала такому развитию, потому что США (иначе, чем Англия в XIX веке) не были намерены практиковать требуемую другими государствами либеральную политику, и свой экспорт капитала и товаров связывали, в либеральном смысле этого слова, с противоречащей системе высокопротекционистской покровительственной таможенной политикой. Продолжительность и силу кризиса они объясняли большей частью тем, что США как первая экономическая держава мира ни до, ни после кризиса не имели намерения взять на себя роль гаранта мировой экономической системы.

Мировой экономический кризис, таким образом, еще раз значительно уменьшил сферу внешнеполитического влияния США, особенно в Европе и Азии. Поэтому при вступлении Рузвельта на пост в 1933 году США не могли ни политически, ни экономически оказывать существенное влияние на процесс развития в Европе и Азии. Кроме того, из-за распространенных изоляционистских настроений в народе не было и политических предпосылок для активной мировой политики. Американский народ ждал от Рузвельта преодоления кризиса в собственной стране, а не внешнеполитических экспериментов. Рузвельт не должен был надеяться, что в обозримый срок это изменится. Хотя он никогда не верил, что США могут изолироваться от мировой политики, ему приходилось под натиском событий проявлять непоследовательность. Он шел на уступки. Так, в период предвыборной борьбы он заявил в 1932 году под натиском прессы, что не хочет вести США в Лигу Наций. При вступлении на пост он обозначил экономико-политические приоритеты: прежде всего нужно было переходить к восстановлению развалившейся мировой торговли. Поэтому стоявшая уже некоторое время на международной повестке дня Лондонская всемирно-экономическая конференция в начале 1933 года не состоялась.

Изменившиеся политические условия в мире, отсутствие средств влияния во внешнеполитической области, концентрация сил на преодоление кризиса в собственной стране, возросшее в тридцатые годы сопротивление американцев политическому участию в делах за океаном, особенно в Европе, и противоречие между собственным интернационалистским убеждением Рузвельта и изоляционистскими склонностями большинства привели к тому, что во внешней политике Рузвельта прежде всего отсутствовала всеобъемлющая тема, хотя президент был очень точно информирован обо всех важных политических событиях, которые он отслеживал озабоченно и с живым интересом. В некоторых сферах Рузвельт продолжал довольно последовательно гуверовскую внешнюю политику, в других он ставил новые акценты.

Заявление Рузвельта в его вступительном послании о том, что он в мировой политике хочет настроить нацию на «политику добрососедства», уважения права и законов других государств, было благозвучной формулой, за которой только в политике по отношению к латиноамериканскому соседу последовали ограничительные действия. Хотя Рузвельт производил впечатление, словно эта политика его собственное изобретение, он просто по традиции продолжал начатое еще при Гувере стремление улучшить отношения с этими государствами путем отказа от военного вмешательства. После того как США еще летом 1933 года помогли свержению на Кубе левого социалиста доктора Рамона Грау Сан-Мартина, министр иностранных дел Кордел Халл к большому удивлению латиноамериканцев в декабре 1933 года на VII Панамериканской конференции в Монтевидео согласился с основными принципами, что ни одно государство не имеет права вмешиваться во внутренние и внешние дела другого государства. После конференции Рузвельт следовал этому курсу. В конце марта 1934 года США также отказались от своих интервенционистских прав на Кубе, как и в 1936–1939 годах в отношении Панамы. В 1934 году ушли последние морские пехотинцы из Гаити; таким образом, впервые за 20 лет в государствах Центральной Америки не стояли американские войска. Даже когда Мексика была намерена в 1938 году экспроприировать собственность всех иностранных нефтяных компаний безвозмездно, Рузвельт и Халл остались верны принципу военного невмешательства. Хотя эта политика подняла престиж Рузвельта в Южной Америке, но она мало что изменила по существу «янкифобии» центрально- и южноамериканских народов и в недоверии к преобладанию экономической гегемонии на Севере.