Двуликая луна - Татьяна Величкина

— Эй, молодежь! — вздрогнув, они посмотрели на источник громкого голоса. Фильм уже закончился и в зале ни кого не было, кроме пожилой билетерши, которая окликнула их, — нашли место лобызаться.

— Пойдем, — смутившись, Катя поспешила к выходу, ее одолевали противоречивые чувства, зачем я ему позволила, толком еще не успели пообщаться, дура, что он подумает, что я такая же доступная, как Наташка.

— Да постой же! — догнал ее запыхавшийся Сергей. — Как же ты быстро бегаешь.

Она вопросительно посмотрела на него, чувствуя, что со стыда готова провалиться сквозь землю.

— Ты самая хорошая на свете, — нашелся Сергей и, обняв ее уже не так робко, прижал ее к своей груди, потом, оторвав ее от себя, взял в ладони ее лицо и спросил, — я весь извелся, экзамены, чуть не завалил, у меня только один вопрос.

Еле заметно улыбнувшись, Катя прищурила правый глаз и лукаво посмотрела на него.

— И какой же?

— Да… или нет?

— В каком смысле? — она-то, конечно, понимала, что Сергей имеет в виду, но специально делала непонимающий вид.

— Ты… ты… будешь со мной встречаться? — в его глазах было что-то такое, что отказ был равносилен смертному приговору.

— А та ли я девушка, что нужна тебе? У меня противный характер, как меня называют, помнишь?

— Снежная королева, но ты совсем не похожа на нее, она холодная, злая тетка, — он коснулся носом ее носика, — ну вот опять, холодный нос. Пойдем к нам в общагу, посидим еще, чаю попьем, — ему так не хотелось расставаться с Катей.

— Нет, не хочу к вам, там ребята и… все такое…

— Ты не ответила, Катюша, — Сергей в упор посмотрел на нее, — у меня есть надежда, хоть маленькая?

— Только надежда дает нам силы преодолевать препятствия, даже если они кажутся неодолимыми, — улыбнулась Катя и, поцеловав его в щеку, сказала, что ей пора домой.

— А завтра… можно я тебе позвоню? — спросил он, чувствуя себя полным идиотом, потому что она уже отошла от него, — Катя, слышишь!

Она, обернувшись, помахала ему рукой.

— До завтра! — донеслось до него.

Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась за ближайшим домом. «До завтра», пронеслось у Сергея в голове, это значит, что она согласна, просто не может так вот сразу сказать «да». Сердце радостно подпрыгивало в груди и с легкой головой, он направлялся к себе. Она скажет да, обязательно скажет, я чувствую, что нравлюсь ей, она не из тех девушек, что искусно играют роль влюбленной, да и зачем ей это. Она очень искренна, по этому дала поцеловать себя в кинотеатре, просто немного стеснительная. А может, она никогда раньше не целовалась? Вот я дурак, какой, набросился тогда в первый день знакомства, наверное, по этому она так реагировала.

Он вспомнил ее горячие губы, которые трепетно отдавались ласкам поцелуя, и ему и ей, было действительно хорошо, так, что они не заметили окончания фильма.

Впервые за все время, Кате захотелось поделиться с матерью, и она с упоением рассказывала о том, что чувствует.

— Я не знаю, как мне быть, как вести себя?

— Это должно тебе сердце подсказать, пока, мне кажется, ты все делаешь правильно, — Марина Карловна нежно обняла дочь. — Когда я познакомилась с твоим отцом, мне тоже казалось, что я все знаю и понимаю, а все вышло так непонятно, что я до сих пор не знаю, почему он меня оставил.

— Так он не умер?! — Катя в упор посмотрела на маму.

— Нет, доченька, с ним все в порядке и было время, когда он очень хотел вернуться, но тогда я была похожа на маленького дикого звереныша обиженного на весь мир. В каждом мужчине мне виделся твой отец и я, возненавидев его, не хотела общаться ни с кем из них. Потом, я пыталась забыть, уговаривала себя, но у меня не получалось… — она заплакала и Катя, глядя на мать, почувствовала, как все сжимается в груди.

— Мамочка, почему ты никогда не говорила о своих чувствах, почему ты все держала в себе? Если бы ты мне рассказала, то тебе стало легче, я так хотела хоть что-нибудь узнать об отце. Знаешь, я очень нуждалась в нем, когда у всех моих подруг были папы, я с завистью слушала их рассказы о совместных прогулках и играх.

— Прости меня, Катенька, прости…

— Ты не должна просить прощенья, я все понимаю, просто, зачем надо было лгать о том, что отец умер?

— Сначала ты была слишком маленькой, а потом… потом я боялась, что ты не поймешь, но когда ты рассказала о Сереже, я поняла, что могу тебе все рассказать, ты… незаметно стала взрослой, как быстро идет время.

Катя налила из кувшина компота и, устроившись поудобнее, положила свою голову матери на колени. Ей стало жаль маму, и не понятно, почему ее жизнь не складывается.

— Мама, а какой он был мой отец, я ведь на него похожа?

— Да, — улыбнулась Марина Карловна, — ты очень похожа на него. Когда я его увидела, то мне стало не по себе, такой он был красивый и статный, как герой из фильма, подумала тогда я. Он был очень обходителен, столько знал, что мы могли часами разговаривать. Он приехал работать в Серёдкино, где мы жили раньше, с письмом от сына моей тети, сестры папы. Он тогда был врачом, хирургом. Твой отец был на много старше меня, если мне тогда было двадцать один, то ему, по всей, видимости, уже далеко за тридцать. Я как могла, хотела ему во всем помочь, тогда я не понимала, что влюбилась, ведь раньше я ничего подобного не испытывала, а он нарочно держался на расстоянии, будто чувствовал это. Когда он нашел себе жилье на самом конце деревеньки, я помогла ему обжиться на новом месте. Как сейчас помню, в доме Никольских, они уехали в Ангарск на постоянное место жительство, было все в ужасном запустении. С потолка свисала густая паутина, покрытая пылью, и везде она лежала таким слоем, словно в этом домике не жили лет пять минимум. Серо — желтые занавески на окнах, липкая от накопившейся пыли посуда. Я не хотела, чтобы он разбирал все сам, мне очень нравилось приводить его новое жилье в порядок. Дмитрий не ожидал, что такой запущенный дом, уже к вечеру будет сверкать от чистоты, и мне приятно было бы видеть в его глазах радость. Однако я не узнала этого, потому что одно обстоятельство помешало мне. Раскладывая его вещи, я нашла дневник, это были какие-то записи на иностранном языке. Дневник был в красивой коричневой обложке из крокодиловой кожи, как я узнала позже. Все эти записи были странными, особенно на последних страницах, где запись велась на русском языке и где я прочитала о какой-то операции, это было что-то не вероятное, похожее на фантастику. Но почерк был очень не понятным, и я не все могла разобрать, а потом, я все время озиралась по сторонам, боясь, что он войдет. Ты знаешь, я никогда не читала чужих писем и мне казалось, что я совершаю нечто плохое, запретное, но мне так хотелось узнать побольше о нем, а спрашивать обо всем я не могла, стеснялась.