Профессия — летчик. Взгляд из кабины - Илья Качоровский

И как бы в ответ на эти слова, в наушниках зашуршало, и недовольный голос моего начальника вдруг сказал совершенно неожиданное: «Старший с полигона передал, чтобы решение выполнять полет или нет, приняли вы сами. Еще раз подтверждает обстановку: облачность 2200-2300 м, видимость 5 км».

Да, при таком повороте дела, все как-то сразу стало выглядеть иначе, хотя обстановка осталась прежней и я уже доложил раньше, что готов выполнить задание. Но тогда я говорил — готов, а полечу или нет — должно было решить начальство. Сказал начальник лети — и у тебя уже никаких сомнений. Нужно просто выполнить приказ. А тут — решай сам. К этому я не был приучен. И тут-то законник уж было возликовал: «Ну, что я говорил? Доигрался! Одумайся пока не поздно, ведь червячок-то уже грызет». Да, червячок уже грыз, а после такого предложения укусил так, что больно стало. Но упрямец есть упрямец и он, пренебрегая всеми доводами «законника», опять опередил его, первым нажав на кнопку передатчика: «Выполнять задание готов, прошу разрешение на запуск».

Вот теперь мосты сожжены. Отступать некуда. И пусть точит червячок, к черту его! Я сейчас должен на глазах у всех сделать то, к чему так долго стремился, что так долго и, увы, безуспешно пытался доказать на словах.

Теперь представился случай доказать все на деле. И это вдруг вызвало такой прилив душевных сил, почти ликование... Скорее в воздух, пока не передумали, сейчас я... Стоп! А не кажется ли тебе, что такое настроение хуже «червячка сомнения»? Червячок потихоньку точит, не давая уснуть бдительности. Он настораживает, заставляет сосредоточиться, мобилизоваться, проявить все свое умение и выполнить задание хорошо и даже отлично. А вот шапкозакидательское настроение никогда и никого до добра не доводило. В таком случае мысли о предстоящем успехе полностью отключают тебя от целесообразной деятельности и вместо триумфа, которого так жаждал, может получиться полный конфуз, как у подпоручика Ромашова из «Поединка». Все это длилось те недолгие минуты, что прошли от моего доклада о готовности до команды руководителя полетов: «Двести четвертый, вам запуск».

Вот теперь все ясно. Нужно работать. И хотя нетерпение все еще владело мной, а скорее именно поэтому, я намеренно действую неторопливо и даже чуть замедленно. Нужно, пока я на земле, выполняя автоматически действия по запуску двигателя, привести себя в необходимое душевное состояние. Сбросить с себя и неуемные восторги, и лишние сомнения. Кроме того, нужно коротко все обдумать и внести корректив в действия, которые будут вытекать из необычной обстановки, сложившейся так внезапно. Собственно, с точки зрения технической, все остается прежним, только верхнюю часть маневра до поворота из перевернутого положения в нормальное выполнять, пользуясь только приборной информацией и действуя так, как это делал не раз на учебно-боевом самолете. В общем, действовать по тому плану, который разработал. Ведь главной остается задача, к которой готовился — бомбометание с кабрирования, а заход в облака — это эпизод, который не должен отразиться на качестве выполнения задачи. А все свои действия в предстоящем полете я подробнейшим образом продумал и изобразил на схеме, которая вычерчена на моем наколенном планшете. Хотя я и знаю эти действия на память, я время от времени буду посматривать на нее. Память, по крайней мере, моя не абсолютно надежная штука.

И вот я в воздухе. Страсти улеглись, осталось только то ощущение небольшого волнения, которое вызывается чувством ответственности. Такое состояние возникает у спортсмена, который сознает, что его результат не только дело собственного престижа, но очки в зачет команде; возникает оно, вероятно, и у актера, которому поручили ведущую роль. И я должен не просто показать свое умение, я должен утвердить авторитет нового самолета, продемонстрировать его высокие пилотажные и боевые качества. Такое волнение полезно. Его не нужно давить. Оно должно все время напоминать тебе, что действовать нужно предельно четко и точно. Нужно выжать из себя все, на что ты способен.

Впереди показался опорный ориентир. От него — боевой курс прямо на цель. А на боевом курсе все нужно сделать в установленном порядке на установленных местах. И, главное, ничего не упустить. Не выполнишь одну операцию, и все остальное, выполненное безукоризненно, будет зачеркнуто и потеряет смысл. Пока есть время, я еще раз смотрю на схему, что на наколенном планшете, и пробегаю взглядом по всем точкам, отмеченным соответствующими действиями: «доложить... включить... проверить». Все помню, все представляю: где, что и когда нужно сделать. Но опорный ориентир уже подо мной. Беру боевой курс и докладываю: «Я, двести четвертый, над опорным». Мне отвечают, что готовы принять меня и еще раз напоминают о фактических метеоусловиях. Подтвердив свою готовность выполнять задание, получаю «добро». Ну, теперь — нервы в кулак и все делать так, как не раз проиграл при подготовке к полету. Только тогда делал это закрыв глаза, чтобы мысленно представить картину полигона, а теперь нужно их открыть пошире, чтобы все видеть и ничего не упустить. Первое, что нужно обеспечить — точный выход на цель. Ведь до нее 20 км, а видимость 5. Но я знаю ориентиры, которые ведут к ней. Вот впереди закорючка лесного озера, нужно пройти по его левому краю, а затем следить за появлением реки, чтобы направить самолет на характерную излучину. Одновременно нужно установить необходимую высоту полета и скорость. Скорость уже близка к заданной, а высоту нужно установить как можно меньшую. И не только для того, чтобы был больший зрительный эффект (хотя на показе и это важно), а чтобы показать, как нужно действовать в реальной боевой обстановке. Вот я уже вижу излучину реки, теперь можно и прижаться к земле поближе: по направлению я иду правильно — на цель выйду. Скорость заданная, вот уже замелькали под самолетом вершины елей... Стоп. Дальше снижаться нельзя, иначе земля займет все внимание и не останется его на другие действия, а их еще много. Река, внезапно выскочившая из-за леса, уже подо мной, прошел над излучиной, теперь взгляд вперед — на цель. Вот она чуть правее курса. Доворот на нее и тут же — одно из главных действий — включить тумблеры сброса бомб. А как режим? — Заданный. Теперь — не опоздать с вводом в маневр. Ведь эта ошибка прямо влияет на точность бомбометания. Внимательно смотрю на землю. Вот цель ушла под фюзеляж, я ее не вижу, но мысленно ощущаю, как она перемещается. Еще мгновение... Пора! Энергично тяну ручку управления и передаю в эфир: «Маневр!» Теперь все внимание на авиагоризонт: не допускать появления кренов, следить, чтобы шкала тангажа вращалась с нужной скоростью. Но прежде проверить перегрузку по акселерометру, а затем опять на авиагоризонт. Вот шкала на мгновение замирает, а силуэт самолета начинает крениться, это подходит вертикальный участок маневра. Ручку на мгновение остановить: авиагоризонт здесь не может показывать крен — его показания неопределенны, а шкала тангажа дошла до упора и пойдет обратно. Силуэт самолета покачался из стороны в сторону, затем рывком перевернулся вверх ножками, а шкала тангажа пошла обратно с прежней скоростью. Теперь можно верить авиагоризонту снова. Исправить крен и все внимание тангажу. Сейчас подойдет та точка, при которой нужно сбросить бомбы. Как можно точнее, ни раньше, ни позже. Вот сейчас... Рывком нажимаю гашетку. Все! Для того чтобы попасть в цель, все сделано. Бомбы ушли и повлиять на их полет я уже не в состоянии. Но работа далеко не окончена. Маневр еще не завершен, да к тому же я уже вошел в облака и нужно сделать безукоризненно то, из-за чего и возникли сегодня те события, которые предшествовали полету.