Снега метельные - Иван Щеголихин

Интереснее других читал доцент Беспалов, анатом, ху­дощавый, смуглый, и по всеобщему мнению, красавец мужчина, однако «не-при-ступ-ный», как говорили сту­дентки, любит только свою анатомию.

«Посмотрим!»— решила Ирина.

В один прекрасный день Беспалов читал лекцию об органах движения и, чтобы оживить тему, решил прове­сти эксперимент.

— Для того чтобы вы лучше представили, что такое центр тяжести и равновесие, я позволю себе прибегнуть к вашей помощи.

Ирина сидела в первом ряду, прямо напротив кафед­ры, и Беспалов попросил ее подойти к нему.

— Вам нетрудно будет нагнуться и поднять с пола бу­мажку?— предупредительно спросил доцент.

Ирина повела плечом.

— Я занималась гимнастикой.

— Отлично.

Беспалов попросил ее стать вплотную к стене, каса­ясь ее спиной и пятками, положил перед ней на пол лис­ток бумаги и попросил поднять его. Ирина, не скрывая самодовольной улыбки, ловко нагнулась и... упала голо­вой вперед, боднув доцента в живот и хватаясь за полы его пиджака. Беспалов придержал ее за плечи.

— Благодарю вас, иллюстрация удалась вполне,— сказал он без улыбки, неизменно корректно и, выждав, когда студенты перестанут смеяться, пояснил результат, не обращая больше никакого внимания на Ирину.— Как видите, стена помешала перемещению центра тяжести, и человек потерял равновесие.

У Ирины весь день горели щеки. Она была оскорбле­на, возмущена тем, что доцент выставил ее на посмеши­ще всем, да к тому же еще сильно схватил за плечи. Какой заботливый! И без его помощи, слава богу, она удержа­лась бы на ногах!

В отместку она решила больше не ходить на его лек­ции. Всю неделю копила решимость, распаляла себя — не пойду, не пойду, пусть знает!— а потом вдруг перед самой лекцией трезво подумала: «Да ведь он и не заме­тит моего отсутствия. Сидят перед ним человек двести амфитеатром, все в белых халатах, на одно лицо. Он да­же фамилии моей не знает...»

Она пошла на лекцию, заняла свое место в первом ряду и все два часа смотрела на него прямо и придирчи­во. Как всегда, он аккуратно, если не сказать по-пижон­ски, одет, сорочка наглажена, очередной новый галстук. Руки у него сухие, пальцы длинные, и на тыльной сторо­не кисти темные волоски.

Ирина вздохнула — не к чему было придраться. Тем более, что в институт, об этом все давно знают, он приез­жает на собственной «Победе».

На зачет по остеологии («Пошли сдавать кости»,— говорили студенты) не явилась лаборантка, и Беспалов пригласил в кабинет Ирину.

— Пожалуйста, помогите мне,— очень любезно по­просил он.— Задача для вас нетрудная — записывать фа­милию студента, выдавать билет и проставлять номер. Сможете?

— Смогу,— улыбнулась Ирина. И добавила со зна­чением:— Только сегодня, надеюсь, я не рухну к вашим ногам.

— Нет, нет, что вы!— притворно возмутился он. И тут же добавил:—Теперь моя очередь.

Ирина вспыхнула, и чтобы скрыть смущение, отвер­нулась, разглядывая кабинет. Он показался ей похожим на средневековую келыо — из-за черепов. Узкая длинная комната с одним окном в дальнем конце, а обе стены, справа и слева, разлинованы стеллажом, а па полках расставлены не книги, а черепа, виском к виску, желтые, бурые, белые. Ирина слышала, что коллекция черепов Беспалова уникальна, он собирал ее много лет, готовясь к защите диссертации.

Во время зачета, а длился он часа четыре, Беспалов был любезен с Ириной, хотя и говорил с ней мало и не позволил ни одного живого, так сказать, слова —только по делу.

«Хоть бы улыбнулся,—досадовала Ирина.— Ведет себя так, будто это я сама к нему сюда напросилась...»

Помня о том, что в конце концов ведь и ей придется тянуть билет и отвечать, Ирина с напряженным внимани­ем слушала ответы студентов. Она уверена была, что не засыплется, ответит не хуже других, но ей хотелось при­думать что-нибудь такое-этакое, удивить его, раззадо­рить, показать ему, что хотя он и доцент, а вот не вла­стен над ней, студенткой. Захочу, отвечу, а захочу не стану отвечать. «Я утомилась, знаете ли, у вас здесь душно, мозги расплавились...»

Вот и вышла последняя студентка. Ирина подобра­лась, приготовилась к поединку и выжидательно посмот­рела на Беспалова.

— Устали, конечно,— участливо проговорил он.— Вы мне очень помогли, спасибо. Где ваша зачетка?

Такого поворота Ирина не ждала, растерялась, молча подала зачетку. Да и что скажешь в таком положении: дескать, не надо мне никаких скидок, дайте билет, все честь по чести? Принципиально, да глупо. Бестактно, по меньшей мере, так ей казалось.

Он поставил зачет, расписался и даже поколыхал слегка ее зачетную книжку, услужливо выжидая, пока просохнут чернила, затем подал книжку Ирине.

— Спасибо... Я могу идти?

Он не ответил. Было уже поздно, за окном темнел скорый декабрьский вечер. Ирина понимала, что делать ей здесь больше нечего, пора уходить. Но ей не хотелось уходить, не хотелось — и все! И потом она еще кое-чего не выяснила. Кое-чего...

Беспалов, как это делают люди после долгого сиде­ния на одном месте, прошелся по кабинету, делая мед­ленные, длинные шаги, разминаясь.

— Интересное время — студенчество, не правда ли?— Похоже, он настроился поболтать. Раньше Ирина дума­ла, что ему лет тридцать пять, не больше, но сейчас он устал и выглядел на все сорок.— Вы дома живете или в общежитии? А-а... Так-так... За трамваем студент бежит волком, в трамвай ломится медведем, а едет зайцем.

Он не улыбнулся, но явно рассчитывал на ее улыб­ку — как-никак шутка.

— Но это же старо, боже мой!—Ирина расхохота­лась.— Как вы отстали от жизни.

Он все еще оставался доцентом, никак не хотел заме­чать в Ирине женщину. Ей хотелось поиграть с Беспало­вым, пошалить.

— Зачем вам такая громада черепов? Как вы их соби­рали? Бульдозером, наверное?

Наконец-то он рассмеялся, и потом начал рассказы­вать довольно живо и интересно о наиболее ценных, с его точки зрения, экспонатах.

— Воо-он тот мне покажите, пожалуйста,— попроси­ла Ирина, показывая пальцем в самый дальний угол.

Беспалов приставил к стеллажу зеленую, похожую на саранчу, стремянку, легко поднялся, потянулся за чере­пом. Ирина увидела его импортные, редкого узора носки и снова с досадой подумала, что даже к носкам его не может придраться. Почему-то ей хотелось именно при­драться к чему-нибудь.

Он подал ей шершавый череп, пожелтевший, навер­ное, не за одно столетие, протянул ей так, как обычно подают цветы — медленно, благоговейно.

— Какой-то человек жил, думал, мечтал. Может быть, учился, и тоже медицине, со смертью боролся,— проговорила Ирина, глядя в пустые глазницы. Ей стало грустно...

В институтском подъезде он предложил подвезти ее на своей машине.

Ирина плохо помнила, о чем они говорили дорогой. Ей хотелось пошалить, и она шалила, а потом расхоте­лось, и она перестала. Но обратила внимание на то, что Беспалов ловко ввернул в свою речь что-то насчет своей холостяцкой жизни. Вроде бы к месту сказал, как будто мимоходом, просто так, но сказал дважды, это точно. Однако принимать это за намек Ирине не хотелось, она сегодня устала. В конце концов, он мог сказать об этом, просто заполняя промежуток в своей болтовне,— надо же развлекать попутчицу, если взялся везти.

На следующую лекцию по анатомии Ирина собира­лась с особой тщательностью, сходила в парикмахер­скую, дома долго маячила перед зеркалом, примеряя бе­лый халат и накрахмаленную шапочку. В аудитории за­няла свое обычное место, но перед самым звонком вдруг разволновалась и на глазах у всех неожиданно пе­решла в последний ряд.

«Человек потерял равновесие»,— вспомнила она лек­цию о центре тяжести.

С галерки она пристально следила за Беспаловым, уверенная, что он ее не видит. Заметил ли он ее отсутст­вие в первом ряду? Сегодня он острил и отвлекался от темы больше обычного. Возможно, так ей показалось, она ведь не считала количество его острот на прежних лек­циях. Просто на него нашло вдохновение.

Заметил или не заметил? Ирина избрала утешитель­ный для себя вариант: заметил, но сделал вид, что ему безразлично. Из аудитории он вышел, как всегда, пря­мой, надменный, не обернулся.

«Бог знает, что ты о себе возомнила. Да он уже забыл про тебя! Мало ли у него всяких-разных, таких вот мимо­летных встреч со студентками. Чего ради он должен именно тебя выделять из числа всех?..»— думала Ирина, а в глубине, в самой глубине сознания шевелился чер­тик: а кого же еще, если не меня? Не может такой вос­питанный, такой умный человек говорить каждой встречной и поперечной о своей холостяцкой жизни.

Воспитанный, деликатный, человек науки... Так он и вел себя с ней, воспитанно, деликатно, и нечего горо­дить семь верст до небес. Она помогла ему во время за­чета, он ее поблагодарил, довез до дома. Воспитанно, де­ликатно, все чин чином. А если ты сама втюрилась в доцента Беспалова, так нечего его винить. Не ты первая, не ты последняя, в него весь курс влюблен. «Ишь, цаца какая самонадеянная!..»