Большой круг - Мэгги Шипстед

– Наверное, мы никогда не узнаем.

Это и был второй раз. Возможно, устроив цирк с Джонсом, я хотела ткнуть носом именно Алексея.

Дом добродетели

Миссула

Март 1929 г.

Через полтора года, после того как Мэриен отстригла волосы

День выдался теплый, и разлилось ощущение – даже не звук – скрытого таяния, невидимых ручейков под снегом. Река, не замерзавшая посередине, узкой черной полосой текла между широкими белыми берегами.

Но вечером город опять стиснуло, он затвердел. Над горами, обещая снег, нависли облака.

Развозной грузовик, боковушки которого рекламировали «Хлеб и пирожные Стэнли», с грохотом пересек железнодорожное полотно довольно далеко от центра. Сидевшая за рулем Мэриен на низкой скорости ехала по обледеневшей колее, проложенной другими колесами, уверенно выруливая, когда машина начинала скользить. Ей нельзя застрять в снегу или грязи, ей вообще нельзя привлекать к себе внимание, она необычный развозчик – четырнадцатилетняя девочка, вымахавшая, как иной взрослый мужчина, но тощая, в комбинезоне, овечьем тулупе, связанном Берит коричневом кашне и кепке, низко надвинутой на короткие волосы. Полиция, получив свое, оставила ее в покое, однако неосмотрительность не могла привести ни к чему хорошему. Она развозила хлеб и пирожные, да, но кроме того спрятанные в корзинах под фирменными упаковочными тряпками мистера Стэнли бутылки.

Бутылки стали решением.

Когда она отстригла волосы и ее можно стало принять за мальчика (вместо речи гугня, голова опущена), фермеры иногда брали ее как дешевую рабочую силу, но на сборе яблок и отпиливании тыквенных стеблей много не заработаешь. Работа в библиотеке, где она расставляла книги на полки, приносила еще меньше. Все, что она могла придумать, дабы раздобыть необходимые деньги (например, открыть автомастерскую), не годилось для четырнадцатилетней девочки, сколь угодно смелой.

Однажды, отработав на ферме, сгорев на солнце, с болью в руках она лежала на веранде, и в ней шевельнулось слабое воспоминание. Калеб как-то продал винокуру в конце долины пустые бутылки. Он получил достаточно, чтобы на много недель обеспечить себя леденцами, однако работа показалась ему тяжелой и нудной. «Не буду я рыться в мусоре для этого старого кретина», – буркнул тогда Калеб. А Мэриен могла и порыться.

Винокура звали Забулдыга Норман. Она знала, где его хижина и сарай, в котором он держал свое хозяйство. Гуляя по лесу, слышала запах горячей браги. И, собравшись с духом, постучала в дверь, открывшуюся со скрипом и явившую буйную седую шевелюру и бороду с испуганными, внимательными глазами по центру.

– Чего? – спросил Забулдыга, как будто она уже что-то сказала, а он не расслышал.

– Мистер, вам нужны бутылки? Я могу приносить бутылки, если вам надо.

Пожевав губами, он кивнул:

– Еще бы, мне всегда нужны бутылки.

Десять центов за галлон, пять за кварту, два с половиной за пинту. Она обшаривала проулки позади подпольных баров, хозяйственно-продуктовых лавок, аптек, копалась в городской свалке и на захламленных задних дворах у пьяниц. Заполняла мешки пустыми бутылками – зелеными, коричневыми, прозрачными. На некоторых были этикетки. Канадский виски «Премиум». Английский джин «Премиум». Скорее всего, подделки, напечатанные бутлегерами, но некоторые походили на настоящие, хоть пойло могло быть разбавлено водой и этиловым спиртом. Прежде чем залить в бутылки свою белую бурду, по-своему добросовестный Забулдыга отклеивал этикетки в кипятке. Мэриен обменивала мешки на купюры и монеты. В конце концов Забулдыга заявил ей, что ему пока хватит, и отправил к мистеру Стэнли, пекарю, который охотно купил ее припасы.

Как-то раз, пока она с грохотом доставала мешки из машины Уоллеса, мистер Стэнли стоял у заднего выхода своей пекарни и курил. (Он выпекал хлеб, варил отруби – запахи, само собой, смешивались, хотя у Стэнли винокурни были рассованы по всей долине.)

– Парень, тебе не хочется расширить дело? – спросил он.

– Всегда ищу дела, – ответила Мэриен. Небольшой приступ угрызений совести: – Но знаете, я не мальчик.

– Так там девочка? – мистер Стэнли наклонился и заглянул под козырек кепки. Сузившиеся глаза, облако дыма, мука на волосатых руках. Она не сомневалась, что он уже давно раскусил ее маскарад. – Ну что ж, ладно. Тебе не хочется расширить дело, девочка?

* * *

Перед тем как переехать железную дорогу, Мэриен побывала в шести домах, в клубе ветеранов, четырех ресторанах и у двух врачей. Сумеречное небо отяжелело от так и не выпавшего снега. На адресах она выдавала корзины: где-то только выпечку, где-то только алкоголь, а где-то и то и другое. Стучалась в двери, спускалась в подвалы, забирала деньги из укромных скворечников и дупел, оставляя там бутылки. Стэнли не позволял ей развозить по подпольным барам и придорожным кафе крупные партии, требовавшие больше изворотливости и времени, а кроме того, повышавшие риск ограбления. Он держал ее для мелких заказов. Висевший на шее кошелек медленно заполнялся купюрами и монетами; после каждой поездки она вручала наличные Стэнли, тот отсчитывал ей пару купюр, которые она приносила домой и складывала в одном из тайников во флигеле (книги с вырезанными страницами, кошель, прикрепленный снизу к сиденью стула). Стэнли не возражал против того, что она девочка. Остальные его развозчики воровали выпивку, пытались оттяпать бизнес. Мэриен нет.

Прошлым летом она заявила Уоллесу, что по достижении четырнадцати лет хочет бросить школу.

Они были в его мастерской, и дядя, отложив кисть, вытер тряпкой руки.

– Но почему, Мэриен? Многому нужно научиться.

– Хочу работать. Я уже развожу товары для мистера Стэнли.

Уоллес уселся в кресло, указав ей на другое.

– Слышал.

Он не спросил, что она развозит. Не хотел знать, хотя все равно уже знал.

– По закону я обязана окончить только восемь классов, и несправедливо, что ты все еще нас содержишь, хотя вовсе нас и не хотел. Я буду платить тебе хорошие деньги за стол и комнату.

Он сморгнул, как будто Мэриен, выведя его из гипнотического состояния, прямо под носом хлопнула в ладоши.

– Что значит – я вас не хотел?

– Ты поступил порядочно. Но не ты решил так жить.

– Неправда, Мэриен, вы нужны мне.

– Ты не хотел ответственности.

Он обвел взглядом неоконченные картины, мешанину из кистей и тюбиков краски. Машинально посмотрел на часы, словно надеясь, что ему пора на какую-нибудь мешающую разговору встречу.

– И как ты думаешь жить без образования? Вечно водить грузовик Стэнли?

Она говорила ему это тысячу раз.

– Я буду пилотом.

Уоллес приуныл.

– Все еще?

– Мне нужно накопить на уроки, но я буду платить тебе пять долларов за комнату и стол. Если нет, если у меня когда-нибудь кончатся деньги, я вернусь в школу.

Она не сказала, что уже просила всех пилотов в городе научить ее летать, но никто не взялся. Теперь в Миссуле за ярмарочной площадью имелся настоящий аэродром с небольшими ангарами и бензоколонкой.

Ее инструктор еще не появился, но появится. Она знала. Мэриен заметила, что посул пяти долларов в неделю вызвал у дяди интерес, но он только повторил:

– Пилотом… – Уоллес с минуту подумал, положив испачканные в краске руки на колени. – Я знаю, Мэриен, ты любишь аэропланы… Не хочу, чтобы прозвучало жестоко, но даже если ты научишься летать… Для чего? Хочешь, как жена Брейфогла, еле-еле сводить концы с концами? Состариться без дома, без детей, без опоры в жизни? Тот позер, ее муж – если они, конечно, женаты, в чем я сомневаюсь, – в какой-то момент удерет, и с чем она останется? Как ты думаешь, что будет с такой женщиной?

– Я должна стать пилотом. И стану вне зависимости от того, буду ходить в школу или нет.

– Тогда ходи в школу.

– Ты удрал, чтобы стать художником, хотя тоже было не практично.

– Тут другое.

– Почему же?

– Не глупи, Мэриен. Потому что я мужчина.

– Не переживай за меня. Никогда не переживал. Зачем начинать?

Уоллес посмотрел на свою картину: поросший выжженной травой холм, скученные облака.

– Если бы не появились вы с Джейми… – Он осекся, потом продолжил: – Да, может, иногда мне и хотелось не иметь груза ответственности, но так мне было бы хуже. Я пытаюсь сказать, здорово, что вы появились, здорово, что я отвечал за кого-то, хоть и не всегда… заботился. – Он вздохнул и, взявшись за переносицу, закрыл глаза. –