От НТВ до НТВ. Тайные смыслы телевидения. Моя информационная война - Андрей Норкин

С. Сорокина: Ваша точка зрения, Евгений Алексеевич, (…) в чем суть конфликта сегодня?

Е. Киселев: Понимаете, конфликт на самом деле не имеет никакого отношения к экономическим, финансовым вопросам. Конфликт этот сугубо политический. Что касается долга (…) задолженности, которая действительно существует у «Медиа-Моста» перед «Газпромом», эта задолженность нами признается. Да, мы действительно имеем задолженность в размере двухсот одиннадцати миллионов долларов. Замечу, эта задолженность была создана искусственно, когда «Газпром», еще до прихода туда Альфреда Рейнгольдовича, фактически заставили отказаться от той сделки, которая намечалась. Причем именно в конце марта, когда мы получили письмо… это было даже начало апреля, мы получили письмо за подписью господина Дубинина, который является заместителем генерального директора… точнее, председателя правления «Газпрома» по финансовым вопросам, в котором он как раз говорил о готовности «Газпрома» в счет этой задолженности получить от «Медиа-Моста» акции. Однако под давлением из Кремля эта сделка была разрушена. Искусственно возникла задолженность в двести одиннадцать миллионов долларов, которой после этого нас стали просто бить, как дубиной».

После вступления последовали подробности переговорного процесса. Евгений Киселев продолжал взывать к совести собеседника, вынуждая его признать факт политического давления на НТВ. В свою очередь Альфред Кох бодро отбивался пересказом этих самых подробностей, густо сдобренным цифрами и цитированием собственных собеседников. Возникало ощущение, что он рассказывает веселый анекдот:

«Е. Киселев: Альфред Рейнгольдович, вы неделю назад, находясь на переговорах с господином Малашенко, в гостинице «Парк Лейн»… Всю первую половину дня вы там провели в обществе господина Малашенко и господина Цимайло![7] А господина Лесина представлял его партнер по «Видео Интернешнл» господин Соболев. Так вот, вы же там прекрасно знаете, что вы говорили, что все упирается в вопрос политического контроля над НТВ. Ну разве нет?

С. Сорокина: Было такое?

А. Кох: Я рад, что вы подняли вопрос нашей встречи в среду. Я очень хочу подробно рассказать уважаемым телезрителям и здесь присутствующим, о чем происходила замечательная встреча. Господина Цимайло на этих переговорах не было. Он лечить зубы в Лондон ездил, поэтому не знает, о чем были переговоры. Был один господин Малашенко с вашей стороны. Господин Малашенко сделал страдальческое лицо и сказал, что сделка, по всей видимости, не получается. Я его спросил: «А в чем дело? Почему не получается?» – «Вот такое дело, у нас на двадцати пяти процентах в НТВ сидят наши израильские партнеры, которые в свое время нас здорово выручили, и мы хотя юридических обязательств перед ними не имеем, но тем не менее мы должны их выкупить». Я говорю: «Ну и сколько хотят ваши израильские партнеры?» – «Наши израильские партнеры хотят двести миллионов». Я говорю: «Ну замечательно! Мы вам платим триста, из них двести отдайте своим израильским партнерам». Тогда господин Малашенко еще более страдальческое лицо сделал и сказал, что, по всей видимости, ста миллионов на всю их компанию, включая господина Гусинского и т. д., не хватит. «Это мало, нам сделка становится невыгодной. Не могли бы вы, то есть «Газпром», заплатить еще двести миллионов нашим… израильским партнерам?» Я сказал, что сделка в этих условиях для нас становится абсолютно невыгодной. Еще двести миллионов мы платить не готовы, и задал ему вопрос: «А за триста? Тогда что? Если вы за триста?..» – «Тогда мы будем поднимать скандал и говорить о том, что «свобода слова», «кровавая рука Кремля», «шестое приложение». – «А если пятьсот – тогда не будете?» – «Если пятьсот – тогда не будем!»

Ответить на такое Киселев никак не мог. Это, возможно, удалось бы Малашенко, потому что Кох ссылался на него напрямую, но… Игорь Евгеньевич был в Америке. Киселев попытался прицепиться к упоминанию «шестого протокола» и стал развивать эту тему:

«Е. Киселев: Хоть вы не государственный служащий, но все-таки эти переговоры вы вели под чутким руководством Михаила Юрьевича Лесина. Кстати, подключились вы, Альфред Рейнгольдович, к этим переговорам тогда, когда они уже были на завершающей технической стадии. А поначалу Михаил Юрьевич действовал отдельно. Вот документ этот привез Лесин из Кремля! Уж кто его там писал – Волошин или кто-то еще – это я не знаю…

С. Сорокина: А чья была инициатива писать? («Протокол № 6». – А. Н.)

Е. Киселев: Ну как?.. Инициатива была обоюдная… Нужно же было зафиксировать гарантии того, что Гусинского опять не посадят в тюрьму! А для нас, я повторяю, эти переговоры, вот по поводу этого контракта, так называемого «соглашения от 20 июля», были переговорами об освобождении заложника. Я напомню еще раз. Об этом говорилось, и я еще раз напомню, что Гусинский за сутки… точнее, за полтора суток до подписания документа сделал заявление в присутствии юристов, в котором говорил, что «в настоящее время на меня оказывается давление со стороны официальных лиц Российской Федерации с целью принудить меня к совершению сделки по продаже по заведомо заниженной цене принадлежащих мне акций и долей в холдинге «Медиа-Мост», входящих в него иных компаний. Официальным представителем Российской Федерации, понуждающим меня к совершению сделки, выступает министр Лесин»… Я делаю купюры, просто чтобы короче сказать, а то (…) я чувствую, вам не терпится меня прервать, Светлана! Так вот: «Считаю необходимым заявить, – пишет Гусинский, – что данная сделка совершается мной по принуждению, без моего добровольного согласия. Поэтому любые документы, соглашения и контракты, подписанные мною в ее исполнение, не имеют законной юридической силы и не могут служить основанием для отчуждения принадлежащих мне акций!»

В этот момент в дискуссию вклинился депутат Государственной Думы от фракции ЛДПР Алексей Митрофанов, придавший беседе ощутимо более эмоциональное звучание:

«А. Митрофанов: Вот я слушаю это все, у меня возникло такое ощущение… Посмотрите – коммерсант Алик. Как он правильно все сделал! И выпустили человека! И дали уехать! И триста миллионов еще дали! Под заложника! Хороший заложник – триста миллионов получил! Его еще выпустили! И уехал на Гибралтар! Все нормально! Они выполнили все! После этого он просто «швыряет». Гусинский предает огласке конфиденциальное соглашение!

С. Сорокина: Вот у вас вульгарное толкование, Алексей Валентинович…

А. Митрофанов: Нет, ну поскольку мы на «разборке» на коммерческой, я, извиняйте, буду в духе. То есть он просто «швырнул». «По понятиям» за это серьезно наказывают, между прочим. Серьезно наказывают! Нет, они-то все сделали, выпустили человека, сделали. И дали триста миллионов! Триста миллионов дали!!!

С. Сорокина: Алексей Валентинович, откуда вы все это знаете? Ну откуда вы все это знаете?

А. Митрофанов: Партийная школа огромная! Огромная партийная школа!»

Здесь, к сожалению, наши спикеры упустили возможность обратить реплику Митрофанова в шутку и попытаться уйти от неудачно выбранной манеры ведения дискуссии. И Киселев опять все испортил, вернувшись к своей любимой патетике:

«Е. Киселев: Очень важный момент! Вот Алексей сказал чистую правду. Дело в том, что сейчас прокуратура и вообще государство живет «по понятиям». Я хотел бы, соответственно, напомнить, что в международных правовых актах – это Международный пакт о гражданских политических правах, Европейская конвенция о защите прав человека, основных свобод – записано: «Никто не может быть лишен свободы лишь за то, что он не может выполнить договорные обязательства». Так вот, мы выясняем сейчас: Гусинского, его незаконно арестовали, его незаконно обвинили, что признала сейчас Генеральная прокуратура. Для чего, скажите? Причем это был не просто незаконный арест. Заведомо незаконный арест. Потому что Гусинский находился под охраной амнистии как орденоносец![8] Его нельзя было ни на мгновение задержать! Вот в этой ситуации – абсолютно правильно говорит Алексей – решили не по Конституции, не по закону, не по праву, а «по понятию». И сейчас Алексей считает, что «по понятиям» государство и должно жить. Это мнение парламентария. Ну а чего же говорить тогда, простите, о рядовых смертных?»…

Кстати, о «рядовых смертных». Миновала уже почти половина программы, когда ведущая впервые решила предоставить слово не официальным гостям, а зрителям в зале. И первый же выбор Светланы Сорокиной оказался неудачным: