Кто нашел, берет себе - Стивен Кинг

В морозильнике лежали «телеужины». Моррис взял первый попавшийся, сунул в духовку, решив почитать, пока готовится еда. А после ужина собирался пойти наверх, достать из-под кровати один из отцовских «Плейбоев» (мое наследство от папаши, иногда думал он) и погонять шкурку.

Включить таймер он забыл, и только запах горелого мяса оторвал его от книги полтора часа спустя. Он прочитал первые сто страниц, перенесся из говняного маленького типового дома послевоенной застройки в районе, где всем улицам присваивали названия деревьев, в Нью-Йорк, по которому бродил с Джимми Голдом. Как лунатик, Моррис прошел на кухню, надел толстые рукавицы, достал контейнер со сгоревшей едой, бросил в мусорный бак и вернулся к «Бегуну».

Придется прочитать еще раз, подумал он. Его словно лихорадило. И с маркером. Так много надо подчеркнуть и запомнить. Так много.

Для читателей одно из самых впечатляющих открытий в жизни – сам факт, что они читатели. Что не просто могут читать (Моррис это уже знал), но влюблены в чтение. Безнадежно. По уши. И первая книга, на которой это происходит, не забывается никогда, каждая страница приносит новое откровение, что ярко горит и восклицает: Да! Именно так! Да! Я тоже это видел! И разумеется: Так я и думаю! Я ЧУВСТВУЮ то же самое!

Моррис написал десятистраничный отзыв по «Бегуну». Мисс Тодд вернула его с пятеркой с плюсом и коротким комментарием: Я знала, что тебе понравится.

Моррис хотел сказать ей, что книга ему не просто понравилась: он влюбился. По-настоящему. А настоящая любовь живет вечно.

Вторая книга, «Бегун берет разгон», ни в чем не уступала «Бегуну», только Джимми теперь был чужаком не в Нью-Йорке, а в Европе, с боями продвигался по Германии, видел, как гибнут друзья, и в конце концов сталкивался лицом к лицу с невероятным ужасом за колючей проволокой одного из концентрационных лагерей. Едва передвигавшие ноги, неотличимые от скелетов выжившие подтвердили то, о чем Джимми подозревал многие годы, писал Ротстайн. Все это было ошибкой.

При помощи трафаретов Моррис скопировал на бумагу эти фразы римским готическим шрифтом и повесил над дверью своей комнаты, в которой со временем поселится другой школьник, по имени Питер Зауберс.

Его мать увидела эту надпись, скривила губы в саркастической улыбке и ничего не сказала. Во всяком случае, тогда. Спор по поводу трилогии Голда произошел два года спустя, после того как она прочитала книги сама. Этот спор привел к тому, что Моррис напился, а напившись, вломился в чужой дом, устроил погром, подрался и в результате провел девять месяцев в Ривервью, исправительной колонии для малолетних преступников.

Но прежде был роман «Бегун сбрасывает темп», который Моррис читал с нарастающим ужасом. Джимми женился на милой девушке. Джимми получил работу в рекламном агентстве. Джимми начал толстеть. Жена Джимми забеременела первым из маленьких Голдов, и они переехали в респектабельный пригород. У Джимми появились друзья. Джимми и его жена устраивали вечеринки с барбекю на заднем дворе. Джимми верховодил у гриля, надев фартук с надписью «ШЕФ ВСЕГДА ПРАВ». Джимми изменял жене, а жена, в свою очередь, изменяла ему. Джимми пил алка-зельтцер от изжоги и что-то называемое милтаун, от похмелья. Но прежде всего Джимми гнался за Золотым баксом.

Моррис читал об этих переменах с нарастающими отчаянием и яростью. Наверное, то же самое ощущала его мать, узнав, что муж, которого она, по своему твердому убеждению, держала под каблуком, снимал деньги с их общего счета, хотя стоял на задних лапках, выполнял любую ее прихоть и никогда не поднимал руку, чтобы стереть саркастическую усмешку с ее высокоинтеллектуального лица.

Моррис надеялся, что Джимми очнется. Вспомнит, кем он был, и пошлет к черту глупое и пустое существование, свою нынешнюю жизнь. Вместо этого роман «Бегун сбрасывает темп» закончился празднеством по случаю самой успешной рекламной кампании, проведенной Джимми, – чистящего средства «Даззи-Ду», прости Господи, – и фразой: Просто подождите до следующего года!

В исправительной колонии Моррис раз в неделю посещал психотерапевта по имени Кертис Ларсен. Мальчишки дали ему прозвище Говнишка. Каждую сессию Говнишка заканчивал вопросом: «По чьей вине ты здесь оказался, Моррис?»

Большинство мальчишек, даже самые тупые, знали правильный ответ на этот вопрос. Моррис тоже знал, но отказывался его озвучить. «По вине моей матери», – всякий раз отвечал он.

На самой последней сессии, перед освобождением, Говнишка положил руки на стол и долго смотрел на Морриса. Моррис знал, что Говнишка ждет, когда он отведет взгляд. И не желал этого делать.

– В моей области знания, – наконец сказал Говнишка, – для твоей реакции есть специальный термин. Уход от вины. Вернешься ли ты сюда, если по-прежнему будешь упорствовать и перекладывать вину на другого? Маловероятно. Через несколько месяцев тебе исполнится восемнадцать, так что в следующий раз, когда ты сорвешь банк – а следующего раза не избежать, – судить тебя будут как взрослого. Если только ты не исправишься. Итак, последний раз спрашиваю тебя: по чьей вине ты сюда попал?

– По вине моей матери, – без запинки ответил Моррис. Потому что он не уходил от ответственности, а говорил чистую правду. И спорить тут было не о чем.

В промежутке между пятнадцатью и семнадцатью годами Моррис раз за разом перечитывал первые две книги трилогии, подчеркивая и снабжая текст комментариями. А вот роман «Бегун сбрасывает темп» перечитал лишь однажды, и ему пришлось заставить себя дойти до конца. Стоило ему взять в руки книгу, как в животе наливался тяжестью свинцовый шар, поскольку Моррис знал, что произойдет. Его ненависть к создателю Джимми Голда нарастала. Как Ротстайн мог до такой степени унизить Джимми! Не позволил ему уйти в зените славы, оставил жить! Соглашаться на компромиссы, скруглять углы, верить, будто для того, чтобы считаться бунтарем, достаточно спать с живущей по соседству шлюхой!

Моррис подумывал над тем, чтобы написать Ротстайну письмо и попросить – нет, потребовать – объясниться, но узнал из статьи в журнале «Тайм», что этот сукин сын даже не читает письма поклонников, не говоря уже о том, чтобы отвечать на них.

Как Рикки-Хиппи скажет Питу Зауберсу много лет спустя, большинство молодых мужчин и женщин, которые влюблялись в произведения какого-то автора – Воннегута, Гессе, Бротигана или Толкиена, – со временем находили новых идолов. Обескураженный последней частью трилогии, Моррис мог бы пойти тем же путем. Но прежде чем это произошло, случился спор с сукой, которая делала все, чтобы испортить ему жизнь, поскольку не могла вцепиться в того, кто испортил жизнь ей. Анитой Беллами с ее забранным в рамку свидетельством близости к Пулитцеровской премии, короной крашеных светлых волос и саркастической улыбочкой.

В феврале 1973 года, находясь в отпуске, она за один день прочитала все три романа о Джимми Голде. И взяла экземпляры Морриса, его личные экземпляры, с полки в спальне. Когда он пришел, они лежали на кофейном столике в гостиной. И на обложке «Бегун берет разгон» темнел влажный круг от ее бокала с вином. Моррис потерял дар речи, что в его подростковой жизни случалось крайне редко.

Анита – нет.

– Ты так много говорил об этих книгах последний год, что я наконец-то решила посмотреть, чем они тебя зацепили. – Она сделала глоток вина. – А поскольку у меня неделя отпуска, я их прочитала. Думала, уйдет больше одного дня, но это незамысловатое чтиво.

– Ты… – У него перехватило дыхание. – Ты заходила в мою комнату!

– Ты не возражал, когда я заходила, чтобы поменять постель или вернуть твою одежду, выстиранную и выглаженную. Может, ты думал, что все это проделывала Стиральная фея?

– Эти книги мои! Они стояли на моей особой полке! Ты не имела права их брать!

– Я с радостью поставлю их на место. И не волнуйся, я не трогала журналы, которые лежат под твоей кроватью. Я знаю, что мальчикам надо… забавляться.

Он двинулся к кофейному столику на негнущихся, словно ходули, ногах, собрал книги руками, которые превратились в крюки. Задняя сторона обложки романа «Бегун берет разгон» намокла от ее чертова бокала, и он подумал: если уж она решила поставить бокал на книгу, почему не выбрала «Бегун сбрасывает темп»?

– Я признаю, это интересные артефакты, – начала она размеренным лекторским тоном. – Если отстраниться от всего остального, они показывают рост мастерства талантливого писателя. Разумеется, первые два романа крайне наивны, точно так же, как «Том Сойер» наивен в сравнении с «Гекльберри Финном», но последний – пусть это и не «Гек Финн» – показывает зрелость автора.