Повести о чекистах - Василий Степанович Стенькин

Чижов в свою очередь интересовался прошлым Бека и его жены, как и когда они оказались на чужбине, скучают ли о родине.

Бек и Сарычев ушли в кабинет. Как всегда, уселись каждый в свое кресло, закурили трубки. Сарычев протянул Беку заранее подготовленное письменное сообщение о бывших японских предприятиях в Маньчжурии. Не сделать этого он не мог: слишком дорогими оказались тогда подарки в портфеле.

— Спасибо, — поблагодарил Бек, пробежав взглядом по исписанным листкам. — Мы хотели бы знать…

— Все! — перебил Сарычев и встал, показывая тем самым, что разговор окончен. — Больше я не желаю встречаться с вами, и так зашел слишком далеко.

Его слова ошеломили Бека: все было так хорошо, и вдруг бескомпромиссный отказ.

— То есть как? В этих делах так не поступают! — растерянно бормотал Бек, не находя убедительных доводов. В соседней комнате сидел подполковник Чижов, который мог войти в любую минуту.

В ту ночь Сарычев спал, как говорится, сном праведника, считая, что навсегда отделался от навязчивого Бека и от нежелательных последствий, которые могли быть.

Но оказалось, что рано, очень рано успокоился он. В Джи-ту решали его судьбу иначе. Паук не хотел так легко выпускать муху, попавшую в его сеть…

Утром полковник Бек зашел к начальнику отдела Виллоуби и доложил о случившемся. Генерал был взбешен. Он несколько минут бегал по кабинету, размахивая длинными руками и мыча что-то нечленораздельное.

— Вы слюнтяй! Тряпка! — первые слова, что выдавил из себя генерал. — Не могли прижать?

— Он был не один, господин генерал! В смежной комнате сидел русский подполковник.

— Какого же черта вы тогда начинали вербовочный разговор? Вы что, с ума спятили?

— Я не начинал, господин генерал. Он сам категорически отказался от дальнейших встреч со мною…

— Верно говорится в «Руководстве»: поступки русского человека непредсказуемы. Им чужда всякая логика, их действия определяются сиюминутным импульсом…

Долго еще Виллоуби сыпал проклятия в отношении Сарычева и русских людей вообще. Он не смирится с тем, что человек, которого считали «у себя в кармане» и уже называли своим агентом, вдруг проявил недоступную разумению строптивость.

В первых числах апреля после долгого перерыва Сарычев вновь прилетел в Японию и зашел к диспетчеру аэропорта Ханэда, чтобы договориться о полете; там неожиданно столкнулся с полковником Беком, который, как потом он понял, ждал его. Сарычев сухо поздоровался. Бек ответил кивком.

Когда вышли от диспетчера, Бек попросил Сарычева зайти в кабинет начальника аэропорта.

— Надо поговорить.

— Нам больше не о чем разговаривать!

— Не делайте глупостей, господин Сарычев, выслушайте меня, — настаивал Бек. — Наши встречи и беседы записаны на кинопленку и фонограмму…

Сарычев опешил, и, видно, Бек заметил его состояние и уже мягче пригласил:

— Прошу вас, Степан Ильич.

Бек открыл кабинет своим ключом.

— Чтобы наш разговор был предметным, я хочу, чтобы вы ознакомились с записями.

— А если я откажусь?

— В этом случае мы вынуждены будем передать киноленту и фонограмму генералу Деревянко, и вам будет обеспечено по меньшей мере десять лет.

Сарычев опустился в кресло, задумался.

— Какой же вы подлец, полковник Бек!

— Я выполняю служебный долг.

— Но это же провокация, шантаж!

— Возможно, но в наших делах все средства хороши, — спокойно проговорил Бек. — Ну так что, едем?

Сарычев согласился: деваться ему было некуда.

Они приехали в «Империал», поднялись на второй этаж. Их встретил майор де Коннел. Жены Бека не было дома.

— Будем глядеть кино? — спросил де Коннел с ехидцей и, не дожидаясь ответа, направился в кабинет. Сарычев и Бек последовали за ним.

Там уже все было подготовлено для показа киноленты и звукозаписи. На столе стоял узкопленочный кинопроекционный аппарат, рядом магнитофон.

Сарычев строил догадки, как сумели записать? Стал вспоминать: Бек ни разу не показывал ему третью комнату, усаживал лицом к смежной стене. Значит, снимали из соседней комнаты. Сарычев пытался отыскать окошечко, но ничего подозрительного не обнаружил.

Запустили киноаппарат и магнитофон. Изображение и звук часто не совпадали, но и без фонограммы Сарычев мог определить, о чем идет разговор.

В первых кадрах идет разговор между Сарычевым и Беком по поводу нарушения правил полета… Бек рвет в клочья и бросает в корзину акт… Вот они уже за столом в квартире Бека, потом в кабинете. Сарычев рассказывает о генерале Деревянко и получает от Бека пачку денег… Снова квартира Бека, Сарычев тепло здоровается с полковником Рацем, знакомится с майором де Коннелом… Застолье. Сарычев и Бек в кабинете. Сарычев рассказывает о делах и сотрудниках Советской миссии. Полковник протягивает ему пачку денег… Отказ от них Сарычева не показан, можно понять, что он взял деньги. Далее идет беседа после приема в Советской миссии. Сарычев передает письменную информацию. Его собственноручное сообщение показано крупным планом. Бек благодарит его.

На этом запись обрывается. Кадров, где Сарычев отказывается от дальнейших встреч с Беком, тоже нет. Зато по всей фонограмме вмонтированы куски, которые надиктовал Бек в его отсутствие. В них раскрывается содержание полученной от него информации, подчеркивается ее важность.

— Но это же фальшивка! — возмутился Сарычев. — Вы искажаете и преувеличиваете то, о чем я рассказывал.

— Могу лишь повторить, — Бек улыбнулся и стал разжигать трубку, — в нашем деле все дозволено.

Де Коннел остановил киноаппарат и магнитофон, включил верхний свет и молча удалился.

— Ну что теперь скажете, Степан Ильич? — спросил Бек.

— Чисто сработано! — ответил Сарычев, с трудом владея собою. Ему стало ясно: он в их власти. Если эти записи попадут к особистам, не оправдаться. Разве что выговорить условие — встречаемся только в Японии. Когда перестану бывать здесь, мы не знаем друг друга. Сарычев выставил свое условие.

— Ну, конечно, — обрадовался Бек, — ваше условие принято… Могу поклясться на библии! Теперь выпьем за