Соблазн Черного - Мария Зайцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тянут тебя в свои кровати. Или не кровати. В основном, просто на потрахаться. Но иногда с прицелом на что-то еще.
Особенно, когда ты после боя адреналин сбрасываешь нерастраченный.
Есть прям отдельные любительницы, отирающиеся возле рингов и потом караулящие бойцов в раздевалках.
Не успеешь кровищу с рук смыть, а уже кто-то ждет.
Естественно, что с такой жизнью хороших девочек у Черного не водилось. Да и не хотелось никогда.
Для чего они, хорошие девочки?
За ручки держаться? Хороводы вокруг них водить?
Нет уж. Ни времени, ни сил, ни терпения у него на такое не было.
Само собой, про девственниц он знал только то, что распаковывать их – заебешься, и удовольствия никакого.
И опять же, не понимал прикола некоторых своих знакомых, правда, в основном не из бойцов, а из пресыщенных мажорчиков, любивших хвастануть тем, что на короткой ноге с чемпионом. У парочки из них был такой типа фетиш – целочки.
Прям тащились, со слюнями у подбородка рассказывая, как это круто, когда никого до тебя, и первый раз, и вообще вот-это-все.
Черный опять же нихера не рубил фишку.
Она же ничего не умеет? Какой толк? Трахать и видеть, что бабе больно? Он не любитель так-то.
Не, иногда, в охотку, можно и пожестить. Но так, чтоб обоим нравилось. Чтоб оба кайф ловили.
У женщин постельное поведение не особо отличается. Они любят, когда их дерут. Ну, по крайней мере, Черному именно такие и доставались.
А тут, если никого, то первый раз … Это же, сука, больно!
И потому, иногда , в порядке бреда, прикидывая, чего бы делал, если б в постели оказался с целочкой, Черный осознавал, что точно бы отправил домой девчонку.
Потому что, если уже в постели, то есть настроение потрахаться хорошо. А как тут трахать, когда она от боли визжит? Значит, решение одно. Девку – домой, самому – искать замену. Или дрочить и ложиться спать. Тоже ничего вариант.
И, если бы кто ему сказал, что, услышав прямо перед сексом, и даже практически во время секса, ведь прелюдию вполне можно считать за начало, что к нему в койку целочка угодила, он обрадуется… Ну, бить бы не стал, но поржал знатно над придурком.
Но это было до того, как в его жизни опять возникла Веснушка.
Яркая, горячая, солнечная.
Которую тупо нельзя выпускать из рук. Которую надо брать и держать. А желательно вообще спрятать подальше. Ото всех. Чтоб никто, ни одна сука… Даже взглядом похабным не касалась.
Ему было плевать, сколько у нее мужиков уже имелось.
Просто после него не будет.
Черный это четко осознавал, когда в постель свою Веснушку укладывал.
Бывает такое, что раз – и все. Без вариантов.
Мозг, конечно, не особо анализировал, но в таком вопросе мозг – не главное. Он даже мешает.
К себе прислушиваться, ощущать внутреннюю суть происходящего.
Черный знал это по спортивному опыту. Во время боя далеко не все решает голова, хотя и без нее никак.
Есть понимание, что так – правильно, что это – единственно верная вещь, которую обязательно надо сделать. Чтоб добиться своего.
С Веснушкой именно так все срабатывало.
Голова вообще не включалась.
Только инстинкты. Только потребность глубинная взять свое, забрать, запрятать. Пока не отобрали. И чтоб не отобрали.
Он так и сделал.
И Веснушка, полностью с ним на одной волне, не сопротивлялась. По крайней мере, серьезно не сопротивлялась.
Ее неуверенность, ее замешательство Черный принял за страх чего-то нового, неизведанного.
И потому лишь усилил напор. И потом, уже в постели…
Черт… Да она же вся мокрая была! Она же хотела! Она же чувствовала то, что и он! Сто процентов!
И потому, когда затормозила его, когда сказала «нет»… Он просто не поверил. Решил, что надо поуговаривать. Она хочет этого, чтоб уговорили.
Да ему и не западло!
Остановиться в такой момент он просто не мог. Только не с ней! Не с ней!
Усилил напор, шепча какие-то сбивчивые жаркие глупости, уговаривая так, как никогда ни одну женщину не уговаривал, убеждая, рассказывая, как им хорошо будет. И не прекращая добиваться своего, расстегивая, разматывая, распаковывая свой охренительный суперприз.
Второе «нет», прозвучавшее, когда уже он до кожи ее добрался, до животика гладкого, с пирсингом в пупке! ( Он знал, знал!)
Не отрезвило. Нет. Пирсинг захотелось облизнуть. Прикусить.
Пальцами он уже давно нащупал с трусиках Лены все, что ему надо, и теперь умело играл, стараясь распалить, заставить забыть ложный стыд, или что там у нее было такое, из-за чего она «нет»кала.
И потому , увлеченный, он не сразу осознал третье «нет». И причину этого «нет».
А , когда осознал… Пожалуй, это было единственное, что могло остановить в такой момент.
Но не остановило.
Потому что Веснушка, горячая, распаленная, до безумия красивая, лежала под ним, упиралась тонкими руками в плечи, смотрела со страхом… И ожиданием.
Веник неверяще еще раз оглядел ее. Нет. Ни одного изъяна. Вообще.
Они там, в Европе своей, совсем дебилы, что ли?
И не нашлось никого, кто бы захотел? Или… Все дело в том, что сама Лена не хотела? Почему? Для кого себя берегла?
В мыслях зрел очевидный и охерительно приятный для самолюбия ответ, но Веник все же не был дураком.
По крайней мере, настолько дураком.
И , в принципе, причина произошедшего была ему нахер не важна. Не интересна.
Потому что судьба, сучка проклятая, в этот раз расщедрилась на подарок. Не просто подарок, а с большой буквы Невьебенный Охерительный Подарок!
И отказываться от него… Да разбежался!
Его Веснушка лежала под ним, с раздвинутыми ногами, мокрая, красивая… И невинная.
И одна только мысль, что она никому не
