Влечение - Рози Томас

Такие отзывы бальзамом пролились в сердце матери. Они не затрагивали роковую вечеринку и ее последствия.

Джесс была признательна Робу за компанию и за тот образ Дэнни, который он творил для нее из воспоминаний. Ну разве не удивительно, что она запросто сидит за одним столом с Робертом Эллисом, ведь еще недавно она пыталась его ударит? Что это — очередное безумие или, наоборот, отрезвление?

Наевшись, Роб вежливо встал из-за стола. Джесс проводила его до входной двери; они обменялись рукопожатием. Дождь кончился; небо чудесным образом прояснилось и теперь было усыпано звездами. Они синхронно запрокинули головы; к небу поднялись два облачка, два теплых дыхания.

— Спасибо вам, — проговорил Роб.

— Спасибо тебе.

Уже после его ухода Джесс поняла, что у нее осталось много вопросов. Она вернулась в дом, легла в постель и проспала двенадцать часов подряд.

— Он симпатичный парень, — произнесла она вслух, словно отвечая незримому собеседнику. — Хотя в нем есть что-то странное. Не плохое, нет. Просто… какая-то незавершенность.

Сказала — и сама испугалась, когда эти слова эхом прокатились по комнатам, напомнив о ее одиночестве. Уютный запах свежего кофе выветрился.

Джесс пошла в гостиную и набрала номер Лиззи. Джеймс заботливо спросил, как она себя чувствует, удобно ли в гостинице, не скучает ли она.

— Нам здесь очень нравится, — солгала Джесс. — Это как раз то, что нужно: отдых в полном смысле слова. Можно Лиззи на пару слов?

Она знала: на праздники к ним приехала престарелая и не очень-то легкая в общении мать Джеймса. Видимо, сейчас они садятся за стол или уже ужинают.

Она пожелала Джеймсу счастливого Рождества, а потом повторила Лиззи свой хвалебный отзыв о гостинице.

— Да, да, все прекрасно. У нас уютная комната, и здесь есть с кем поболтать. Сейчас мы с Джулией идем ужинать. Я опять объемся и начну клевать носом в шезлонге. Кажется, так и положено отдыхать? Как там Сок? Ему понравились подарки?

Лиззи была рада ее звонку, но явно спешила.

— Рада за тебя, дорогуша. Кажется, Сок на грани рева. Скучаю по тебе. Обещаешь хорошо себя вести?

— Ну конечно.

— Счастливого Рождества.

Рубикон был перейден. Джесс переступила черту: солгала, чтобы сохранить в мире местечко для себя самой, нарушила законы разумного поведения, которым всегда отличалась. Вернулась к тому дикому, непредсказуемому образу Джесс Эрроусмит, который, казалось, давно и прочно похоронила. Вырвавшись из болота безутешного горя, очертя голову бросилась в омут непостижимой эйфории.

Она позвонила в Сидней. Трубку сняла Мишель. Джесс поздравила ее с Рождеством и спросила, как они провели день.

— Спасибо, — с удивлением в голосе ответила Мишель. — У нас тут жара — тридцать два градуса. Устроили пикник на берегу.

— Замечательно!

— Бетт понравилось. Не кладите трубку, я ее сейчас позову.

Подошла Бетт.

— Мам? Я уж думала, ты не позвонишь. Чем вы там с Джулией занимаетесь? Очень холодно? Или идет снег? Здесь жарища — совсем не похоже на Рождество.

У Бетт был несчастный голос. Джесс поспешила заверить ее, что с ней все в порядке. Стоит нормальный рождественский мороз. Она очень скучает по дочери.

— Мам, тебе не слишком тоскливо?

— Нет, нет.

— Позвать папу?

— Разве что на пару слов.

После короткого обмена поздравлениями у Джесс возникло такое чувство, словно они с Йеном еще больше отдалились друг от друга.

После ужина мать Джеймса села смотреть по телевизору рождественскую речь королевы. Лиззи унесла наверх измученного Сока и уложила в кроватку прямо в одежде. Он было закапризничал, но веки неудержимо смыкались, и он уснул со слипшимися от слез ресницами. Обернувшись, Лиззи увидела на пороге детской Джеймса; он приложил к губам палец.

Утром у нее даже не было времени застелить кровать. Мятые простыни и наволочки манили к себе. Она откинула со лба волосы, а другой рукой уперлась в пояс кремовой кашемировой кофточки, которую он подарил ей на Рождество.

— Ну вот, — прошептал Джеймс. — Пора и нам баиньки, как по-твоему?

В столовой и кухне высились горы грязной посуды. Супруги окинули их взглядами и, приняв одно и то же решение, заговорщицки улыбнулись друг другу. Джеймс бесшумно задернул шторы и обнял жену.

Их неприбранное гнездышко гостеприимно распахнуло для них объятия. Обвив ногами талию мужа, Лиззи затрепетала от желания и восторга. По телу пробежала сладкая судорога. Через плечо Джеймса она увидела, как Сок заворочался во сне, и немного сбилась с ритма. Джеймс закрыл ей глаза ладонью.

— Пора укладывать его в отдельной комнате. Здесь ты должна принадлежать только мне.

— Согласна.

Они начали двигаться в унисон. Уже на подступах к вершине Лиззи взмолилась:

— Подожди!

— Нет, — отрезал Джеймс. И Лиззи в очередной раз восхитилась способностью мужа проявлять покладистость где угодно, кроме постели.

Потом, когда они лежали в обнимку, Лиззи спросила:

— В разговоре с Джесс тебе ничего не показалось странным?

Джеймс нахмурился.

— Показалось.

— У нее был какой-то напряженный голос.

— Но это так естественно. Не беспокойся за нее.

— Она сама за меня беспокоится.

— В этом больше нет необходимости.

Джесс отправилась на прогулку. Неожиданно наступившие холода лишили мир красок. Крыши, сучья и стены домов угрюмо чернели на фоне белого неба; между этими двумя цветами кое-где виднелись серые промежутки. Это было переходное время, когда в окнах вспыхивал свет, но шторы еще не задергивали. Джесс невольно видела, что происходило внутри.

Каждый желтый квадратик являл собой живую картину семейного счастья — с мужем, женой, детьми, дедушками, бабушками, двоюродными братьями и сестрами, радостно возбужденной собакой и кошкой, мирно дремлющей на коврике перед камином.

У Джесс появилось такое чувство, словно ее душа покинула тело.

Должно быть, подумалось ей, ее семья за рождественским ужином, среди свечей и мишурного блеска, производила впечатление такой же идеальной. Однако в действительности все было совсем не так. И Рождество никогда не проходило безоблачно. Долгое пребывание в тесном семейном кругу только усиливало неудовлетворенность Джесс своим браком. Кончалось тем, что она торжественно обещала себе: в будущем году все будет по-другому. Естественно, этого не происходило. Ее утешением были дети. Они-то обожали Рождество, с нетерпением его ждали и наслаждались снисходительностью взрослых во время праздника. Так было и в более поздние годы, когда Йен ушел к Мишель.