Звезда упала - Владимир Алеников

— Вы можете занять мой кабинет, — сухо ответил Штефнер. — Пойдёмте, я вас провожу.

Петер Бруннер ему активно не нравился, но ещё больше его возмущала эта мерзавка Надя Антонова. Вот чем она отплатила ему за то, что он так ревностно пёкся о её чести, не позволил своим врачам и санитарам пустить её по рукам! Из-за этой дряни теперь столько проблем! Ничего, он её поймает! И она ему ответит за всё!..

Вера, внутренне сжавшись, неотрывно смотрела на вошедшего в палату Генриха. Как она ни готовила себя к его приходу, но сейчас его белое с горящими глазами лицо всё равно её ужаснуло.

— Где ребёнок? — коротко спросил он.

Вера сделала усилие, взяла себя в руки.

— Я не знаю! — с напором начала она. — Это я должна спросить, где мой ребёнок! Я хочу знать, что…

Она не договорила. Генрих с размаху залепил ей звонкую пощёчину.

Вера вскрикнула от боли и неожиданности, на глазах выступили слёзы.

— Я спрашиваю тебя, дрянь, куда вы дели ребёнка? — гневно выкрикнул Генрих. — Что вы с ним сделали?

— Я не знаю, о чём ты говоришь! — отчаянно закричала в ответ Вера. — Верни мне его!.. — Она зарыдала.

— Дрянь! — повторил Генрих.

Он ударил её снова. Потом ещё и ещё раз.

Он не верил ей больше.

Спустя некоторое время Генрих Штольц вышел из палаты, в бешенстве хлопнув дверью. Он так ничего и не добился от упрямой женщины. Ловко они с её подругой его обдурили, ничего не скажешь!..

А он-то уже губы раскатал, дурачок!.. Слюни распустил, планы строил… Русский язык стал учить…

Генрих шагал мимо вытянутых вдоль коридора коек с ранеными и размышлял. А может, и вправду она ничего не знает… Вон как рыдает, как убивается…

Может, эта бездетная сучка обманула не только его, но и свою лучшую подругу?..

С неё станется, эти непредсказуемые русские бабы способны на всё…

Он решительно направился к кабинету Штефнера. Двое стоявших у входа солдат почтительно вытянулись. Генрих без стука широко распахнул дверь. На полу, в луже крови, в беспамятстве валялась баба Луша.

— Она в самом деле ничего не знает, герр комендант! — часто дыша, доложил Петер Бруннер.

— Позвоните в штаб! — распорядился Генрих. — Свяжитесь с Эрнстом Шонбергом. Опишите приметы этой женщины. Пусть они там всё поднимут на ноги! Найдите мне эту тварь во что бы то ни стало!..

Бруннер щёлкнул каблуками.

— Будет исполнено, герр комендант! А что делать с этой старухой?

Генрих бросил мимолётный взгляд на распластанную на полу бабу Лушу. Та, словно почувствовав это, зашевелилась, с трудом открыла один глаз, второй уже полностью заплыл, протяжно застонала.

Генрих отвернулся, раздражённо пожал плечами и, ничего не ответив адъютанту, пошёл прочь.

Ему было совершенно всё равно, что делать с этой русской бабой. Все они мазаны одним миром.

Никому из них нельзя доверять!

Петер Бруннер по-своему истолковал молчаливый уход коменданта. Вытер носовым платком окровавленную руку, достал расчёску, поправил свой безукоризненный — волосок к волоску — пробор и только потом повернул птичий профиль к стоящим в дверях солдатам.

— Расстрелять! — жёстко скомандовал он. — Прямо сейчас. Внизу во дворе.

Солдаты, выполняя приказ, бросились поднимать женщину.

Но встать баба Луша была уже не в состоянии. В конце концов, её волоком вытащили в коридор и поволокли вниз.

Глава 30

ПАРТИЗАНЫ

Проблуждав пару часов в тёмной лесной чаще, Надя окончательно выбилась из сил. Она с детства привыкла к лесу, но никогда не ходила по нему ночью. Сейчас лес пугал её своими подозрительными шорохами, непонятными тревожными звуками, блеском чьих-то внимательных, прячущихся в чаще глаз.

Весь этот план с похищением новорождённого ребёнка с каждой минутой казался ей всё более безумным и безнадёжным. Неужели они и впрямь погибнут здесь, ведь она понятия не имеет, куда бредёт. Ребёнок скоро захочет есть, а у неё ничего с собой нет кроме куска хлеба и бутылочки с молоком, которое Вера успела сцедить накануне. Этого хватит только на одно кормление, а что дальше?..

Но и возвращаться нельзя, их наверняка уже хватились, ищут. Надо всё-таки постараться уйти как можно глубже в лес…

Уйти на свою верную погибель?

Впрочем, пусть уж лучше их сожрут дикие звери, чем попасть в лапы к немцам.

Царапая лицо о жёсткие ветки, Надя наконец выбралась на какую-то поляну. Здесь она и останется, дальше не пойдёт, не может, нет сил. Сбитые в кровь ноги отчаянно болели, а растянутая при неудачном прыжке с грузовика правая лодыжка к тому же сильно распухла.

Проснулся, заплакал ребёнок.

Надя устроилась у подножия какого-то большого дерева, достала из кармана бутылочку. Младенец жадно схватился за неё крохотными ручонками, радостно зачмокал.

Надя смотрела на него с грустной улыбкой. Малыш не знал, что это последнее кормление в его коротенькой жизни, не подозревал, что новая мама обрекла его на страшную голодную смерть в глухом лесу.

Насытившись, ребёнок опять уснул. Надя завернула его поудобней, бережно прижала к себе и, прислонившись к стволу, тоже закрыла глаза. Будь что будет, она слишком устала, чтобы идти дальше. Тем более что куда идти, она не знала…

Проснулась она от холода. Руки и ноги её окоченели, зуб на зуб не попадал.

В лесу уже светало, птицы распелись вовсю.

Надя вдруг увидела, что из-за деревьев в конце поляны вышли какие-то тёмные фигуры, медленно, почти неслышно стали приближаться к ней. Она оцепенела от страха, не в силах двинуться с места, и только в ужасе наблюдала за их приближением.

Успокоилась, лишь когда разглядела их как следует. Ей повезло, они с Алёшей спасены. Эти люди были свои, партизаны.

Один из них, приземистый мужчина лет пятидесяти, по виду командир, выдвинулся вперёд, нагнулся к ней, с любопытством поглядывая на ребёнка.

— Ты кто такая? — строго спросил он.

— Я — Надежда Антонова, из Дарьина, — отчаянно дрожа, выговорила Надя.

Мужчина повернулся к стоявшему рядом молодому парню.

— Рома, дай ей что-нибудь накинуть, не видишь, что ли, змерзла баба! — скомандовал он.

Парень снял с себя телогрейку, набросил на Надю поверх пальто. Стало теплее, дрожь прошла.

— Ну и дальше-то что, Надежда Антонова из Дарьина? — усмехнулся командир. — Давай уж, значит, выкладывай все начистоту.

— Раньше была завклубом, — начала рассказывать Надя, — а когда немцы пришли, узнали, что я медкурсы заканчивала, и в больницу меня определили работать, медсестрой. Я жена, то есть уже вдова Николая Антонова, председателя колхоза нашего. Его прямо перед самой войной назначили…

Надя говорила гладко, уверенно. Она давно и тщательно продумала всё, что скажет партизанам, если удастся до них добраться.

— …А как Коля на фронт ушёл, так его через две недели и убили, я похоронку получила, он в окружение попал. Так я и осталась беременная. Коля так никогда и не узнал, что у него сын будет…

Надя замолчала.

Командир внимательно смотрел на неё, подсчитывал в уме месяцы. Женщина была подозрительная. Муж ушёл на войну в конце июня, ну даже, допустим, в начале июля… А сейчас весна. Сходилось всё с трудом, только-только.

— В лесу-то ты как оказалась? — спросил он.

На этот вопрос ответ у Нади тоже был заготовлен.

— Их главврач немецкий, Штефнер, приставать ко мне начал, сволочь такая!.. К сожительству меня склонял. Я всё хотела бежать, но куда я в таком положении побегу? Решила дождаться, пока рожу. Вот, как родила, при первой же оказии и сбежала. С транспортом с тяжелоранеными… У переезда мы с Алёшей и выпрыгнули… Полночи шли куда попало…

Младенец, словно услышав, что речь идет о нём, зашевелился, открыл свои всё ещё немного мутные глазки и, сморщившись, тоненько заплакал.

Командир неожиданно резко сунул руку Наде за пазуху, она даже не успела отпрянуть. Пощупал сухую, никогда не кормившую ребёнка грудь.

— Молоко вот пропало, — сразу нашлась Надя. — На медведя ночью наткнулись. Еле убежала… Сама не знаю, как спаслись. Неслась, не разбирая дороги. И вот видите, что случилось — то ли от испуга, то ли промёрзла сильно, не знаю… Только нет молока. Хорошо хоть, вчера успела сцедить, вот ещё осталось немного…

Надя достала бутылочку, в которой оставалось ещё чуток молока, и младенец тут же жадно присосался к ней.

Командир неодобрительно покачал головой.

— Медведей тут хватает, это правда. Повезло тебе, значит, они ж сейчас голодные просыпаются… Мог и задрать…

С любопытством посмотрел на крепко ухватившего бутылочку ребёнка, добродушно усмехнулся:

— Крохотный-то какой Алёшка твой! Где ж мы молоко-то ему добывать будем? Отчаянная ты, Надежда!..

Он переглянулся со своими.