Любимая, прости... - Инга Берристер

Она гордо выпрямилась.

– У тебя нет никаких основании считать Десмонда трусом.

Взгляд Винсенте был насмешлив и язвителен.

– Перестань меня разыгрывать, Дженни. Можешь ли ты после жизни со мной всерьез задумываться о том, чтобы выйти за человека вроде Сандерленда!

Звук своего уменьшительного имени подействовал на Дженетт как соль на открытую рану. Когда-то оно символизировало привязанность и ласку, теперь же – жестокую память о безвозвратно ушедшем.

– А почему бы и нет?

Она не понимала, зачем ей понадобилось рассказывать Висенте о том, что Десмонд сделал ей предложение. Но раз уж так вышло, следовало защищать коллегу до конца. Оскорбительные замечания мужа выводили ее из себя.

Его худощавое, поразительно красивое лицо приняло суровое выражение.

– Нет, ты не выйдешь за него замуж! – властно произнес он, по всей видимости отвечая на заданный самому себе вопрос. – Ты заслуживаешь лучшего, чем человек, вызывающий у меня только смех!

– Чепуха! Ты ошибаешься в Десмонде! – пылко возразила Дженетт, бросая на мужа неприязненный взгляд и вместе с тем удивляясь, почему так на него злится. – Не думаю, чтобы он мог сделать меня более несчастной, чем это удалось тебе!

– Сильно в этом сомневаюсь. В тебе полно страсти, а он кажется холодным как лед.

– Когда я перестала быть для тебя в новинку, ты стал еще холоднее. Десмонд же человек постоянный, и вряд ли кто-нибудь сможет отозваться о нем, как о бабнике.

– Черт побери! Я вовсе не бабник и никогда им не был! – возмутился Висенте, сопровождал свои слова энергичным взмахом руки – Это просто оскорбительно! Я человек известный, стоит кому-нибудь увидеть меня разговаривающим с женщиной, слухи тотчас же приписывают мне близкие отношения с ней. А после того, как мы с тобой поженились, я стал еще более желанной мишенью.

Не желающая отступать Дженетт недоверчиво покачала головой и язвительно осведомилась хотя прекрасно понимала, что делать этого не следует:

– Хочешь сказать, что твои отношения с Хилари Флинн – это тоже слухи?

– Я не обязан отчитываться перед тобой за поступки, совершенные после того, как ты меня бросила, – вполне резонно возразил Висенте.

Однако это только усугубило ситуацию, вызвав у Дженетт еще больший гнев.

– А мне кажется, что обязан, потому что, нравится тебе это или нет, но прошедшие с тех пор два года ты оставался моим мужем.

– Возможно, – раздраженно заметил Висенте. – Но самым нелепым во всей этой ситуации является то, что, не раздумывая бросив меня по несправедливому обвинению в неверности, ты еще возмущаешься моим поведением после этого!

Как ни велико было негодование Дженетт, приходилось признать то, чего признавать не хотелось: наличие в его жизни других женщин. Все два года их раздельной жизни она старалась не заглядывать в те газеты, которые могли поведать ей о личной жизни мужа. Зачем знать то, что может лишь огорчить? Истории с Николь Сежурн было вполне достаточно.

– Впрочем, извини, – добавил он. – Я вовсе не хотел тебя обидеть.

Но было уже поздно. Стены комфортного убежища мнимого неведения, в котором она обитала последнее время, рухнули окончательно. Сколько можно отказываться смотреть фактам в лицо и закрывать глаза на то, как многое изменилось в их отношениях? Узнав о признании Николь Сежурн, Дженетт ринулась в Бирмингем, намереваясь спасти их брак, и вела себя так, будто двухгодичного разрыва не было вовсе.

А ведь, избавившись от помехи в виде любящей и верной жены, Висенте получил моральное право развлекаться с другими женщинами на манер, в котором она так безапелляционно и несправедливо обвинила его. Он совершенно прав, с горечью признала Дженетт, когда муж высказывал ей эту ужасную правду. Недавно, в своем офисе, он сравнил ее со Спящей красавицей, разбуженной Прекрасным принцем. Морально освободившись от уз брака, Висенте вернулся к привычной жизни холостяка, ухаживал за другими женщинами и спал с ними, тогда как у нее с тех пор не было никого. Платоническая дружба с Десмондом не шла ни в какое сравнение с его связями.

– Дженни… – прошептал Висенте, понимая, что сейчас в мыслях своих она находится далеко, совсем в другом месте.

– Я никогда не спала ни с кем, кроме тебя, – встрепенувшись, пробормотала она с невеселым смешком. – Боже мой, каким синим чулком я, должно быть, кажусь тебе!

– Вряд ли тебя можно назвать синим чулком… Подобная моральная строгость скорее выглядит похвальной, – поспешил заверить Висенте и, подойдя ближе, коснулся ее руки.

– Даже если сам таких взглядов не придерживаешься? – спросила она резким, неприязненным тоном и, отдернув руку, отошла.

Висенте решил обойти этот деликатный вопрос стороной.

– Мне кажется, что ты должна гордиться своими нравственными принципами. Лично я… питаю к ним огромное уважение…

– Да, думаю, они тебя вполне устраивали. Сбежавшая жена, затевающая интрижки со всеми встречными мужчинами, вряд ли оказалась бы удобной для человека твоего положения. Эти так называемые принципы работали по большей части против меня, не правда ли?

В глубине души Дженетт понимала, что по-прежнему избегает упоминать о его неверности, потому что не хочет выказывать перед Висенте свою боль. Или, что еще хуже, он мог в очередной раз напомнить о том, что его отношения с другими женщинами Дженетт не касаются, а это в свою очередь явилось бы лишней демонстрацией крушения их брака. Висенте нахмурился.

– Не понимаю, каким образом?

– Заведи я отношения с каким-нибудь мужчиной, это могло бы вызвать твой интерес гораздо раньше. Собственно говоря, именно тот факт, что этого не случилось…

– А как же Десмонд? – возразил он, нагнетая атмосферу разговора еще больше.

– Я с ним не спала… пока еще, – сообщила она, мысленно прикидывая, хотелось бы ей когда-нибудь разделить постель с профессором.

Но поскольку эта мысль не возбудила в ней ни малейшего отклика, впереди вырисовывалась грустная перспектива долгого одиночества. Приступ тоски, охвативший ее, был настолько силен, что заставил все же затронуть тему, которой она так долго избегала:

– А как ты?.. Скажи, со сколькими женщинами переспал ты за это время?

К своему удивлению, Висенте ощутил нечто вроде паники и даже не очень понял, почему именно. Сама простота и обыденность вопроса делала удар еще сильнее. Он знал, что не хочет отвечать на вопрос, что даже одной женщины было бы слишком много.

Темные глаза Висенте затуманились, щеки окрасились слабым румянцем. В каком-то, явно извращенном, смысле подобное замешательство даже порадовало Дженетт. Это несколько уравновешивало причиняющую мучительную боль ревность, которую она изо всех сил старалась от него скрыть.