Полное собрание сочинений. Том 5. Мощеные реки. - Василий Песков

* * *

В первую встречу я подумал, что волосы у Бориса пепельные. Увидел днем — седина…

Семи лет Борис узнал два страшных слова: «враг народа». Его отец — «враг народа». В шестнадцать лет он спросил у матери: в чем виновен отец? Мать не могла ответить. Сын начал сам искать ответ на вопрос. В архивах, в Ленинской библиотеке, он листал газеты и пожелтевшие документы, где упоминался революционер, коммунист с 1903 года Николай Александрович Вепринцев — его отец. Для одного себя искал ответа.

И убежденно решил: отец не виновен. Но «любознательность» дорого обошлась. В 1951 году был арестован и младший Вепринцев — студент биофака Московского университета. Нелепо, ложно студент был обвинен в тысяче смертных грехов.

Седина — следы трех лагерных лет. Кое-кто из друзей в первый же день ареста сделал вид, что почти не знаком с Вепринцевым. Но Борис рассказывал с радостью, и об этом написать радостно: настоящие друзья остались друзьями!

Еще в пересыльной тюрьме Борис получил сердечное письмо от секретаря курсового бюро комсомола Светланы Курдюновой. Это был знак преданности товариществу, это был и знак мужества. Друзья посылали в лагерь письма и книги. Профессор, руководивший работой Бориса на курсе, посылал задания по биологии…

В лагере студент хорошо овладел двумя языками: английским и немецким. Из лагеря отослал профессору курсовую работу по биологии, написанную на желтой бумаге от мешков из-под цемента. Я видел эти листы с мелкими плотными буквами — свидетельство человеческой веры в жизнь и справедливость.

В1954 году Борис Вепринцев был освобожден как невиновный, вернулся в университет и был восстановлен в комсомоле. По ходатайству сына было пересмотрено дело отца. И наступил день, когда сын услышал: «Ваш отец был настоящим коммунистом. Вы можете гордиться отцом».

Вот они, герои звукозаписи.

К жизни Борис вернулся не сломленным, не озлобленным против людей, не потерявшим веры в идеалы, которым отец посвятил жизнь, не отстал от товарищей по учебе.

Борис вспоминает: «Странное желание «записать голоса птиц» в лагере стало почти навязчивым. Услышишь — чирикают воробьи, и сразу мысль: а ведь есть у меня дело. Вспомнишь: есть где-то разливы воды, сады, лесные опушки… Я не сомневался: если вернусь — смогу сделать все, что задумал, потому что в то время уже появился почти фантастический аппарат — магнитофон».

* * *

Весна 1956 года. В звенигородском лесу на просохшей после талой воды лужайке сидит человек со странным ящиком. Что-то у человека не ладится. Он снимает крышку, почти с головой залезает в ящик, проверяет электрический шнур, идущий к домику биостанции. На березе, где поет зяблик, спрятан еще какой-то прибор.

Пастух, издали наблюдавший эту картину, не выдержал, подошел:

— Что делаешь?

— Послушай…

— Чудно. Зяблик, что ли? Зяблик…

«Признаться, запись была никудышная: сплошной гул и чуть различалась тонкая россыпь зяблика. Но я готов был орать от радости. В Звенигороде сделал крюк, зашел к приятелю: «Вот, послушай…» На вокзале, пока ожидал электричку, похвастался какой-то девушке: «Когда-нибудь зяблика слышали?» В Москве поехал к профессору, к ребятам в общежитие. С неделю ложился спать — надевал наушники…»

Во всяком новом деле от «первого зяблика» очень долог путь до победы. Три года студент, а потом аспирант Вепринцев возился с «ящиком».

Обычный магнитофон оказался малопригодным для записи. Надо было переделывать, точнее, заново конструировать магнитофон. Пригодилась давняя страсть к электронике. Взялись помогать и друзья — инженеры по звукозаписи.

К «ящику» предъявили жесткие требования: чувствительность к малейшим звукам, не рождать шумов, быть легким, со всеми принадлежностями умещаться в рюкзаке, не бояться толчков и сырости, быть абсолютно надежным.

Две зимы Борис переводил статьи для журналов. Перевел с английского и немецкого две серьезные книги. Все, что зарабатывал, поглощал «ящик». И он, этот «ящик», получился на славу. В одну из проб Борис услышал жужжание. Новый дефект? Оказалось, в теплом углу мастерской ожившая муха попала пауку в сети и «ящик» записал мушиные вопли. «Ящик» безукоризненно передавал все, что слышал. Как-то утром Борис высунул микрофон в форточку и записал мартовский гвалт синиц. На другой день пришла мысль проиграть синицам их же вчерашнее теньканье. Вышла поразительная картина: со всех сторон слетались синицы, кричали, садились на репродуктор. Выключил — смолкли и разлетелись. Скворец, которого Борис подержал за крыло перед микрофоном, «наговорил» таких ужасов, что стоило включить репродуктор возле скворечен — птицы в панике вылетали из гнезд. Подтверждалось давнее предположение: у птиц, кроме песен, есть свой язык. Но в ту весну охотника за голосами интересовали птичьи песни, звуки весны, от которых у человека радостно стучит сердце.

* * *

Майская ночь на Оке. Мокрая трава.

В темноте в траве кричат коростели. Маленькие птицы пешком пришли с юга на родное болото. И теперь всю ночь кричат, зовут в темноте друг друга. Майский туман над лугом, костер зябнет возле воды. Далеко в темноте петух прокричал.

С елки в лужу падают капли: кап-кап… Неслышно крутятся катушки магнитофона. Мокрый от росы человек лежит в траве с наушниками. Ночь со множеством звуков застывает на тонкой узенькой пленке. А утром еще больше звуков. Даже безголосые песней встречают солнце. Дятел выбрал сучок посуше, и частая барабанная дробь покатилась по лесу: дррррр… Маленькая птица бекас поднимается высоко кверху и падает. Крылья от крутого падения блеют барашком — это тоже весенняя песня. Дрозды, кукушка… У человека от бессонной ночи слипаются веки. Не снимая наушников, он засыпает на песчаном бугре…

Началась большая охота за голосами. Оказалось, дело это не очень простое и легкое.

Самые лучшие песни у птиц — на восходе солнца. Надо загодя являться на место, надо хорошо знать, где держится птица. Борис ночевал на затопленных островах, случалось, в азарте по трое суток не спал. С «ящиком» он исходил все Подмосковье, по многу часов ожидал певцов в болотной воде, лазил на деревья, в шалашах караулил тетеревов. С первых же дней обнаружилось множество всяких помех: то гармонист в соседней деревне не спит, то пароход на реке стучит и загудел в самый неподходящий момент, то ветер или в деревне петухи разорались, то сам певец никак не хочет подпустить близко.

Нежданно много хлопот доставили соловьи.

Куда ни пойди — соловей глушит все звуки. По многу раз из-за помех пришлось переписывать заново — опять куда-то ехать, стоять в воде, искать, подкрадываться, чинить магнитофон в лесу при свете карманного фонаря…

На съезде орнитологов было объявлено: «А сейчас послушайте голоса птиц…» В большом зале затоковал глухарь, закуковала кукушка, потом дикие гуси, дрозды… И гром аплодисментов. Ученые восторженно встретили работу аспиранта Вепринцева.

Бориса пригласили на студию звукозаписи: «Будем делать пластинку».

* * *

В апреле 1960 года вышла пластинка. В московском магазине на улице Горького она стояла рядом с записями симфоний…

Это был радостный день. Борис разослал пластинки друзьям. Не был забыт и странный адрес старика в Англии — «Птичий домик. Людвигу Коху»: «Я, помню, написал адрес и улыбнулся: на деревню дедушке… Жив ли старик? Все было почти как в сказке…»

Через три недели из Англии пришло письмо. Вверху листа был рисунок: пластинка и на ней птица. Тут же печатная надпись: «Птичий домик».

«Мой дорогой друг Вепринцев! — говорилось в письме. — Спасибо за ваши удивительные записи птиц России. Вы не представляете, каким чудесным был для меня день, когда я услышал ваши записи. Мне уже восемьдесят лет. Уже давно я стал стариком в отставке и предоставил записывать голоса птиц и животных более молодым. Я думаю, что выполнил мой долг. Недавно был юбилей. Меня поздравляли по всей стране.

Пришлось отвечать на множество писем и телеграмм. Благодарю вас за возможность послушать птиц, которые в Англии теперь редки, таких, как черный дятел и особенно перепелка. Благодаря музыкальным занятиям я знаю: многих из композиторов прошлого вдохновляли песни перепелов, особенно Гайдна… Серый журавль у нас в стране уже не встречается. Если бы вы мне прислали записи голоса журавлей… Для меня это один из самых дорогих на земле звуков… Очень хорошо, что не заб!ыли старика. Людвиг Кох».

Стало приходить множество писем, и во всех письмах главное слово — СПАСИБО.

* * *

Год 1962. Вышло несколько тиражей первой пластинки. Ободренный успехом охотник теперь каждый свободный день пропадает за городом. Зимой записывал вой волков, в конце февраля лазил с микрофоном по снегу — караулил брачные крики воронов. Он побывал с «ящиком» на птичьих гнездовьях в Кандалакшском заливе, записывал птиц на Дальнем Востоке, на Кавказе, недалеко от Майкопа записывал рев оленей… Весною, в разлив, Борис собрался в Мещеру за журавлиными криками.