8 декабря 1980 года: День, когда погиб Джон Леннон - Кит Гринберг

— Я отец Джона Леннона, — объявил он секретарше. Им же приглашенный журналист документировал происходящее.

Озабоченный имиджем, Эпштейн встревожился и вызвал «Битлз» со съемочной площадки. Всю жизнь Джон представлял себе, как встретится с отцом. Но даже помыслить не мог, что воссоединение с родителем произойдет под надзором менеджера и представителя прессы. Тем не менее, он подчинился приказу Брайана и вскоре уже ехал к нему в офис.

Альф радостно протянул брошенному сыну руку. Джон отказался ее пожать. Поглядывая на репортера, Альф объявил:

— Нельзя отворачиваться от родителей.

Джон, не оценив сентенции, попросил отца уйти.

Эпштейну такая реклама была не нужна. Он позвонил руководству журналиста. Они заключили сделку. В обмен на серию эксклюзивных интервью «Битлз» газета отправит гнетущую историю об отношениях Джона с отцом в мусорное ведро.

Альф гнул свою линию. Он обивал пороги газет и журналов, пока «Дейли Экспресс» не рискнула расположением Эпштейна, опубликовав рассказ о всплывшем из небытия отце Джона. Вскоре Альф смело постучался в дом сына. Синтия, поздоровавшись, сразу увидела фамильное сходство. На этот раз Альфа пригласили в дом. С бутербродом в руках, он поведал Синтии, как зарабатывал и терял деньги. Подчеркнул, что от работы никогда не бегал. В данный момент он работает посудомойщиком в отеле в нескольких милях отсюда.

Джон, по крайней мере на время, сменил гнев на милость. Мотивы Альфа были ему понятны — вокруг него так и увивались жадные до денег проходимцы. Но обрести отца было, как не крути, приятно.

Через год Джона ждал болезненный удар: Альф начал собственную музыкальную карьеру. В канун Нового года вышел его сингл «That's My Life (My Love and My Home)». Джон спросил Эпштейна, можно ли как-то помешать инициативе отца. А что, если песня Альфа отвлечет публику от очередного хита «Битлз»?

— На этот счет можешь не переживать, — ответил Эпштейн.

Продемонстрировав редкостное исполнительское бессилие, Альф состряпал прокуренную версию «My Way», в которой поведал о тяготах моряцкой жизни: «Горе было блюдом моих дней, / Но теперь я стал куда сильней».

Все, кто мог, пропустили шедевр мимо ушей. В 1966 году Альф предпринял вторую попытку, выпустив еще три сингла под именем Фредди Леннон. Хоть ему и не удалось откусить кусок от фан-базы «Битлз», но некоторые ценители рок-н-ролла нашли в нем свою прелесть, особенно восемнадцатилетняя поклонница «Роллинг Стоунз» Полина Джонс. Втайне от матери Полины они с Альфом поженились, и Джон вновь наступил на горло своему гневу, помирившись с этой странной парой. Он даже взял Полину на работу, следить за Джулианом и разбирать письма фанатов «Битлз». Еще он купил им дом в Брайтоне, где на свет появились сводные братья Джона, Дэвид-Генри и Робин-Фрэнсис. Занятый новой семьей, Альф забыл о Джоне.

Но во время первобытной терапии Джон настойчиво позвал отца к себе. Едва Леннон-старший переступил порог дома, на него обрушился поток криков и упреков в том, что он сперва бросил сына, а потом вернулся, привлеченный запахом денег. Джон потребовал у Альфа навсегда исчезнуть из его жизни.

Они не разговаривали друг с другом, пока Джону не стало известно, что отец умирает от рака желудка. Бывший «битл» позвонил Альфу из Дакоты, извинился за крики и послал в больницу букет цветов. Однако, когда Джон предложил оплатить похороны отца, Полина отвергла попытку примирения.

В отношениях с Джулианом тоже осталось множество нерешенных проблем.

Кен Дэшоу осторожно поднимался по ступенькам на крышу здания в центре города, прижимая к пальто размякший стаканчик с горячим шоколадом.

Редкий случай, чтобы он оторвался от микрофона.

Еще учеником средних классов он помогал собирать четырехваттную школьную радиостанцию, а впервые вышел в эфир в колледже Хобарта, стоящем на северном берегу озера Сенека в округе штата Нью-Йорк под названием Фингер-Лейкс. Слушатели приняли его благосклонно, и к весне он всерьез задумался, стоит ли ему задерживаться в мировой столице добычи озерной форели. На втором курсе он перевелся в Университет Нью-Йорка.

Среди начинающих ди-джеев царила плотная конкуренция, но это не помешало Кену отказаться от работы в легендарной университетской радиостанции. Он пошел другим путем: разослал свои записи из Хобарта по всем радиостудиям в пределах пары часов езды.

Так он впервые получил коммерческое предложение — поработать на кантри-канале в Ньютоне, Нью-Джерси. Кен ничего не знал об этом стиле, сам он увлекался рок-н-роллом, но слушатели девятнадцатилетнего «Кузена Кена» ни о чем не догадались.

В 1980 году он продолжал заниматься любимым делом. Каждые выходные он ехал на Лонг-Айленд, в городок Риверхед, где располагалась студия WRCN FM. Из центра города приходилось добираться аж семьдесят пять миль, зато Кен мог ставить классический рок по своему вкусу. С его точки зрения, «Битлз» принадлежали величайшие ритмы, самые заразительные музыкальные ходы в мире. Некоторых людей муза навещает раз в жизни, других вообще обходит стороной. У Пола к музе проложен кабель толщиной с руку, и по нему текут рифф за риффом, строка за строкой. А Джон великолепно оттеняет веселые, прилипчивые мотивы Пола. Он привносит в группу правильную долю цинизма, глубину, знание жизни. Пускай они часто спорят, но всем видно, что вместе они создают прекрасные песни. Сперва я думал: «Они неплохо порезвились в начале эпохи поп-музыки». Став постарше, я сполна осознал, как сильно они изменили мир.

Звездный час Кена настанет в 1982 году, когда его наймет радиостанция WAPP, она же «Эппл 103,5», чей огромный передатчик был расположен на крыше Эмпайр Стейт Билдинг. В свободное от диджейства время он подрабатывал помощником режиссера в кино и телерекламе, тянул за тросы, водил фургоны, изучал режиссерское дело.

8 декабря 1980 года он помогал снимать рекламу отеля Хилтон на Шестой авеню.

— Как бы хреново и холодно там ни было, — вспоминает он, — если ты, едва окончив школу, снимаешь в Нью-Йорке телерекламу и получаешь за это деньги, можно и потерпеть.

Джон с Йоко отдыхали в лимузине. День прошел насыщенно, была и фотосессия с Энни Лейбовиц, и интервью для радио, и плодотворная работа в «Рекорд Плант», а теперь они ехали домой, чтобы провести вечер с сыном. Кожа Йоко будто светилась в свете уличных фонарей. Джон, глядя на жену, радовался, что в жизни все сложилось именно так.

Какое бы благополучие они не описывали в песнях, брак у них не всегда протекал гладко. Их жизнь отравляло безмерное горе Йоко из-за пропажи Киоко, помноженное на проблемы Джона с высылкой из страны и негативную реакцию на некоторые политические заявления четы. В день переизбрания Ричарда Никсона они пришли на вечеринку, и озлобленный Джон, не в себе от выпивки и таблеток, затащил в комнату подвернувшуюся под руку женщину. Какая-то добрая душа, чтобы не обострять унижение Йоко, поставила пластинку Боба Дилана, заглушившую стоны любовников.

Дома Джон заявил жене, что его не устраивает их сексуальная жизнь. Йоко, зная, что с ранних дней «битломании» мужа непрерывно кто-нибудь, да опекал, решила дать ему свободу. Мудрая женщина, «матушка», сочла, что раз Джон ведет себя как подросток, пусть и живет, как подросток. Он уехал в Лос-Анджелес с привлекательной двадцатидвухлетней помощницей по имени Мэй Панг. По словам Мэй, Йоко сама толкнула ее в объятия Джона. Мол, она сказала, что если Джон от нее уходит, пусть уж рядом с ним будет такой хороший человек, как Мэй.

«Потерянный Уикенд» Леннона затянулся на четырнадцать месяцев. Он сам описывал этот период как одиссею саморазрушения в компании таких помощников как Ринго, барабанщик «Зэ Ху» Кит Мун и певец Гарри Нильсон. Какое-то время этот порочный триумвират жил вместе с Джоном и Мэй Панг в доме на пляже Санта-Моники.

— Я просыпался черте где, даже не протрезвев, а потом читал в газетах, как чудил накануне, — рассказал Джон журналу «Роллинг Стоун». — Причем добрую половину этих подвигов мне нагло приписывали.

Джон снова шел по стопам отца, который часто хвалился, как его упекли на шесть месяцев за решетку, когда он пьяным разбил витрину и стал танцевать с манекеном в свадебном платье. Как-то раз, ужиная с Панг и Нильсоном, Джон пошел в женский туалет, а явился оттуда с гигиенической прокладкой, прилепленной на запотевший лоб. С этим украшением он и поехал смотреть выступление сатириков братьев Смазеров в ночной клуб «Трубадур» на бульваре Санта-Моники. Там Леннон вел себя настолько шумно и нагло, что официантка отказалась его обслуживать.

— Да ты знаешь, кто я такой? — напал он на нее.

— Ага, мудак с прокладкой на голове.

По собственному признанию, Джон всегда тяготел к инфантилизму в противовес конформизму.

— И что, — сказал он журналу «Роллинг Стоун», — вот он я, творю такой бред, что аж самого передергивает от отвращения… и все ради чего? Что бы не быть нормальным?