8 декабря 1980 года: День, когда погиб Джон Леннон - Кит Гринберг

Спустя четыре месяца после Вудстока, Джон с Йоко вновь возглавили движение за мир, оплатив в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Лондоне, Амстердаме, Париже, Риме, Афинах, Западном Берлине, Торонто, Гонконге и Токио рекламные щиты с надписью:

Война окончена (если сами захотите)

С Рождеством вас поздравляют Джон и Йоко!

В 1971 году вслед за этим заявлением чета выпустила песню «Happy Xmas (War Is Over)». Как в будущем «Double Fantasy», она была записана на «Рекорд Плант». Продюсер Фил Спектор пригласил в студию Гарлемский хор, чтобы их пение на заднем фоне добавило и праздничного настроения, и театральности.

Эта тема в жизни Джона не потускнеет ни от времени, ни от поворотов судьбы.

— Мы несем факел, — скажет он журналу «Рол-линг Стоун», — словно олимпийский огонь, передаем из рук в руки, каждому человеку, каждой стране, каждому поколению.

Временами казалось, что каждая его песня — попытка решить собственные проблемы. В самом начале слышно, как Йоко еле шепчет: «Счастливого рождества, Киоко», а потом Джон тихо подхватывает: «Счастливого рождества, Джулиан». В 1970 году Джон четыре месяца провел у доктора Артура Янова, создателя первобытной терапии. Янов подталкивал Леннона заново переживать самые мучительные воспоминания, а потом выражать вспыхнувшие эмоции пронзительным «первобытным криком». Самым гипнотическим плодом этого лечения стала песня «Mother», в которой Джон зовет Альфа и Джулию Леннон: «Мама, не уходи-и-и-и / Папа, вернись!»

Лени Кравитц потом назовет эту песню «самым жестким музыкальным произведением в мире».

Но Йоко вскоре ждут еще более тяжкие страдания, нежели утрата Джоном родителей. В 1971 году ее бывший муж Тони Кокс, ушедший в замкнутую религиозную секту под названием «Церковь Живого Слова», похитит Киоко. Детективы, нанятые Леннонами, не успеют встать на его след. В следующий раз Йоко услышит о дочери только в 1998 году. Поэтому они с Джоном будут еще сильнее держаться за свою маленькую семью.

Марк Дэвид Чепмен с женой переехал в кондоминиум в Даймонд-Хэд Тауэр на площади Кукуй в центре Гонолулу. Ради лишнего заработка он перешел на работу в больничную типографию, лишившись той целебной атмосферы, которая шла ему на пользу. Больше Марк не общался с пациентами и медиками, которых считал друзьями. Он остался наедине с собственными мыслями.

Снова проявилась знакомая раздражительность. Марк влез во внутренние дела туристического агентства, где работала жена, поцапался с ее начальником и заставил ее уйти оттуда. Без помощи врачей, знавших его ситуацию, антисоциальные черты его характера расцвели бурным цветом. В какой-то момент Чепмена выгнали из типографии, потом наняли обратно. Но он повсюду видел врагов, и сам уволился после громкой ссоры с медсестрой.

Чепмен снова устроился охранником, на этот раз в роскошный дом. Он оправдывал этот шаг тем, что на новой работе будет возможность общаться с людьми. Но Марк уже дошел до кондиции. Нет бы обратиться к христианам, снова занять себя изучением Библии, петь под гитару на религиозных праздниках — нет, он начал пить в одиночестве.

У него в голове все смешалось. Марк сперва распродал или выкинул все «злые» рок-н-рольные альбомы, потом пожалел и бросился по музыкальным магазинам восстанавливать утраченное. Приведя коллекцию к исходному виду, снова ее распродал и раскурочил проигрыватель. Как прежде он обратил Глорию в христианство, также теперь заставлял ее читать «Над пропастью во ржи». Он написал письмо генеральному прокурору Гавайев, где спрашивал, как можно поменять имя на Холден Колфилд.

— Марк Дэвид Чепмен превратился в бродячего призрака, уже не способного выразить собственный гнев, ярость, разочарование, — поведал он Ларри Кингу, рассказывая о себе в третьем лице. — Видимо, я страдал от шизофрении.

Пока Чепмен боролся с душевными болезнями, Джона преследовал призрак «Битлз».

— Я привык к тому, что любой мой поступок сравнивают с достижениями прочих «битлов», — сказал он журналу «Роллинг Стоун». — Если я шел заниматься балетными танцами, мою технику сравнивали с игрой в боулинг Пола.

Но он решительно отвергал любую возможность воссоединения «Битлз», сравнивая эту перспективу с желанием кандидата наук вернуться за школьную парту. По крайней мере в последние годы «Битлз» всеми силами убеждали молодых людей думать своей головой. С чего бы им самим приносить собственные решения в жертву общественному мнению?

К тому же, по мнению Джона, его музыка без «Битлз» стала только лучше.

Если не считать злобную «How Do You Sleep?», его альбом «Imagine», оставив далеко позади «Ram» Пола Маккартни, ничуть не уступил остальным звездным шедеврам 1971 года, среди которых были: четвертый альбом Лед Цеппелин, «Who's Next» «Зэ Ху», «Sticky Fingers» «Роллинг Стоунз», «Madman Across the Water» Элтона Джона, «Aqualung» Джетро Талл, «Hunky Dory» Дэвида Боуи и «Teaser and the Firecat» Кэта Стивенса. Заглавная песня никогда не потеряет актуальности. В других («Crippled Inside», «Jealous Guy» и «Give Me Some Truth») Джон обнажает перед слушателями душу. В самый плодотворный для рок-музыки год «Imagine» оказался ничуть не хуже любой другой пластинки.

— Песни «Plastic Ono Band» нисколько не уступают тому, что я писал во времена «Битлз», — сказал Джон «Плейбою». — Возможно, чтобы сполна их оценить, у вас уйдет лет двадцать-тридцать, но на самом деле они такие же офигенные, как и все, что я создал.

Особую прелесть Джон находил в том, что был свободен в выборе музыкантов.

— Я меняю состав как хочу и когда хочу, — сказал он Тому Снайдеру. — Когда все время работаешь с одними и теми же людьми, то попадаешь в привычную колею. Это как играть в теннис с единственным партнером… Наступает миг, когда ты предугадываешь любое его движение. Значит, пора искать другого.

Джон менял даже название группы, то на «Plastic Ono Nuclear Band», потом на «Plastic UFO Ono Band», а творческий союз с другим авангардным активистом, Фрэнком Заппой, шел под маркой «Plastic Ono Mothers».

Осенью 1980 года Чепмен уверовал, что «вырыл для себя глубокую яму». И по неизвестной причине обвинил в своих психических проблемах Джона Леннона.

— Я сидел дома, взял альбом «Битлз», «Сержанта Пеппера», — признается он впоследствии, — и на обложке они были вчетвером, крупным планом. А до этого я взял в библиотеке пару книг о Джоне Ленноне… И то, что я в них вычитал, меня разозлило.

Среди прочего Марка возмутила фотография Джона перед Дакотой. Просто нечестно, что Чепмен горбатится охранником, но еле сводит концы с концами, а бывший «битл» по вечерам приходит в «шикарное здание».

Это было невыносимо. Надо было что-то делать.

Вот, что он сказал:

— Дело было во мне, а не в нем. Я злился на себя самого. Я посмотрел на обложку альбома, перевел взгляд на стены квартиры. Передо мной было его лицо, и тут меня озарило: вот решение всех проблем.

Сейчас я никто, псих и неудачник, но что будет, если я убью этого человека?

Под предлогом того, что его дом летом ограбили, Чепмен потребовал разрешение на покупку пистолета. Полиция Гонолулу проверила его криминальное прошлое. И ничего не нашла.

Чепмен получил разрешение.

К нему вернулись человечки. Они знали, о чем он думает, и умоляли отказаться от зловещих планов. Он не только разрушит собственную жизнь, говорили они, но и заставит страдать ни в чем неповинную Глорию.

Но в отношениях с человечками главным был Марк. Он приказывал. Они подчинялись. Не наоборот. Пускай они говорили правильные вещи, другие голоса у него в голове звучали громче. 20 октября он прочитал в местном «Стар Булитин» статью о «Double Fantasy». Там приводились слова Джона, что он испытывает вину за свое богатство, и что его радикальная позиция не всегда бывала искренней.

Иного подтверждения Чепмену не требовалось. Он летит в Нью-Йорк.

Через три дня он ушел с работы. Расписываясь в журнале, вместо собственной клички, «Чеппи», он вывел «Джон Леннон». Сперва долго глядел на это имя, потом передумал и зачеркнул его.

Отец Глории одолжил Марку пять тысяч долларов. 169 из них ушли на покупку пятизарядного короткоствольного револьвера 38 калибра. Продавец, любезный и обходительный, как и Глория, был японцем. По фамилии Оно.

Спустя два дня, 29 октября, Марк с пистолетом в кармане стоял перед Дакотой, разглядывал барельефы, проникался величавостью здания. Для дела нужны были только пули. Когда Чепмен позвонил торговцу оружием, тот хихикнул.

— Вы не местный, так?

Чепмен придумал новый план. Он полетел в Джорджию. Никого не предупредив, Марк ввалился домой к бывшей подружке, Джессике Блэнкеншип. Ее родители знали от дочери, что у Чепмена больная психика, и совсем не обрадовались его приходу. После короткого напряженного разговора с Джессикой Марк ушел.

У него была другая цель.

— Сделай одолжение, — попросил он старого приятеля. — Я собираюсь в Нью-Йорк, мне нужен пистолет для самозащиты. У тебя пули есть?