8 декабря 1980 года: День, когда погиб Джон Леннон - Кит Гринберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леннон даже похвалил Пола Маккартни.
Перед Дакотой Чепмен выяснял у Гореша, что было на фотографии:
— Я был в шляпе или без? Хорошо бы без. Народ на Гавайях просто глазам не поверит.
Он подошел к зданию и положил пластинку на выступ. Привратник Хосе Пердомо улыбнулся ему.
— Сделай одолжение, — попросил Чепмен. — Запомни, куда я ее положил, пригодится.
Потом он утверждал, что у него в голове спорили два голоса:
— Пошли домой.
— Нет, ни за что. Я хочу его убить.
Йоко и Тони Кокс оформили развод в феврале 1969 года. Йоко получила опеку над дочерью, Киоко. 20 марта Джон с Йоко поженились в городе Гибралтар, заморской провинции Великобритании, расположенной на юге Пиренейского полуострова. Чтобы соблюсти формальности, а заодно бросить вызов привычке женщин бездумно брать фамилию мужа, Джон официально взял имя Джон Уинстон Оно Леннон.
Медовый месяц чета провела в 902-м номере амстердамского «Хилтона». Они всех пригласили понаблюдать.
Но в этом зрелище не было ничего сексуального. Семь дней они проторчали в постели, объявив, что своей акцией борются за мир во всем мире. Дюжины фотографов, щелкая вспышками, снимали, как Джон с Йоко в пижамах возлежат на мягких подушках. Джон сказал в интервью Тому Снайдеру:
— Что бы мы ни сделали, все попадало в газеты. Мы решили — пускай площадь, отведенная под репортажи о нашей свадьбе, будет лучше занята рекламой мира, ну и нашего творчества… Считай, получилась семидневная пресс-конференция, посвященная миру. Обычно репортеру достается пять, максимум десять минут. Мы отвечали на вопросы, пока не надоест, и постоянно говорили о мире.
Перед зданием «Рекорд Плант» кипела суматоха. Когда Джон с Йоко зашли внутрь, вся улица — туристы, наркоманы, торговцы хот-догами — пришла в движение. И дело не в том, что перед ними промелькнула звезда. До людей начало доходить послание, заложенное в «Double Fantasy».
В студии царило праздничное настроение. «Double Fantasy» уверенно шел в гору. Решение Дэвида Геффена открыть «Геффен Рекордз» оказалось более чем уместным. Леннон решил, что выведет «Walking on Thin Ice» на вершины хит-парадов — гитарное соло, основанное на мелодии рокабилли-песни 1956 года, «The Fool» Сэнфорда Кларка. Джон пришел в студию, чтобы его записывать. На заре музыкальной карьеры техника у него так хромала, что мать, не выдержав, стала учить его играть на укулеле и банджо. Сегодня пальцы Джона летали по струнам так, будто он родился с гитарой в руках.
Леннон радостно сказал жене:
— Твой первый хит, Йоко.
Та послушала трек с наложенным соло Джона. Получилась танцевальная клубная песенка, но пара не считала, что пошла на поводу у коммерции. Все также в мелодии Йоко к надежде примешивалась толика уныния, сквозь оптимизм звучали нотки неуверенности, лоб в лоб сталкивались вечность и смерть.
— В пепел обратятся наши сердца, — пела Йоко, — и все уйдет в историю.
Глава 10
Мешкизм, трахизм, хренизм
Даже в самые плохие времена у нас в районе жили приличные люди. — Полицейский Питер Каллен шестьдесят лет проработал в Двадцатом административном округе, с объективностью профессионала и вовлеченностью местного жителя наблюдая за демографическими и социальными переменами кварталов, окружающих Центральный парк. — Испачканную форму я ношу в одну и ту же химчистку, у меня есть любимый китайский ресторанчик, а если хочется итальянской кухни, я знаю одно хорошее заведение…
У него на глазах с 1964 года домовладельцы бросали недвижимость, приходили в упадок целые кварталы, но на месте ветхих зданий не раз вырастали новые. Облик Нью-Йорка меняется к лучшему, но далеко не везде.
— Кое-где все остается по-прежнему, — отметил Каллен. — Уэст-Сайд населен достойными людьми. Риверсайд-драйв всегда был очень приличным местом. То же самое можно сказать про Уэст-Энд авеню. Централ-Парк-Уэст. Между этими улицами расположены неблагополучные кварталы, их обитатели часто нападают на более успешных соседей. Так что у нас много работы.
Питер вышел в вечернюю смену, с четырех часов вечера до полуночи. Вместо постоянного напарника с ним был Стив Спиро. В обычный день поступало от десяти до пятнадцати вызовов. Разбойные нападения, автомобильные аварии, квартирные кражи. Иногда в полицию звонили с просьбой доставить престарелого родственника в больницу.
Каллену в верхнем Уэст-Сайде нравилось разнообразие: все время новые лица, люди из разных стран, интересные разговоры. Полицейские часто ругают свою работу. Питер никогда не смотрел на часы, мечтая, чтобы смена побыстрее кончилась. Время и так летело незаметно.
Но и расслабляться он себе никогда не позволял.
— Уличный опыт прибавляет мозгов, — сказал он о работе в полиции. — Некоторые люди ничему не учатся. На службе надо прикрывать спину, ничего не упускать из виду, писать отчеты. Политика — тоже часть нашей работы. Если компрометируешь полицейское управление Нью-Йорка, тебе обязательно накрутят хвост.
Его патрульная машина катилась по западной Семьдесят второй стрит в сторону Централ-Парк-Уэст. Каллен и Спиро даже не смотрели в сторону Дакоты. Они и так прекрасно знали, как выглядит этот дом, его историю, кто там живет.
Может, Леннон и был настроен против властей, но с полицией Нью-Йорка он дружил. Об этом знали все сотрудники Двадцатого административного округа. Годом ранее Джон с Йоко послали в Благотворительную ассоциацию патрульных (БАП) чек на тысячу долларов. Деньги предназначались не для юридической поддержки тех, кто стрелял в невооруженных подозреваемых, а для спасения офицеров от бандитских пуль. На эту сумму приобрели десять бронежилетов. Чета также написала записку: «Прилагаемый чек выражает нашу заботу о жизнях наших сотрудников полиции Нью-Йорка».
Как представитель БАП Каллен видел записку своими глазами. Для него ключевым словом было «наших». Леннон ни за что не стал бы заискивать перед властями. Но он уважал работу тех людей, кто защищает его покой.
В июне 1968 года Джон с Йоко собирались провести в США очередную «постельную забастовку». Но ему отказали в визе под предлогом того, что в Англии он был осужден за хранение марихуаны. Не испугавшись, чета полетела в Монреаль, где провела акцию в 1724-м номере отеля «Королева Елизавета». Именно там они представили первый официальный сингл группы «Plastic Ono Band». Этот проект разительно отличался от «Two Virgins». Джон и Йоко играли с подлинными музыкантами, среди которых надо отметить Эрика Клэптона на лид-гитаре, а на басу — Клауса Вормана, художника-абстракциониста, друга «Битлз» еще со времен Гамбурга. Песня «Give Peace a Chance» превратилась в настоящий гимн — ее пела собравшаяся у мемориала Джорджа Вашингтона полумиллионная толпа протестующих против войны во Вьетнаме.
«Все говорят о мешкизме[7], - пел Джон, высмеивая массовые увлечения, смещающие акцент с их основной задачи, дела мира. — Трахизм, хренизм, психизм, злобизм, чего-то-там-изм, один сплошной изм, / Мы просим только об одном: давайте жить дружно».[8]
Крайне трогательная песня, на собратьев по «Битлз» она произвела гнетущее впечатление. Как бы они ни старались, Джон снова всех затмевал.
Дело в том, что Джон устал от «Битлз»: в его сознании группа была неразрывно связана с тем периодом трудовой гонки, когда приходилось выдавать по два альбома в год и по синглу в квартал. Работая с Йоко, он отдыхал душой и телом.
Леннон заявил, что «When I'm Sixty-Four» вышла банальной, крайне слащавой песенкой, какую он и слушать бы не стал, не то, что писать самому. Это был укол в адрес Маккартни, чей жизнерадостный взгляд на мир Джон считал поверхностным. Естественно, проведя с Полом столько времени, Джон не мог не увидеть его глубину. Просто Маккартни подмял под себя власть в группе, тем самым оттолкнув от себя товарищей. Ринго с Джорджем, возмущенные тем, что Пол тратит время исключительно на собственные старые песни, бросали все и уходили со студии, даже во время съемок документального фильма «Let It Be». Чтобы не связываться с Маккартни, Харрисон позвал записывать «While My Guitar Gently Weeps» Эрика Клэптона.
С точки зрения Пола, у него не было выбора, кроме как взять на себя руководство группой. Кто-то же должен командовать этим детским садом. Джордж принимал каждое предложение Маккартни в штыки. Джон вел себя с ним как с тетей Мими — при любой возможности провоцировал его, бросал ему вызов. Находящаяся в студии Йоко становилась яблоком раздора. В отличие от прочих жен и подружек она не хотела тупо смотреть, как парни работают, она активно вмешивалась в процесс. С суровым лицом восседая на усилке Джона, она заговорщицки нашептывала мужу, что его коллеги пишут неправильную музыку.
В какой-то момент Джордж не выдержал и высказал Леннону все, что думает по поводу атмосферы в студии: