Иван-Дурак - Ольга Матвеева

— Что будешь пить? — поинтересовалась Ирина.

— Ах, да, — спохватился Иван и вручил Ирине букет и бутылку. — Вот, давай коньячку и выпьем.

— Есть хочешь?

— Я думал, ты меня с порога убивать начнешь, а ты еще и поесть предлагаешь. Знаешь, я восхищен еще больше! — он улыбался, но коленки у него немного дрожали, еще он чувствовал, что снова начал потеть.

— Не ерничай. Убивать еще буду, не переживай. Возмездие должно свершиться. Но должна же я по старой русской традиции тебя сначала напоить, накормить, а может быть еще и спать уложить. Да шучу я, шучу, расслабься, спать укладывать не буду. Хотя…, — она плотоядно улыбнулась, — это как пойдет. — При этом подумала: «Странно, я еще не разучилась кокетничать. А этот кобелина стал еще привлекательнее. Прямо настоящий джентльмен. На наших стройках таких не водится. Так, не думать о нем хорошо. Не думать. Он тебе всю жизнь сломал…».

— Ну, так есть будешь? — спросила она вслух.

— Не откажусь.

Ирина схватилась за белый ретро-телефон, два раза крутанула диск:

— Алло, Лена, принеси нам какой-нибудь еды на второй этаж… Да все равно… Травы какой-нибудь с бальзамиком, помидоры, сельдерей, сыры. Ты же там еще что-то готовила, вроде. Давай, тащи. Ждем. Разливай, — скомандовала она уже Ивану. — Бокалы перед тобой, на столике. Ты куришь? Нет? Молодец. А я закурю, пожалуй.

Ирина закурила. Иван разлил коньяк. Повисла пауза.

— Надо было внизу устроиться, — наконец сказала Ирина. — Там удобнее, кухня рядом. Хотя там неуютно. Да и здесь, в общем, тоже. Не люблю этот дом. Заниматься стройкой и дизайном времени не было. Сапожник без сапог. Ну, мне тут и наворотили этих вот кремовых роз с торта. «Ах, ну это же так солидно, так дорого, так подчеркивает ваше высокое положение в обществе!» — передразнила она какого-то неведомого дизайнера или декоратора, — я сюда и не захожу. Это так, для гостей. Для статуса. — Она усмехнулась. — А я сразу к себе на четвертый этаж поднимаюсь. Я когда поняла, что мне эти чертовы специалисты весь дом испортили, последним этажом сама занялась. Там у меня по-простому все. Чужаков туда не пускаю. Не поймут ведь. Выпьем?

— Давай. За тебя! — Иван поднял бокал.

«Может, обойдется? — подумал он. — Вроде она спокойная. Не набросилась на меня с кулаками. Может, мирно поговорим и разойдемся? Дело-то ведь прошлое. Да и спасать ее, вроде бы, не надо. Она в полном порядке…».

— Ты одна здесь живешь? — спросил он осторожно и тут же понял, что совершил глупость. Ирина сделала большой глоток коньяка, как-то ссутулилась, мгновенно растеряла весь свой лоск и ответила с вызовом:

— Отчего же одна? У меня тут еще домработница живет и садовник. Водитель еще. Я не одна. А ты?

— Что я?

— С кем живешь?

— С женой.

— С Ольгой?

— Нет, с другой. С Ольгой мы давно разошлись.

— Дала она тебе то, чего ты от нее ждал?

— Нет.

— Видишь, а я бы могла. Вот это все могло бы быть и твоим. Хотя какое это теперь имеет значение?

Иван не знал, что ответить. Его спасла домработница Лена, которая неожиданно появилась из дверей лифта с сервировочным столиком.

Когда она удалилась, Иван и Ирина принялись за еду. Что угодно, лишь бы не разговаривать. Все же говорили. Рассказывали о своих успехах. Мерялись крутизной. Напивались.

— Я так и не поняла, а зачем ты пришел-то? — спросила Ирина, когда глаза ее наполнились хмельным блеском.

— Извиниться. Я просто хотел попросить у тебя прощения. Снять камень с души.

— А-а-а-а, — протянула Ирина, — снять камень с души… вон оно что. Неужели совесть заела? Что-то не верится. Столько лет не ела, а тут вдруг… Как трогательно! Как трогательно! Говори честно, чего тебе от меня нужно?

— Ничего…

— Ничего?

— Ничего… Хотел сказать «прости», глядя тебе в глаза. Хотел, чтобы ты меня простила. Кто знает, может нам обоим станет легче жить после этого. Хотел узнать, чем я могу тебе помочь?

— Скажите, пожалуйста, какой он стал благородный, а вот тогда, когда ты бросил меня, ты не был таким благородным. Подонок! Жалкий ублюдок!

Ирина разрыдалась. Иван бросился к ней, опустился перед ней на колени, обнял за ноги.

— Прости! Я тебя умоляю, прости меня! Я знаю, что это сложно. Невозможно, наверное. Я бы и сам себя не простил. Да я и не простил. Когда я вспоминаю о тебе, чувствую себя последним негодяем. Если не простишь, я тебя пойму.

— Этот дурацкий, нелепый дворец только для тебя! — закричала Ирина. — Специально его построила, потому что надеялась, ты однажды придешь, увидишь и поймешь, что зря ты от меня отказался! Зря! И со мной бы ты достиг того, чего достиг, а может быть даже большего. Я дала бы тебе больше, чем эта твоя злобная блондинка! О! Как я карабкалась из нищеты! Ты бы знал, чего мне стоило все это! — она обвела рукой свою чрезмерно роскошную гостиную. — Это тебе не история Золушки! Это тебе не сказочка! Никаких чудесных превращений! Это пот, кровь, бесконечная работа, риск, обман, кидалово, куча хронических болезней. Все было. И зачем? Зачем? Чтобы доказать вот этому вот пресыщенному, богатому, бездушному, эгоистичному болвану, что я чего-то стою? Боже, какая же я дура! На что я угробила свою жизнь? Ни семьи, ни детей! Одна! Одинокая старая развалина! Никому не нужная! Никому! Какая дура, какая дура! Я же женщиной уже давно перестала быть! Ни баба, ни мужик! Бесполое существо! Ты знаешь, сколько лет у меня секса не было?! В ногах валяешься, думаешь, это вернет мне годы, потраченные черте на что? — Ирка взвыла.

Иван налил минералки в стакан, сначала отпил сам, потом сунул стакан Ирине:

— Выпей, успокойся. — Сказал он, а хотелось отхлестать ее по лицу, чтобы прекратить истерику. Да за что же ему все это?

Ирка жадно выпила воду. Потом несколько раз глубоко вздохнула. Хлебнула еще и коньяка.

— Все. Извини. Я взяла себя в руки. Я спокойна, я совершенно спокойна. — Убеждала она сама себя. — Так, я отлучусь. Ты ведь сможешь пережить вид моего зареванного не накрашенного лица.

— Не баба она, видите ли, — проворчал Иван, когда Ирина удалилась, — да самая что ни на есть баба. Истеричка. Наговорила гадостей, плюнула в душу, бездушным болваном назвала, а теперь беспокоится, как я на ее не раскрашенное лицо отреагирую. Да пофиг мне. Бездушный болван… Между прочим, никто ее не заставлял все эти годы жить только местью. Сама так решила. Я-то тут причем? Да, я сделал подлость, но ведь и более серьезные преступления имеют срок давности. До конца жизни что ли теперь расплачиваться? Что ж теперь с ней делать-то? Вот, наверное, разлюбезный Петр Вениаминович забавляется, наблюдая эти душераздирающие сцены. Господи, как же я устал! Домой хочу, спать. Достало все.