Иван-Дурак - Ольга Матвеева

— Ну, здравствуй, жених, — протянул он с оттенком сарказма в голосе и глянул на молодого человека безо всякого дружелюбия — он-то в СТЭМах не играл.

Слово «жених» Ивану крайне не понравилось, ни в Иркином исполнении, ни тем более в исполнении ее отца. Ирку он, конечно, любил, но чтобы вот так сразу, бац — и жених! Это уж слишком. О женитьбе он пока не думал — молод еще. Ну да ладно, жених так жених. Не поведут ведь его прямо сейчас в ЗАГС заявление писать? Это вряд ли. Так что угроза женитьбы откладывается на неопределенное время.

Иркин отец снова углубился в книгу, а Ирина потащила Ивана показывать свою комнату. Она была смежная с залом. В общем-то комната как комната — маленькая: стол, стул, какой-то самодельный шкаф, книжная полка, кровать… Кровать… Мммм… Здесь-то и спит его любимая девочка. Эх, сейчас бы… Стоп. За стеной отец. Даже его недовольное сопение слышно… На стене портрет какого-то лысого морщинистого старика в круглых очках на лбу.

— А это кто? — спросил Иван Ирку, указывая на фотографию.

— А это Корбюзье. Всемирно известный архитектор.

— У нормальных девчонок кто на стенах висит? Ну Цой, ну Ален Делон, ну Бутусов, Энштейн или Антон Палыч Чехов, в конце концов, а у этой? Корбюзье! Ненормальная, — сказал Иван с нежностью и полез-таки обниматься. За стеной — недовольное покашливание, а в дверях появилась женщина. Ирка с Иваном отпрянули друг от друга, оба покраснели.

— Ну что же ты, Ириша, гостя-то голодом моришь? — спросила женщина. — Меня Нина Петровна зовут, я Иришина мама.

— Иван. Очень приятно.

— Зови мальчика обедать, — наказала Нина Петровна дочери и удалилась.

Мать была похожа на дочь. Или наоборот? В общем, мать и дочь были похожи. Ирка была значительно уменьшенная в ширину копия Нины Петровны. Мать была… хммм… дородна. Трудно даже было представить, что когда-то в юности эта женщина была стройна. А может, и не была. Зато легко можно было предположить, что со временем Ирка тоже так расплывется. И тогда… тогда уже не будет никаких волшебных перевоплощений. А может статься, что без одежды она будет выглядеть еще хуже, чем в одежде. Да когда это еще будет? А может, еще и не будет? Стоит ли об этом париться сейчас? Наверное, нет. Ведь рядом с ним сейчас стояла красивая девушка, а из выреза ее халата приветливо выглядывала задорная грудь… Добраться бы до нее, наконец.

На обед был суп с фрикадельками и картофельное пюре с котлетами. Но главным блюдом был допрос, которому Сергей Леонидович и Нина Петровна подвергли дочиного «жениха», который так неосмотрительно потревожил покой достопочтенного семейства. Спрашивали и сколько ему лет, и где он учится, и каковы его планы на жизнь в целом и на жизнь с их дочерью в частности. Неделикатно интересовались, на какие такие шиши он собирается содержать семью, и где они, собственно, собираются жить. Иван, конечно, что-то там отвечал, даже достаточно убедительно отвечал — то есть вдохновенно врал. Он вообще еще об этом не думал. Особенно о семье. Затронули и Иванову родословную: а кто родители? А чем занимаются? Иван даже удивился, что про наследственные заболевания вопросов не было. У-ди-ви-тель-но! Отвечал он бойко и бодро, а сам мечтал куда-нибудь сгинуть, провалиться, испариться. Он с тоской поглядывал в окно, где на ветру колыхались ветви березы, светило солнце и пели птицы. На свободе. Ну зачем он сюда приехал? Ну зачем? Сам ведь. Никто ведь и не звал. Обед закончился. Ивана усадили в зале в кресло, а Ирка унеслась в свою комнату переодеваться. Вышла через пять минут в коротком пестром сарафанчике, который Иван купил ей перед отъездом. Загорелая. Невыносимо красивая.

— Ну, все, пойдем, пойдем скорее, — заторопил он ее.

Когда они свернули с Иркиной улицы, она решилась взять его за руку. Так они и шли. День снова стал прекрасным. Дошли до реки. Ирка сдернула с себя сарафанчик и осталась в купальнике. У Ивана плавок не было — снял только рубашку.

— Да снимай свои штаны, пойдем искупаемся, — шепнула Ирка игриво, — ты так хорош, что даже семейные сатиновые трусы по колено тебя не испортят. — И уже серьезно. — Тут все в трусах купаются. Не переживай.

Иван послушно разделся. Побежали к воде. Речка была та же, что и в Ивановом городке, только здесь, перед тем, как слиться с Волгой, замедлила свой бег, стала шире, обросла по берегам высокими холмами. Ивану этот пейзаж отчего-то напомнил окрестности Сочи — море, горы. Дал себе слово, что в следующем году непременно заработает денег и повезет Ирку на юг. А пока… Вода обожгла холодом, окутала фонтаном брызг. Ирка визжала. Иван хохотал. Поплыли. Доплыли до середины реки. Вернулись. И уже стоя на песчаном дне по пояс в воде, Иван, наконец, обнял Ирку. По-настоящему. Замерзшую, покрытую мурашками. И, наконец, целовал ее губы, мягкие и шершавые одновременно…

Обсохли на солнце. Оделись. Пошли гулять дальше. Ирка изображала из себя экскурсовода: посмотрите направо, видите этот скособоченный домишко? Тут живет городская сумасшедшая Поля-шатина. Прозвище свое она, очевидно, получила за то, что постоянно шатается. Она безобидная, но лучше все же обходить ее за два квартала: если Поля в дурном настроении — может и проклясть. Бывали такие случаи… А сейчас мы проходим мимо церкви постройки второй половины XVII века. Впрочем, сейчас это никакая не церковь, а краеведческий музей. Именно поэтому она более-менее пристойно выглядит, а остальные культовые постройки пребывают в полуразрушенном состоянии. Видите вон тот кирпичный домик с голубыми наличниками? О! сколько раз я якобы случайно проходила под этими окнами! Тут живет моя первая любовь Сашка Степанов. Ты представляешь, этот негодяй так и не обратил на меня внимание! А я его так любила, так любила!

— Подлец! Негодяй! Да как он мог не обратить внимание на такую красавицу! Ну ничего, мы ему покажем! Сейчас-то он точно на тебя посмотрит! — Иван закружил Ирку в объятьях и поцеловал. — Ну вот! Теперь этот недоумок Сашка Степанов точно знает, какую девчонку он прозевал. Молодец Сашка Степанов! Теперь эта девчонка досталась мне!

Город неожиданно оборвался живописным оврагом.

— Зимой мы катались тут на лыжах и санках, а сейчас здесь есть клубника. — Сказала Ирка. — Поищем?

— А, может быть, посмотрим, нет ли вон в тех кустах избушки на курьих ножках?

— Ты чего это задумал, шалунишка?

— Ничего-ничего. Так, инстинкт первооткрывателя. Исследовать эти кусты для меня все равно, что открыть Америку. Они меня влекут. Они такие таинственные. Так хочется посмотреть, что же они скрывают.

Ничего необычного в кустах обнаружено не было. Совершенно. Так, какие-то древние консервные банки.