5-ый пункт, или Коктейль «Россия» - Юрий Безелянский

Фаддей Булгарин — литературный и политический противник Пушкина. Поляк по происхождению. Или, как говорили тогда, «поляк на русской службе». Булгарин сражался против русских в рядах польского легиона. Но потом сменил ориентацию и стал верноподданнически служить русскому двору, причем служил истово, донося на неблагонадежных III отделению. В одном из писем на имя Леонтия Дубельта Булгарин утверждал (и верил?), что «Ш-е отделение Собственной Его императорского Величества канцелярии всегда было сосредоточием и источником правды, благородства и защиты угнетенных».

Ни больше, ни меньше!.. Охранительный порыв Булгарина позволяет его считать родоначальником стукачества в России. И сразу вспоминаются строчки Александра Межирова:

Кураторы мои…Полуночные звонки,Расспросы про житье-бытье,Мои родные стукачи россии,Мои осведомители ее.

Но не надо забывать, что Булгарин был еще и литератором. Его роман «Иван Выжигин» — своего рода вызов «Евгению Онегину». России, по мнению Булгарина, нужны были не рефлектирующие и скучающие Онегины, а экономисты, свежие головы и руки, которые постоянно находятся в действии, в изыскании способов для процветания России. То есть Фадцей Булгарин мыслил прагматически. Но этот прагматизм, как считал в советские времена критик Игорь Золотусский, стал началом литературы обслуживания, бросил перчатку высокой духовности в лице Пушкина. Любопытно, продолжает ли так считать Золотусский ныне, или он изменил свое мнение? Высокая духовность и неумение действовать прагматически, вкупе с национальными пороками (лень, воровство, пьянство и т. д.), и привели Россию к жесточайшему кризису. Но, чур-чур, уйдем от этой опасной темы. Наша тема более узкая.

Один из друзей Пушкина — князь Петр Вяземский (он на 7 лет старше поэта). Тоже поэт, «с полным преобладанием ума над эмоцией», как заметил Вересаев. Более холодная кровь? Возможно, ибо прадед Андрей Федорович вступил в брак с пленной шведкой. Стало быть, по линии прабабки Петр Вяземский швед? Отец поэта, Андрей Иванович, много путешествовал и во время одного из путешествий познакомился с ирландкой по фамилии Квин (урожденная О’Рейли), страстно в нее влюбился, увез от мужа в Россию и, добившись для нее развода, решил венчаться. Его родители были, конечно, против подобного экзотического брака, но Андрей Иванович настоял на своем и в 1786 году женился на Евгении Ивановне О’Рейли. Через 6 лет родился сын Петр.

Современник Вигель писал о Петре Вяземском: «…с женщинами был он жив и любезен, как француз прежнего времени; с мужчинами холоден, как англичанин; в кругу друзей был он русский гуляка». И большой похабник, добавляет Вересаев.

Итак, русско-ирландский поэт с примесью шведской крови был все же истинно русским человеком и литератором. В стихотворении «Русский бог» он писал:

Бог голодных, бог холодных,Нищих вдоль и поперек,Бог имений недоходных,Вот он, вот он, русский бог…И в конце:Бог бродяжек иноземцев,К нам зашедших за порог,Бог в особенности немцев,Вот он, вот он, русский бог.

О, эти немцы! Одним из ближайших друзей Пушкина (к тому же они вместе учились в лицее, где, кстати, тоже было много иностранных преподавателей — де-Бадри, Гауэншильд, Петель, де-Ферпосон и т. д.) был Вильгельм Кюхельбекер, обрусевший немец. Его отец — Карл Кюхельбекер, настоящий немец, учился в Лейпцигском университете одновременно с самим Гёте. Его сын Виля, или Кюхля, был нескладным и смешным, и товарищи-лицеисты вечно над ним издевались. Помните знаменитое пушкинское «и кюхельбекерно, и тошно»? Но это был честнейший и умнейший человек, горевший мечтами о добре и красоте. Бедный Кюхля, как и другие полуиностранцы, инстинктивно стремился растворить чужеземную кровь в русской, чтобы еще более ассимилироваться, русифицировать своих детей, и с этой целью он женился на исконно русской женщине Дросиде Артемовой. Естественно, брак получился неудачным.

Рядом с Кюхельбекером стоит еще один «русский» поэт и друг Пушкина Антон Дельвиг. Свое происхождение Дельвиг вел от старинного, но обедневшего рода прибалтийских баронов. В лицейские годы прославился своей леностью.

Дай руку, Дельвиг! Что ты спишь?Проснись, ленивец сонный!

— обращался к нему Пушкин.

Дельвиг любил сочинять элегии и идиллии. Писал он и русские песни. И это знаменитое:

Соловей мой, соловей,Голосистый соловей!..

А его «Русская песня»: «Пела, пела пташечка…»? Умел прибалтийский барон Антон Дельвиг постигнуть русскую душу. Кстати говоря, Прибалтика — родина не одного русского деятеля. Сыном прибалтийского барона Остен-Сакена был Александр Востоков, работы которого являются классическими трудами по русской филологии.

Продолжим про пушкинскую эпоху. Кто стоял рядом с Пушкиным, помимо уже перечисленных? На год моложе были Баратынский и Вельтман.

О Евгении Баратынском Пушкин сказал: «Он у нас оригинален — ибо мыслит». И прозвал его «Гамлетом-Баратынским». Род Боратынских (затем «о» перешло в «а») происходил из польского города Боратынь. Древний дворянский польский род. Но это не все. В жилах поэта текла итальянская кровь. Может быть, и финал жизни закономерен: смерть в Неаполе, а не в Петербурге или Москве? Врач итальянец констатировал смерть «синьора поэта» в 44 года.

Немногим избранным понятенЯзык поэтов и богов,

— утверждал Баратынский.

Александр Вельтман — писатель. Белинский отмечал, что талант Вельтмана самобытен и оригинален в высшей степени. А советский критик Переверзев считал Вельтмана предтечей Достоевского. Роман Вельтмана «Странник» — это калейдоскопическая игра ума, шалость таланта… С национальными корнями писателя все ясно: наполовину швед, наполовину русский. Отец — шведский дворянин — в 1786 году принял русское подданство, а мать — русская женщина Колпачева.

Вельтман был популярен, но еще более популярным был Осип Сенковский, журналист, писатель, писал под псевдонимами «Барон Брамбеус», «Тютюнджю-оглу» и другими. Сенковский был полиглотом. Знал все европейские языки, а еще татарский, монгольский, китайский. Кроме лингвистики, увлекался историей, археологией, этнографией, философией, естествознанием, астрономией, медициной, политической экономией. Никитенко его характеризовал так: «Сенковский весьма замечательный человек. Немного людей, одаренных умом столь метким и острым. Но характер портит все, что есть замечательного в его уме. Нельзя сказать, чтобы он был совсем дурной человек, но он точно рожден для того, чтобы на всё и на всех нападать, — и это не с целью причинить зло, а просто чтобы, так сказать, выполнить предназначение своего ума, чтобы удовлетворить непреодолимому какому-то влечению…»

Короче, многие не любили Сенковского, но нас интересует другое: вклад Осипа Сенковского, поляка по происхождению, в русскую литературу. Сенковский старался приблизить литературный язык к разговорному, вел беспощадную борьбу с устарелыми языковыми формами — «сей», «оный», «упомянутый», «таковой», «младой», «глас» и т. п. После едких насмешек Сенковского, замечает Вересаев в книге «Спутники Пушкина», слова эти совершенно исчезли из журнального обихода.

Если уж мы заговорили о русском языке, то тут бесспорнейшим гигантом является Владимир Даль, «наш Магеллан, переплывший русский язык от А до Я» (выражение Андрея Битова). Даль потратил 35 лет своей жизни на составление словаря и совершил тем самым подвиг во имя русского народа. Сколько замечательных перлов, в которых выразился национальный характер русского народа, он собрал! Вот только некоторые:

«Русский Бог — авось, небось да как-нибудь». «Авось — вся надежда наша». «Наше авось — не с дуба сорвалось». «Иванов, что грибов поганых». «Русский народ — русый народ», «Мордва русеет» и т. д., и т. п. «Толковый словарь» Даля включил в себя около 200 тысяч слов. В нем собрано более 30 тысяч пословиц и поговорок, все эти «Авось да небось — так на Руси повелось».

Владимир Даль писал: «Смышленостью и находчивостью неоспоримо может похвастаться народ наш… он крайне понятлив и переимчив, если дело дойдет до промышленной и ремесленной части; но здесь четыре сваи, на которых стоит русский человек — авось, небось, ничего и как-нибудь…»

А кем был сам собиратель и певец русского языка? Владимир Даль родился в местности Лугань (ныне Луганск) в семье датского врача, впрочем, он был не только врач, но и талантливый лингвист. Екатерина II пригласила датчанина Иоганна Даля в Санкт-Петербург на должность библиотекаря. Приняв русское гражданство в 1799 году, он стал именоваться Иваном. Его жена, а стало быть, мать Даля, была немкой по отцу и француженкой по матери. И вот у них 10 (22) ноября 1801 года родился сын Владимир, Владимир Иванович, в жилах которого текла немецко-французско-датская кровь. Не разбираясь в тонкостях происхождения, недруги ругали Даля просто «немцем». Так было понятней, немец — значит, не наш, инородец. На что Владимир Даль спокойно отвечал: