Калейдоскоп жизни - Всеволод Овчинников

Стать первопроходцем к этой могиле для меня не просто высокая честь. Девиз Зорге «Чтобы узнать больше, надо знать больше других» служит для меня напутствием в жизни. Быть интересным для интересующих тебя людей, уметь делать правильные выводы из полученных от них сведений — вот залог успеха и разведчика, и журналиста. Не побоюсь сказать, что у этих профессий есть нечто общее.

В моей жизни был один-единственный случай, когда мне довелось совершить то, что сотрудники спецслужб называют оперативной работой. А именно — передать явку, то есть место и время конспиративной встречи.

Положа руку на сердце, могу сказать, что за полвека своей журналистской деятельности никогда не был «совместителем». И заслуги моей тут нет. Просто «компетентным органам» была дана установка обходить сотрудников «Правды» стороной, дабы не рисковать репутацией главной партийной газеты.

Это отнюдь не значило, что во время работы за рубежом мне не приходилось общаться со многими «ближними и дальними соседями», то есть сотрудниками КГБ и ГРУ, работавшими под крышей посольства или торгпредства. Среди них часто встречались яркие личности, с которыми было интересно и полезно обмениваться выводами и оценками, чтобы глубже вникать в суть происходящего в стране. В моей автобиографической поэме, не предназначенной для публикации, есть такие строки:

В жизни заграничной яНе жил без компании.Был я близок с «ближними»,Выпивал и с «дальними»…

Случай, о котором я упоминаю, имел место в Японии в 1963 году. Для корреспондента советской партийной газеты это было непростое время. Руководители Компартии Японии (Носака, Миямото, Хакамада) перешли на пропекинские позиции, на все лады критикуя «советских ревизионистов». Лишь глава парламентской фракции Сига сохранил верность Москве. Наиболее рьяным антисоветчиком был Хакамада — родной дядя знакомой нам Ирины Мицуовны. Чтобы следить за тем, поддерживает ли КПСС контакты с «раскольниками», он внедрил в корпункт «Правды» в качестве шофера своего зятя.

Назревший в КПЯ раскол выплеснулся наружу при ратификации Московского договора о запрещении ядерных испытаний. Вторя Пекину, депутаты от КПЯ выступили против него, и лишь председатель их фракции проголосовал за. И вот в этот драматичный момент у нашего советника по партийным связям прервалась связь с Сигой. При последнем контакте его человек не смог договориться о новой встрече.

Советник слезно умолял меня выручить его. Дескать, дипломату трудно выйти на Сигу. А для корреспондента «Правды» вполне естественно попросить у него интервью. И в конце разговора передать, что знакомый ему связной будет в пятницу в 16 часов ждать его на втором этаже книжного магазина «Марудзэн», где продают монографии по международному праву.

Через пресс-службу парламента я официально попросил о встрече с главой фракции коммунистов. Интервью прошло гладко. В конце беседы удачно ввернул фразу о книжном магазине. И тут Сига заговорщическим шепотом произнес: «Я сейчас дам вам пакет, который нужно переслать в Москву товарищу такому-то». (Он назвал фамилию известного лица со Старой площади, которое не раз бывало в Токио.)

Пока Сига открывал стоявший в углу сейф, в моей голове вихрем закружились мысли. По всем инструкциям, принимать от иностранца пакет, не зная, что в нем лежит, категорически запрещалось. Откуда мне знать, только ли информацию о КПЯ передает Сига нашему советнику по партийным связям? А если меня возьмут с поличным при документах, касающихся японских вооруженных сил, то без дипломатического иммунитета можно лет на пятнадцать угодить в тюрьму за шпионаж.

Сига достал из сейфа фирменный пакет универмага «Мицукоси» и протянул его мне. Мысли снова бешено закрутились, но уже в обратном направлении. Вправе ли я отказать человеку-легенде, одному из основателей Компартии Японии? Ведь я еще был пионером, делал доклады о героях Коминтерна, когда Сига уже томился в одиночной камере тюрьмы Сугамо, где провел 18 лет. И вот перед таким человеком я предстану как трус, который заботится лишь о собственной шкуре?

Словом, после минутного колебания пакет из универмага взял. Хотя понимал, что в парламенте он явно бросается в глаза. Вышел в длинный коридор, по оба конца которого маячили фигуры часовых. Мелькнула мысль: может, зайти в туалет, взглянуть, что за бумаги я несу? Но махнул рукой — была не была! Степенным шагом миновал шеренги полицейских, охранявших парламент от демонстрантов, взял такси и назвал адрес советского посольства.

Поднялся в «кочегарку», где работали шифровальщики, писали свои донесения ближние и дальние соседи. Дежурный пощупал пакет, подивился его легкости и мягкости. И попросил подождать, пока составят опись, которую мне надлежит подписать. Вскоре из-за перегородки раздался хохот. В зачитанном мне списке значилось следующее: две женские мохеровые кофты, мужской свитер, спортивный костюм «Адидас», плащ-болонья. Налицо был типичный «джентльменский набор» советского командированного тех лет. Видимо, «товарищ такой-то» когда-то покупал нечто подобное в Токио или попросил старого знакомого прислать ему все это.

Выслушав мой эмоциональный рассказ о том, каких страхов я натерпелся ради злополучного пакета, оказавшегося банальной посылкой, советник по партийным связям принялся извиняться. И в качестве компенсации за моральный ущерб оформил мне ящик виски по дипломатической выписке, то есть за полцены. Так я поставил пятно на своей репутации «чистого журналиста». Ибо не только участвовал в оперативной работе, но и, как оказалось в итоге, сделал это не бескорыстно.

На постоянную работу за рубеж журналист выезжает с семьей. Так что детство моей дочери Любы прошло на Дальнем Востоке — от 0 до 5 лет в Китае, от 7 до 14 лет в Японии.

Когда я в 60-х годах работал в Токио, дочь училась в двуязычной частной школе. На родительских собраниях отцы или матери, как и у нас, рассаживались на места своих детей. Моим неизменным соседом был мистер Паркер — представитель киноконцерна «Метро Голдвин Майер» на Дальнем Востоке. Но однажды рядом со мной оказалась вроде бы невзрачная рыжеватая женщина, поразительно на кого-то похожая. Долго ломал голову, прежде чем решился сказать:

— Вы мне напоминаете молодую Ширли Маклейн в ее первых фильмах…

Услышав эти слова, соседка всплеснула руками и рассмеялась:

— Боже мой, какой изысканный, какой оригинальный комплимент! Никогда в жизни не слышала ничего подобного. Вы, как я догадываюсь, отец русской подруги моей дочери Сэлли. Очень рада знакомству. Где вы нынче проводите Рождество? Может быть, погостите у нас на Гавайях?