Лесная невеста - Елизавета Дворецкая

– Ты кто? Ты откуда взялся, будто с дерева слетел? – немного хрипло после бега и волнения спросила девушка, и Зимобор спиной ощутил, что вся толпа ждет ответа вместе с ней.

Все здесь друг друга знали, незнакомый человек сразу бросался в глаза.

Зимобор по привычке запустил пятерню в волосы и только тут сообразил, как выглядит. После целодневной борьбы с гатью, с ног до головы забрызганный болотной грязью, взмокший, с красными пятнышками комариных укусов на всей открытой коже, с мокрыми и спутанными волосами, даже с кусочком тины, присохшим возле уха…

– Да ты водяной, что ли? – пробормотала одна из женщин рядом, оглядывая его. И так подумать у нее были все основания. – Из воды вышел…

– Уши хотите посмотреть? – Зимобор тоже усмехнулся и убрал кудри с ушей, показывая, что они у него не лошадиные, а вполне человеческие. – Простите, люди добрые, что незван-непрошен к вам явился. – Он оглядел толпу вокруг себя и поклонился. – С купцами мы едем, от Гульбича, весь день через гать продирались, потом вовсе застряли. Разбрелись все дорогу искать, мне повезло к вам выйти. Хотел найти кого-нибудь из старост, чтобы дорогу спросить, а тут такое дело… Прямо не дело, а вязом червленым в ухо…

– Это точно так, – кивнул один из мужиков, стоявших поблизости.

Горденя уже не лежал, а сидел на земле, в изумлении поглядывая то на девушку, то на своего неожиданного усмирителя.

– Да какой ты водяной, что я, водяных не видала? – Девушка усмехнулась. – А говоришь не по-нашему. Так ты из смолян? – Она посмотрела на вышитый ворот его рубахи и сразу отметила чужой узор.

– Я – да. А купцы мои – полочане. Доморад Вершилович и сын его Зорень. Может, кто слышал про них?

– Я слышал! – Один из мужчин в толпе, лет сорока, рослый и сильный, кивнул и подошел поближе. При ходьбе он заметно хромал и опирался на палку. Глянув ему в лицо, Зимобор сразу заметил сходство с Горденей. – Проезжал через нас такой, помню его. А тебя, водяной ты или кто, вовремя к нам принесло! Сыночка моего, кроме меня, никто ведь усмирить не может, а с тех пор, как меня медведица-матушка в лесу приласкала, и я не в счет. Быть бы Будениным ребятам сильно битыми… Ну, вылезай, теперь уж нечего…

Последнее относилось к бывшим противникам Гордени, которые уже понемногу выбрались на берег. Двое держали под руки третьего, того, что чуть не утонул, оглушенный Гордениным вязом.

– Да… такое дело… – бормотали они, разглядывая своего нежданного избавителя и от удивления позабыв его поблагодарить. – Погуляли на торгу… Бывает…

– Ну, вставай, что ли, непутный! – Высокая худощавая женщина с тонкими морщинками возле глаз на загорелом лице опустилась на колени возле Гордени и провела рукой по его голове. Длинный конец ее платка был опущен за спину, а два коротких повязаны вокруг головы, образуя как бы маленькие «ушки» надо лбом. – Мать-то хоть узнаешь? Или совсем разум отшибло?

– Тебя не Летомерой звать? – спросил Зимобор у девушки. Она так и стояла, держа в руке свое коромысло, оказавшееся оружием сильнее крепкого вяза. – Знаешь песню про княгиню Летомеру?

– Ее Дивиной звать! – вставил тот подросток, который прибегал звать девушку на помощь, за что немедленно получил от кого-то рядом подзатыльник и ойкнул.

– Приходилось слышать! – Девушка опять усмехнулась, не отводя от него внимательных, пытливых, немного настороженных глаз. – А тебя как звать?

– Ледич.

– Ну, здоров будь в городе Радогоще! Где купцов-то своих потерял?

– Где-то с версту мы от Гульбича прошли, а там и застряли.

– Понятное дело! Как раз с версту, а там Вол… – начала было какая-то из женщин, но на нее шикнули, и она замолчала, словно прикусила язык.

– Нечего зря дурное поминать, надо дело делать, – сказала Дивина и огляделась, опираясь о коромысло, воткнутое в песок. – Крепень, дай твоих ребят, а? Побыстрее надо людей выручить, а то ночь настанет, сами знаете…

– Как не знать! – Крепень и его жена, возле которой стоял понурый Горденя, разом закивали.

Зимобор оглядывался, пытаясь понять, в чем дело. Все здесь знали что-то нехорошее, чем не хотели с ним делиться.

– Сейчас пойдем, только посмотрю, не надо ли кому руки-ноги чинить! Передохните чуток. Пестряйка! – Дивина обернулась и позвала того парнишку в серой рубашке. – Подержи коромысло.

Еще некоторое время Зимобор сидел в сторонке на чьей-то волокуше, пока девушка возилась возле пострадавших «стеночников»: обмывала и осматривала раны и ушибы, кого-то перевязывала, объясняла матерям и женам, какой травой поить, а какую прикладывать. Один мужик вывихнул кисть, и Дивина быстро ее вправила, действуя так же умело и решительно, как и при усмирении Гордени. Горденя тем временем окончательно пришел в себя и ходил за Дивиной, как побитая собака, что-то говорил ей, объяснялся и, похоже, оправдывался, показывал свою рваную рубаху. Зимобор острым глазом из-под полуопущенных век наблюдал за ними: казалось бы, его это все не касается, но почему-то не давал покоя вопрос, не жених ли ей этот Горденя. Да нет, признаков просватанной в ее одежде не видно, надо думать, Горденя только на предстоящую осень надеется. Но девушка лишь отмахивалась от него:

– Ну, схватили тебя за рубаху, великое дело! Ты сам-то на Медвежий день Осинцу чуть руку не оторвал – и ничего, а теперь рубаху порвали ему – а он и взбеленился! Ну тебя, не мешайся! Надоел! Поняла, Зарянка? Травой кровохлебкой омывать, как станешь перевязывать. Если нету, то зайди к нам, мы дадим. Вот и заваривать заодно научу! Ну, ты хороша, мать! Уж полгода замужем, а такого простого дела не умеешь!

Покончив с делами, Дивина подошла, вытирая руки краем подола, и не один Зимобор при этом невольно бросил взгляд на ее ноги.

– Пошли, ребята! – Хромой Крепень призывно взмахнул своей суковатой палкой. – Кто недодрался, тому мы сейчас работу найдем! И ты с нами ступай, сынок, там как раз твоя сила требуется.

Вслед за ним и Зимобором двинулась целая толпа мужчин и парней, человек двадцать. Дивина тоже шла с ними, опираясь на коромысло.

– В Гульбиче говорили, что у вас травница есть хорошая, – обратился к ней Зимобор. – Нам бы она надобна, а я думаю, уже сыскал. Не ты ли?

– Тебе, видать, про матушку мою говорили. – Девушка кивнула. – А болеет кто?

– Доморад болеет, хозяин наш. Сердце у него слабое. Я его уже молодильником поил, а то он три дня с места двинуться не мог, застряли за переход от Гульбича.

– А ты сам, что ли, ведун? – Дивина покосилась на него и недоверчиво усмехнулась.

– Я не ведун, а мой отец тем же самым хворал. Научишься.

– У нас молодильник есть, и еще кое-что. Давай тогда к нам купца, у нас в беседе есть где его положить. – Дивина показала на свои ворота, мимо которых как раз проходили. – Сейчас, только ведра занесу.