Тысячеликий герой - Джозеф Кэмпбелл

Однако сохранившийся в памяти образ не только милосерден; ибо в скрытой сфере детских воспоминаний взрослого человека также сохраняется, а иногда даже имеет большую силу образ «злой» матери — (1) отсутствующей, недоступной матери, против которой направлены агрессивные фантазии и со стороны которой страшатся ответной агрессивности; (2) не разрешающей, запрещающей, наказывающей матери; (3) матери удерживающей подле себя растущего ребенка, пытающегося оттолкнуться от нее; и наконец, (4) желанной, но запретной матери (эдипов комплекс), присутствие которой является соблазном опасного желания (комплекс кастрации). Это и лежит в основе образов таких недосягаемых великих богинь, как целомудренная и ужасная Диана — ее расправа над юным охотником Акте — оном лишь демонстрирует то, какой заряд страха содержится в подобных символах блокированных желаний ума и тела.

Актеону случилось увидеть опасную богиню в полдень; в тот роковой момент, когда солнце завершает свой, по — юношески полный сил, подъем, останавливается и срывается вниз навстречу смерти Все утро посвятив охоте за дичью, он оставил своих друзей отдыхать, вместе с испачканными кровью добычи собаками, а сам безо всякой цели, покинув знакомые ему охотничьи угодия, отправился бродить, исследуя окрестные леса Он обнаружил долину, густо поросшую кипарисами и соснами С любопытством он спустился туда и нашел там пещеру с тихим журчащим родником и ручейком, который привел его к озеру, поросшему камышом. Этот тенистый укромный уголок был излюбленным местом отдыха Дианы, и в этот момент она нагая купалась здесь вместе со своими нимфами. Она оставила в стороне охотничье копье, колчан, лук с ослабленной тетивой, а также сандалии и платье. Одна из нимф уложила ее косы в узел; а другие поливали ее водой из больших кувшинов.

Когда молодой странник внезапно появился в этом укромном уголке, женщины подняли крик и окружили свою госпожу, стараясь своими телами скрыть ее от недостойного взора Но ее голова и плечи возвышались над ними Юноша увидел ее и продолжал смотреть Она поискала взглядом свой лук, но он лежал далеко, поэтому она быстро взяла то, что было под рукой, а именно, воду и плеснула в лицо Актеону. «Теперь рассказывай, как ты меня без покрова увидел, ежели сможешь о том рассказать», — гневно крикнула она ему.

На голове юноши выросли рога Его шея стала большой и длинной, кончики ушей заострились Его руки вытянулись до ног, а ладони и ступни превратились в копыта В ужасе он бросился прочь — удивляясь тому, как стремительно он бежит Но остановившись, чтобы перевести дух и напиться воды, он увидел свое отражение в воде и в ужасе отпрянул.

Иллюстрация V. Богиня Сехмет (Египет)

Иллюстрация VI. Медуза (Древний Рим)

Ужасная участь затем постигла Актеона. Его собственные собаки, учуяв запах большого оленя, с лаем бросились через лес. После мгновенной радости от звука их голосов он уж было остановился, но непроизвольно испугался и побежал. Стая преследовала его, постепенно приближаясь. Когда собаки нагнали его, и первая из них бросилась, чтобы вцепиться ему в бок, Актеон попытался окликнуть их по именам, но голос, вырвавшийся из его глотки, не был человеческим. Собаки остановили его своими клыками. Он упал, и его собственные товарищи по охоте, криками подгоняя собак, успели нанести ему coup de grace.[2]

Диана, чудесным образом знавшая об этом паническом бегстве и смерти Актеона, теперь могла быть спокойна[30].

Мифологическая фигура Вселенской Матери привносит в космос атрибуты женственности, являющей себя в первой, лелеющей и оберегающей близости. Эта фантазия изначально спонтанна, ибо существует близкое и явное соответствие между отношением маленького ребенка к своей матери и отношением взрослого к окружающему его материальному миру[31]. Но во многих религиозных традициях встречается и сознательно контролируемое педагогическое использование этого архетипного образа с целью очищения, уравновешивания и посвящения ума в природу зримого мира.

В тантрийской литературе средневековой и современной Индии обитель этой богини называется Мани — двипа, «Остров Драгоценных Камней»[32]. Там в роще исполняющих желания деревьев стоит ложе — трон богини. Пляжи этого острова из золотого песка. Их омывают неспешные волны океана, образуемого нектаром бессмертия. Сама богиня пылает огнем жизни; земля, солнечная система, галактики уходящего вдаль космоса — все растет в ее лоне. Ибо она есть создательница мира, вечная матерь и вечная дева. Она объемлет объемлющее, питает питающее и есть жизнь всего живущего.

Она также есть смерть всего смертного. Весь цикл существования свершается под ее властью, от рождения, через юность, зрелость и старость, к могиле. Она является и лоном и могилой: свиньей, пожирающей свой опорос. Таким образом, она объединяет «доброе» и «злое», являя собой две формы сохранившегося в памяти образа матери, и не только собственной матери человека, но и вселенской матери. Верующий должен рассматривать и одну и другую с равным беспристрастием. Развивая такое отношение, человек очищает свой дух от своих инфантильных сантиментов и обид, и его ум открывается непостижимому присутствию, которое существует в первую очередь не как «добро» или «зло» с точки зрения его детского комфорта, его благополучия и невзгод, но как закон и образ сущности бытия.

Великий индуистский мистик прошлого столетия Рамакришна (1836 — 1886) был священником во вновь возведенном храме в честь Космической Матери в Дакшинесваре, пригороде Калькутты. Скульптурное изображение богини в храме представляло ее в двух ее аспектах одновременно, ужасном и милосердном. Ее четыре руки представляют символы ее вселенской силы: верхняя левая рука угрожающе воздета с окровавленной саблей, нижняя — держит за волосы отрубленную человеческую голову; верхняя правая рука поднята в жесте «не бойся», нижняя — простерта в даровании благ. На шее у нее ожерелье из человеческих голов; ее юбка — кольцо из человеческих рук; ее длинный язык высунут в готовности лизать кровь. Она представляет собой Космическую Силу, всеединство вселенной, гармонию всех пар противоположностей, удивительным образом сочетающую в себе ужас абсолютного разрушения с безличным, но все же материнским утешением. Как само изменение, река времени, поток жизни, богиня одновременно создает, сохраняет и уничтожает. Ее имя — Кали, Черная; ее титул — Проводник через Океан Бытия[33].

Однажды в тихий полдень Рамакришна увидел прекрасную женщину, вышедшую из Ганга и идущую к роще, где он медитировал. Он понял, что она вот — вот должна родить. Через мгновение ребенок появился на свет, и женщина начала нежно качать его. Но вскоре облик ее стал ужасен, она схватила младенца своими, теперь страшными, челюстями и раздавила его. Проглотив его, она снова вошла в Ганг и исчезла[34].

Лишь гений, способный к высочайшему пониманию, может вынести всю полноту откровения возвышенности этой богини. Для более ограниченных людей она приглушает свой блеск и являет себя в образах, достойных их неразвитых сил. Увидеть ее в полном блеске было бы невыносимо для любого духовно неподготовленного человека: свидетельством чему является несчастный случай с сильным и молодым мужчиной, Актеоном. Он не был святым, а был охотником, не готовым к откровению образа, который следует созерцать без обычных человеческих (то есть инфантильных) оттенков и подтекстов желания, удивления и страха.

Женщина, на образном языке мифологии, представляет всеобщность того, что может быть познано. Герой — это тот, кто приходит, дабы познать. По мере того, как он продвигается вперед в постепенной интуиции, которая составляет его жизнь, образ богини претерпевает для него ряд преображений: она никогда не может быть величественнее, чем он сам, хотя всегда может обещать большее, чем он способен на данный момент постичь. Она манит, она направляет, она наставляет его разорвать свои путы. И, если он способен соответствовать ее сущности, то он и она, познающий и познаваемая, будут свободны от всех ограничений. Женщина является проводником к возвышенному кульминационному моменту чувственной авантюры. Несовершенный взор низводит ее до низшего состояния; злой взор невежества превращает в банальность и безобразие. Но взор понимания восстанавливает ее в ее величии. Герой, который может принять ее такой, как она есть, без излишнего смятения, но с той сердечностью и твердостью, которых она требует, — потенциальный Царь, воплощенный бог ее сотворенного мира.

Так, например, существует рассказ об ирландском царе Эохаиде и его пяти сыновьях: о том, как, отправившись однажды на охоту, сыновья заблудились, оказавшись в совершенно незнакомом месте. Мучимые жаждой, они поочередно отправлялись на поиски воды. Первым отправился Фергюс: «и он наткнулся на колодец, который сторожила старуха. Облик ее был таков: от головы до стоп все ее члены и части были чернее угля; седые пучки жестких волос, что пробивались сквозь кожу головы, были похожи на хвост дикой лошади; серпами своих позеленевших от времени клыков, что торчали у нее изо рта и загибались назад, касаясь ушей, она могла бы срубить зеленую ветку дуба в полном соку; у нее были почерневшие, слезящиеся и помутневшие глаза; кривой, с широкими ноздрями нос; морщинистый, весь в пятнах, мерзкого вида живот; кривые, бугристые голени с массивными лодыжками и парой широких ступней, угловатые колени и синюшные ногти. Весь вид старой карги был омерзителен. ‘Так вот как обстоит дело’, — произнес юноша. ‘Именно так’, — ответила она. ‘Значит, ты сторожишь этот колодец?’ — спросил он, и она ответила: ‘Да’. ‘Ты не позволишь мне набрать немного воды?’ ‘Позволю, — согласилась она, — только, если ты поцелуешь меня’. ‘Нет’, — сказал он. ‘Тогда не получишь воды’ ‘Клянусь, — продолжал он, — что скорее умру от жажды, чем поцелую тебя!’ После чего юноша отправился туда, где остались его братья, и поведал им, что не добыл воды.