Эпидемии и общество: от Черной смерти до новейших вирусов - Фрэнк Сноуден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Метод «горячего режима» тоже был основан на принципах гуморальной доктрины: больного укутывали в одеяла, чтобы стимулировать потоотделение и избавить организм от избытка нехороших гуморов. С той же целью пациентов погружали в горячую воду. Лечебная мода той поры относила свет и свежий воздух к вредными воздействиям, поэтому больных держали в темных помещениях, которые не проветривали. Выписывали лекарства, в основном потогонные, чтобы ускорить выведение яда. Часто практиковали очистку кишечника и кровопускание.
Некоторые врачи шли от обратного и применяли принцип «противоположного», вместо горячего режима предписывая холодный. Пациентов держали в прохладных помещениях, регулярно обтирали холодной водой и прикладывали лед к лицу и конечностям.
Поскольку больше всего пациенты боялись, что болезнь их обезобразит, врачи придумывали всевозможные ухищрения, пытаясь предотвратить появление оспин и рубцов. Была теория, что на лице появится меньше оспин, если вызвать сильное раздражение на других участках тела. Для этого на спину и конечности пациента накладывали горчичники, наносили ртуть и едкие жидкости. В моде были и разнообразные средства для местного применения, изготовленные на основе нитрата серебра, ртути, йода и слабых кислот. Применяли разнообразные мази и компрессы, которые из чего только не делали. Какие-то находчивые врачи обмазывали лица пациентов глицерином и закрывали маской с отверстиями для глаз, носа и рта или же оборачивали лица и руки больных промасленным шелком. Другие придумали накладывать шины, чтобы удерживать пациента от расчесывания лица на последних стадиях болезни. По тем же причинам мечущихся в бреду привязывали к кроватям.
Пожалуй, только получив представление о всевозможных методах лечения оспы, можно в полной мере оценить всю революционность подхода, который предложил английский врач Томас Сиденхем (1624–1689). Он заметил, что богатые и знатные пациенты, находившиеся под неусыпным врачебным наблюдением, умирали от оспы чаще, чем бедняки, зачастую не получавшие никакой медицинской помощи. Из этого Сиденхем сделал вывод, что лучший врач тот, кто лечит меньше. Сам он практически не вмешивался в ход болезни и следил лишь за тем, чтобы пациент лежал в хорошо проветриваемом помещении и под легким покрывалом.
Глава 7
Историческое влияние оспы
В этой главе мы выясним, какое влияние оспа оказала на развитие истории, и обсудим значимость этого «рябого чудища» с точки зрения трех аспектов. Во-первых, поговорим о роли, которую оспа сыграла в Европе, во-вторых, посмотрим, как эта болезнь отразилась на обеих Америках, и, в-третьих, проясним, каким образом оспа повлияла на развитие новой политики здравоохранения – профилактики заболевания методом массовой вакцинации.
Оспа в Европе
Происхождение неизвестно
Согласно данным Центров по контролю и профилактике заболеваний, происхождение оспы неизвестно. Хотя есть сведения, что похожее заболевание было распространено в Китае, Индии и Малой Азии в IV–X вв. Вероятно, оспа обосновалась в Европе во времена Крестовых походов, в XI–XII вв., после возвращения крестоносцев из пределов Леванта с новыми экзотическими заболеваниями. Как уже было сказано, войны весьма способствуют распространению болезней.
Нам в наших целях точное происхождение оспы знать не обязательно. Гораздо важнее упомянуть тот факт, что в XVII–XVIII вв. она получила особенно широкое распространение и сменила бубонную чуму на посту самой страшной болезни-убийцы. В Европе у оспы дела пошли хорошо: она процветала в условиях быстрорастущей социальной дезорганизации, урбанизации, перенаселенности и демографического роста.
Контингент больных
Эпидемиология оспы в Европе в период раннего Нового времени прекрасно объясняется с точки зрения иммунологии. Существенным фактором распространения оспенного поветрия было то, что, заболев и пережив это тяжкое испытание, человек навсегда приобретал устойчивый иммунитет к болезни. Никто не болел оспой дважды. В то же время на всем континенте, в городах и поселках, оспа стала явлением настолько обычным, что в анамнезе значилась практически у всех, кто доживал до взрослого возраста. Поэтому у взрослой части населения городской Европы имелся выраженный коллективный иммунитет к этому заболеванию. Уязвимы были только дети, а также приезжие из сельской местности, незнакомые с городской заразой, и взрослые, в детстве избежавшие встречи с ней.
Получается, что оспу можно было бы считать эндемическим преимущественно детским заболеванием. Однако где-то раз в поколение она вспыхивала серьезной эпидемией, поражавшей все население. И это тоже объясняется иммунологической динамикой. Поскольку не каждому ребенку доводилось переболеть оспой, со временем количество взрослых и подростков, не имевших к ней иммунитета, возрастало. К тому же на раннем этапе Нового времени в европейских городах царила настолько нездоровая обстановка, что численность их населения поддерживалась и прирастала лишь за счет массового притока людей извне: крестьян, потерявших землю и отправившихся на поиски заработка, беженцев, спасающихся от неурожаев или войны, трудовых мигрантов, – все они были уязвимы для вируса оспы. То есть оспа была эндемичной, из года в год никуда не исчезала, отлично чувствовала себя в затхлых каморках и тесных мастерских, но постепенно «горючего вещества» накапливалось столько, что от случайной искры вспыхивала целая эпидемия.
Точное число людей, погибших от оспы в Европе XVIII в., неизвестно. Однако считается, что в том столетии только одна она стала причиной десятой части всех смертей среди европейского населения и трети смертей среди детей в возрасте до 10 лет. Вдобавок к этому она изуродовала оспинами половину взрослого населения и была главной причиной слепоты. По приблизительным подсчетам, из-за оспы ежегодно погибало около полумиллиона европейцев. Масштабы бедствия были таковы, что каждый год на протяжении всего XVIII столетия количество людей, умерших от оспы, было сопоставимо с населением крупного европейского города.
Именно поэтому английский политик и историк XIX в. Томас Маколей метко назвал оспу «самой страшной из всех приспешниц смерти». Он писал:
Чума производила опустошение в стране быстрее, чем оспа. Но, на памяти тогдашних людей, чума только раз или два посещала наши берега; а оспа была между нас безотлучно, наполняя кладбища могилами, муча постоянным страхом тех, кого еще не поражала, оставляя ужасающие следы своей силы на тех, жизнь которых пощадила, превращая малютку в урода, от которого отворачиваются глаза матери, делая глаза и лицо невесты ужасом влюбленному жениху[13]{28}.
Поскольку оспа, как и грипп, передавалась по воздуху, она не питала особого пристрастия ни к беднякам, ни к какой-либо другой группе населения. От оспы страдали даже богатые аристократы и члены монарших семей, например французские короли Людовик XIV (1647) и Людовик XV (1774), Вильгельм II Оранский (1650), российский император Петр II (1730) и император Священной Римской империи Иосиф I (1711).
Оспа даже стала непосредственной виновницей смены правящей династии в Великобритании, уничтожив дом Стюартов. Его последний наследник, 11-летний принц Уильям, умер от оспы в 1700 г. В результате в стране начался кризис престолонаследия, который в 1701 г. разрешил Акт об устроении, запретивший передачу престола католикам, и корону унаследовала Ганноверская династия.
Несмотря на повсеместную распространенность оспы и страх, который она внушала, общество воспринимало эту болезнь совсем не так, как чуму. Оспа не провоцировала массовой истерии, бунтов, поиска виноватых и отравителей, религиозного безумия. И тому есть очевидные причины. В отличие от чумы, оспа не появлялась внезапно и непонятно откуда, не заставала население врасплох. Она выбирала мишенью своей ярости не молодежь и не людей средних лет, которые были главной экономической опорой семьи и общества. Поскольку оспа была вездесуща, ее считали почти «нормальным» явлением, как и другие привычные болезни, в первую очередь представлявшие опасность для младенцев и детей. Каждый так или иначе был с оспой знаком – лично или по опыту переболевшей родни. Поскольку на память переболевшим оставались оспины, добрая половина людей на улицах были рябыми. Эта болезнь стала настолько привычным явлением, что породила своеобразный фатализм: перенесенная оспа считалась неотъемлемой частью ритуала взросления. На волне подобных настроений некоторые родители намеренно подвергали своих здоровых детей заражению легкой формой оспы, надеясь, что в будущем это убережет их от более серьезной опасности.
Засилье оспы нашло отражение и в английской литературе. Когда сочинителю XVIII и даже XIX в. требовался лихой сюжетный поворот, к его услугам всегда была оспа. И никому такой ход не казался ни топорным, ни надуманным. Именно так Генри Филдинг использовал эту болезнь в романе «История Тома Джонса, найденыша» (1749), и в его же романе
