Посредник - Леонид Нузброх

Г-споди! Какая всё же сволочная штука наша жизнь!

За время плавания мы с Рустамом очень сблизились. Он действительно был отличным парнем. Честным, прямым, открытым. Сидя в каюте, мы часто вели с ним долгие, бесконечные беседы.

Насчёт моей службы я не очень-то распространялся. Сказал, что служу водителем. Вожу ротного. Зато он все уши прожужжал мне о своём локаторе и о том, как эффективно они боролись против израильских самолётов. Израильтян он ненавидел не меньше, чем я:

– Жаль, что мне не довелось схлестнуться лицом к лицу ни с одним евреем! Я бы им показал! Клянусь мамой!

– Это тебе так кажется. Пустыми руками много не покажешь, – скептически проговорил я.

– Зачем – пустыми?! Я для такого случая очень неплохой сувенир везу из Египта домой!

Рустам достал из чемодана большую толстую книгу. Когда он её открыл, я просто потерял дар речи. Внутри книги, в специально вырезанной нише, лежал пистолет.

– Для чего он тебе? – спросил я.

– Для чего?! Ты даже представить себе не можешь, как за время службы в Египте я стал ненавидеть евреев. Раньше, вроде, ничего против них не имел: люди – как люди. Но теперь – терпеть не могу. А ведь у нас их тоже расплодилось предостаточно. Хоть пруд пруди!

– Смотри, будь осторожен.

– Само собой, братишка.

И вот, наконец, настал долгожданный день: наше плавание подошло к концу. На рейде Одесского порта на борт поднялись пограничники и таможенники. Провели досмотр судна. Всё нормально. Корабль получил разрешение швартоваться к причалу под разгрузку. Пассажиры сошли на причал. Рустам побежал прощаться со своим земляком. Я же, не желая стоять под палящими солнечными лучами на открытом пирсе, обещал дождаться его за воротами. Предъявив свои документы на проходной, я без колебаний переступил порог кабинета офицера охраны порта.

При выходе из порта, Рустам был арестован на проходной за попытку контрабандного ввоза в страну огнестрельного оружия…

На душе был неприятный осадок. Что ни говори, Рустам мне доверился. Как брату. А я его – в тюрьму! Таким поступком гордиться трудно. Почему я это сделал? Конечно же, не из жалости к евреям, которых Рустам собрался убивать! Просто я подумал… Вдруг это проверка? А я не приму мер. Как объясню это потом там, в Особом отделе? Чем оправдаюсь? Дружбой?! Смешно! Ну, а какие для меня это будет иметь последствия, догадаться не трудно. Верно?

Нет уж, Рустам! У нас в комитете действует железное правило: дружба – дружбой, а служба – службой!

Домой я специально ничего не сообщил. Думал: пусть будет сюрприз.

Но когда мне трижды не открыли на звонок, у меня появились сомнения, стоило ли устраивать этот сюрприз: вот, приехал, а дома – никого.

Делать нечего – предстояло томительное ожидание на скамейке у подъезда. Перед тем, как спуститься вниз, я, по старой привычке, дёрнул ручку двери. И дверь открылась. Ничего не понимая, сделал шаг внутрь…

На меня с восторженным визгом налетела моя Валюта и сразу затащила в комнату. А там… Там, вокруг накрытого стола, в ожидании сидели мои родители, родственники, папины сослуживцы. Все сразу же поднялись со своих мест, окружили меня. Родители и родственники целовали, обнимали. Сослуживцы отца, (я их всех знал наперечёт), по очереди жали руку, при этом сдержанно похлопывая меня по плечу:

– Молодец! Герой! Отец может тобой гордиться!

Когда буря, вызванная моим появлением, улеглась, все вновь сели к столу, но застолье не начинали: ждали Валиного двоюродного брата – сына той самой тёти, желавшей забрать Валю после гибели семьи.

– Брат уже звонил с вокзала, а оттуда всего десять минут ходьбы. Он придёт с минуты на минуту!

– сообщила мне сияющая от радости Валя.

– Ну, так расскажи пока, как тебе там, в Египте, служится, – предложил один из сослуживцев отца.

– А откуда Вы знаете, где я прохожу службу? – спросил я удивлённо, так как точно помнил, что не писал об этом в письмах. – И кстати! Что это вы здесь сегодня делаете? Вы что, знали, что я приеду?

Отец с сослуживцами рассмеялись:

– Ты что, забыл, где мы работаем?

А рыжий курносый майор, которого я не знал, – видать из новых, – улыбаясь во весь рот, сказал:

– Эх, парень! Если бы, идя с вокзала домой, ты вдруг забыл дорогу и свернул куда-нибудь не туда, то к тебе сразу подошли бы люди в штатском и исправили ошибку.

– Зачем?!

– Что значит – «зачем»?! – картинно спросил он.

– Приезд в отпуск такого героя – событие неординарное! Ты же понимаешь, что мы не могли пустить его на самотёк. Ты был на «контроле» с момента твоей посадки на корабль. Ну, не томи, рассказывай!

– Нет, не надо! Дождёмся брата. Ему это тоже будет очень интересно послушать, – попросила Валя.

Раздался звонок. Валя побежала открывать дверь и тут же вернулась:

– Это он, Семён!

Семён вошёл и сразу привлёк к себе восхищённые взгляды. И не удивительно: Семён – неоднократный призёр соревнований по культуризму.

Поздоровавшись со всеми, Семён поздравил меня с приездом. Протянув ему руку, я в очередной раз почувствовал себя неуютно, испытав это неприятное ощущение, когда твою ладонь сжимают, словно в огромных тисках. Он был немного не в себе, но я как-то не придал этому значения. Мне, если честно, просто было не до него. Я никак не мог осознать, что я – дома. Я – дома! Неужели это происходит со мной?! Может быть, я сплю в казарме на своей койке, и это всё мне снится? Если это сон – то как же он прекрасен! Я упивался этим: Я – ДОМА!

Но Валю состояние Семёна обеспокоило:

– Что-то не так? У вас дома всё в порядке? – тихо спросила она, не желая привлечь внимания окружающих.

– В порядке. Потом поговорим.

– Ну, с приездом! – тепло сказал отец, и первая пробка шампанского ударила в потолок.

Разлили по бокалам. Выпили. Не хочу сказать, что в Египте нас плохо кормили, но к маминым закускам я всегда был неравнодушен. По тому, с каким аппетитом ели все присутствующие, было видно, что еда пришлась по вкусу и гостям. Снова выпили. Когда трапеза закончилась, отец сказал:

– Давай, сынок, рассказывай.

– Так много есть чего рассказать, что я даже не знаю… Ведь почти всё – секретная информация! Я не имею права!

– Секретная информация?! От нас?! Ты считаешь, что у нас нет допуска к вашим секретам?! Ну, ладно! Раз так – мы тебе поможем. Задаю три вопроса: Как тебе служилось в Египте? За что получил две медали и отпуск домой? За что без экзаменов зачислен в офицерское училище КГБ?

– И пусть расскажет, как предотвратил ввоз в страну огнестрельного оружия: преступник даже не успел выйти за пределы порта! – блеснул своей осведомлённостью майор.

– Так вы же всё знаете! Так не честно! – расстроился я.

– Э, нет! Всё – да не всё. Мы знаем только то…что мы знаем. А ты расскажи подробно. В деталях. Красочно. Чтобы каждый почувствовал себя участником событий, – сказал седовласый Василий Дмитриевич, давнишний папин друг.

И я рассказал. На одном дыхании. Всё, как было. Без утайки. Как сейчас тебе, Посреднику. Все присутствующие слушали, как завороженные. Сослуживцы отца – с одобрением, без вопросов, как и подобает профессионалам, улавливающим все нюансы операции, отец, – с гордостью: вот какого героя воспитал, а Валя просто не отводила от меня восторженных глаз и улыбалась: вот он – я, её муж, рядом с ней. На целых десять дней!

Когда мой рассказ дошёл до момента, где я в упор расстрелял двух израильтян в «Скорой помощи», Семён резко вскочил. Стул, жалобно скрипнув, отлетел в сторону. Наклонившись над оторопевшей Валей, он грозно навис надо мной, сжимая свои огромные кулаки.

– Сволочь! Ты… Ты знаешь, что ты наделал?! Ты убил… – от нервного напряжения он стал заикаться.

– Мразь! Ты знаешь, ЧТО ты сделал, гад?! Ты убил… Ты… – и вдруг, сунув руку в карман, выхватил сложенный вчетверо бумажный лист и, скомкав его одним движением кисти, швырнул мне в лицо. «Читай письмо, тварь!» – прохрипел он и вышел на балкон.

Все молчали, поражённые его поступком.

– Что бы там ни было написано, всё равно это не повод так оскорблять хозяина в его же квартире! – нарушил молчание майор.

– Можно? – глядя на покрасневшего от стыда отца, спросил Василий Дмитриевич, протянув руку к письму. Отец молча кивнул.

Взяв письмо, Василий Дмитриевич неторопливо расправил его на скатерти, потом, обстоятельно рассмотрев со всех сторон, начал читать:

– Уважаемая Госпожа!

Беспокоит Вас заведующая Израильским интернатом для детей-сирот, чьи родители погибли в террористических актах. – Сделав паузу, Василий Дмитриевич многозначительно оглядел сослуживцев и продолжил: – Немногим более месяца назад, в наш интернат поступила девочка Сара. Состояние девочки вызывает у нас большую тревогу.

Она замкнута в себе, на вопросы отвечает неохотно и односложно (да, нет). Ребёнок ни с кем не общается, на попытки психологов установить с ней контакт реагирует негативно. Полностью отсутствует аппетит. Часто плачет, особенно по ночам. В состоянии депрессии ребёнок находится с момента гибели матери.