Мы пойдем другим путем! От «капитализма Юрского периода» к России будущего - Александр Бузгалин

Но здесь есть несколько нюансов, связанных с проблемой опоры на пути к постиндустриальному обществу на социал-демократию и интеллектуалов.

Интеллектуал, работник умственного труда (предположим, что это пока одно и то же, хотя их можно и должно различать), как таковой, на мой взгляд, не является субъектом перехода к постиндустриальному обществу или миру, лежащему по ту сторону материального производства. Здесь актуализируется иной субъект — субъект творческой деятельности. Ему противостоит субъект репродуктивной деятельности. Различие качественно иное, нежели интеллектуал — неинтеллектуал, профессионал — непрофессионал. Есть масса творчески активных садовников и рабочих, воспитателей детсада и крестьян, имеющих низкий уровень профессионального образования. Еще больше высоколобых интеллектуалов с хорошими дипломами, отличающихся догматизмом мышления и действий. Рабочий, который умеет по-новому заточить резец после того, как научно-исследовательский институт разработал этот резец, более творческая личность, адекватная для перехода к постиндустриальному миру, чем профессор, который догматически читал марксизм-ленинизм, а потом так же догматически читает экономике. В том смысле, в каком мы говорим о творческом труде как основе постиндустриального мира, рабочий-творец ближе к постиндустриальному миру, чем профессор-догматик. И в данном случае я, как марксист-ильенковец, считаю, что сегодня большинство людей не реализует свой творческий потенциал только в силу того, что социальные отношения отчуждают у человека его родовую сущность (об этом много писали Маркс, Лукач, Ильенков и др.). По родовой же сущности любой человек способен к творческой деятельности.

Что же касается вопроса о том, что понимать под творчеством, то я могу адресовать читателя к работам Батищева и Ильенкова. Это первое.

Второе. Даже если мы говорим о творческой деятельности в современном мире, то она может существовать как в адекватных, так и в отчужденных социально-экономических формах. Классический пример отчужденной формы творческой деятельности — это предпринимательская деятельность в условиях капитализма, когда человек реализует свой творческий потенциал не для саморазвития личности и прогресса мира культуры, а для увеличения прибавочной стоимости, финансового богатства и иных превращенных форм, которые его же подчиняют и в конечном счете деформируют его творческую личность.

Но это пока что только материально-техническая сторона процесса, то есть смена репродуктивного труда творческим. Если мы остаемся на этом уровне, то у социал-демократии или постсоциал-демократии есть некая перспектива, которая сейчас прорисовывается, и она связана в основном с превращенными формами творческой деятельности. То есть социал-демократия будет в основном опираться на ту часть творческих людей, кто подчинен превращенным формам сегодняшнего мира.

В той мере, в какой человек, занятый программной деятельностью, инновационным бизнесом и так далее, соединяется во временные творческие коллективы, работает вместе с социальными движениями, — в этой мере он близок к новым оппозициям. В той мере, в какой он продается ТНК или идет в политтехнологи, зарабатывая себе деньги на любом бизнесе, безразлично к его содержанию, — он ближе к социал-демократии — такова довольно упрощенная формула.

И самое главное. Реально сегодняшняя система устроена так, что переход к миру творческой деятельности освободиться от господствующих превращенных форм сам по себе не может. Это невозможно без качественного изменения отношений в тех сферах, которые многие интеллектуалы не любят рассматривать. А именно — в сферах отношений собственности, политической власти и т. п. Иными словами, до тех пор, пока не будет сломана тотальная власть крупного корпоративного капитала, пока не будет сломлена власть тотального рынка, до тех пор, пока не будет сломлена имеющая вид демократии система тотального манипулирования и подавления, до этих пор продвижение к миру сотворчества, основанного на всеобщей собственности в мире культуры, будет возможно только в виде исключения, путем формирования неких анклавов, частичных структур, правилом не станет.

Меньшевики и большевики: сто лет спустя

A.B. Бузгалин. Исторические корни современной социал-демократии самым тесным образом связаны с проблемой великого разлома: выделением большевиков и меньшевиков в российской социал-демократии и последующим курсом большевиков на создание в СССР нового общества, призванного стать социалистическим, и принципиальным отказом меньшевиков от такой стратегии как несвоевременной.

А.И. Колганов. В споре о возможности социалистической революции в России действительно лежит ключ к пониманию многих процессов в левом движении XX века и современности. Начну с того, что Ленин очень диалектически подошел к соотношению производительных сил и производственных отношений. Он действительно учитывал возможность активного воздействия производственных отношений на производительные силы. В этом его позиция была, кстати, очень хороша. Ошибочна она была в другом. В оценке того, какие производительные силы адекватны социалистическому обществу. Здесь Ленина, который был очень хорошим, грамотным марксистом, подвели элементы начетнического понимания марксизма.

Дело в том, что Ленин, как, впрочем, и практически все марксисты того периода, понимал под производительными силами, адекватными социалистическому обществу, индустриальную систему. И такую систему действительно, наверно, можно было бы создать, только удерживая власть силой, против большинства населения в России, т. е. идя по пути, который предлагал Ленин. Но проблема-то заключалась в том, что индустриальная экономика не есть адекватная материальная база социализма, она есть адекватная материальная база капитализма. С этой точки зрения в России не было адекватной материальной базы для социализма. Вот в чем корень понимания нашей революции как буржуазной. Наша революция должна была создать адекватные буржуазные производительные силы. Вот что она должна была сделать.

Проблема, однако, заключается в том, что если мы на этом остановимся, то мы тоже себя покажем не диалектиками и не марксистами. Почему? Потому что наша революция отнюдь не была стандартной классической буржуазной революцией. Отнюдь, никоим образом. Это была очень необычная буржуазная революция. Во всяком случае, политически это была не буржуазная революция, а революция без буржуазии, революция против буржуазии, причем даже против мелкой буржуазии, потому что большинство крестьянства в России — это был даже не буржуазный класс. Мелкая буржуазия составляла незначительное меньшинство крестьянства. И с ней большевики были постоянно, так сказать, «в контрах». Это была буржуазная революция, устраняющая буржуазию. Это была попытка взятия власти пролетариатом, как меньшинством населения. Впрочем, на самом деле не чисто пролетариатом. Если мы посмотрим даже на состав большевистской партии, то мы увидим, что там большинство составляли городские средние слои, а не пролетариат — разночинцы, городские служилые сословия. Они, конечно, по образу жизни примыкали в какой-то степени к мелкой буржуазии, но с точки зрения социально-экономической это была не мелкая буржуазия. Это была очень своеобразная прослойка. Хотя, действительно, примерно половину состава большевистской партии составляли рабочие.

Именно в таком своеобразном политическом характере революции и содержалась реальность Термидора, между прочим. Почему? Давайте посмотрим ступеньки политического развития революции. Она начинается как главным образом пролетарская, хотя и не чисто пролетарская. Затем мы имеем, по определению Ленина, уже в ходе самой революции, во время Гражданской войны, «рабочее государство с бюрократическим извращением». И, наконец, к концу 20-х годов мы получаем бонапартистскую диктатуру, власть бюрократии, опирающуюся на маргинальные полупролетарские слои.

Последнее — типичный Термидор. Хотя природа революции от этого не изменилась. В этом, кстати говоря, трагедия большевизма, отчасти предвиденная Энгельсом в 1853 году, когда он писал о том, что в один прекрасный момент наша партия, в силу своеобразия сложившихся обстоятельств, будет принуждена взять власть тогда, когда для этого не созреют условия и мы будем вынуждены делать коммунистические опыты и скачки, сами прекрасно понимая, насколько они несвоевременны. Вот в какой тупик и попали большевики. И отсюда возникали проблемы со сталинизацией и со всем прочим. И Сталин действительно нашел прагматический выход из этой ситуации: проводить индустриализацию любой ценой, оставив социалистические вывески. Для успокоения народных масс, так сказать. Забыть о социализме, но помнить об индустриализации — вот какой он нашел прагматический выход. Фактически встать на путь буржуазного развития, но с социалистическими атрибутами и используя социалистическую фразеологию и некоторые элементы социализма.