Корпорация «Бессмертие» - Роберт Шекли

Он откинулся на спинку кресла, и его глаза приняли задумчивое выражение человека, формулирующего мысль.

— Мне сорок три года, и жизнь для меня пуста. У меня есть состояние, и я не привык в чем-то себе отказывать. Я экспериментировал, сравнивал, смеялся, рыдал, любил, ненавидел, пил мед и вино — и я уже сыт всем, всем. Я испробовал все, что Земля могла мне предложить, и я предпочитаю теперь не повторяться. В дни молодости мне представлялась наша зеленая планета, обегающая буйное желтое светило, как некая сокровищница, шкатулка наслаждений, неисчерпаемых в своем разнообразии и бесконечных в своем воздействии на мои неутолимые страсти. Но вот теперь я стал свидетелем конца новизны ощущений. И теперь я вижу, с каким самодовольством буржуа наша жирненькая Земля лениво обращается вокруг безвкусно-яркого солнца. И воображаемая бездонная сокровищница радостей земных кажется мне теперь раскрашенной детской коробкой для игрушек. Нервы слишком быстро притупляют чувствительность к любому наслаждению.

Халл бросил на Блейна взгляд, чтобы проверить, какой произвели его слова эффект, и продолжил:

— Скука простирается передо мною словно бесконечная безводная равнина… И я предпочитаю не мучиться скукой. Я делаю выбор, я двигаюсь дальше, я хочу испытать последнее великое приключение этого мира — Смерть. Я пройду в эти врата послежизни. Вы меня понимаете?

— Конечно, — сказал Блейн, которого позерство Халла раздражало, но в то же время производило некоторое впечатление. — Но к чему спешить? Возможно, в жизни еще найдутся приятные вещи? А смерть назад уже не повернешь. Зачем ее торопить?

— Вот слова истинного оптимиста из XX века, — со смехом сказал Халл. — Жизнь — это серьезно, жизнь — это все. В ваши дни действительно приходилось считать, что жизнь серьезная вещь. Что же у вас еще оставалось? Кто из вас действительно верил в послежизнь?

— Это не меняет сущности моего вопроса, — сказал Блейн, ненавидя ту рациональную, осторожную, тяжеловесную позицию, которую ему пришлось принять.

— Наоборот! Перспективы жизни и смерти в наши дни изменились. Вместо прозаического совета Лонгфелло мы следуем прозаическому совету Ницше — умрите в нужное время! Разумные люди не цепляются за последнюю возможность жить, как утопающий за обломок шлюпки. Они знают, что жизнь их тела — это лишь малая доля человеческого существования. Почему бы им в таком случае не ускорить конец телесной фазы, если им так хочется? Почему бы этим способным ученикам не перескочить класс или два в этой школе? Только трусы, глупцы и тупицы цепляются за каждую секунду существования на Земле.

— Трусы, глупцы и тупицы, — повторил Блейн. — И те невезучие, кому не по карману страховка корпорации «МИР ИНОЙ».

— Состояние и общественное положение имеют свои преимущества, — сказал Халл со слабой усмешкой, — и налагают свои обязанности. Одна из таких обязанностей — необходимость умереть в нужное время, пока ты не стал помехой своим собратьям и ужасом для себя самого. Но свершение смерти — это не привилегия отдельного класса или образа воспитания. Это благородная обязанность каждого человека, его рыцарский долг, величайшее событие в его жизни. И каким образом он проявит себя в этом деле — опасном и предпринимаемом в одиночку, — такова и будет его ценность как человека.

Голубые глаза Халла сверкали. Он сказал:

— Я не намерен встретить это решающее событие в мягкой постели. Я не желаю, чтобы скучная, глупая смерть пробралась ко мне в облачении сна. Я предпочитаю умереть… в бою!

Блейн не смог удержаться от того, чтобы кивнуть в знак согласия, и с сожалением вспомнил о своей прозаической смерти. Автомобильная авария! Как глупо и обычно! Каким странным, благородным, мрачным казался выбор Халла. Претенциозно, конечно, но сама жизнь в бесконечной вселенной мертвой материи — это уже претенциозность. Халл напомнил ему древнего японского дворянина, спокойно нагибающегося, чтобы совершить церемонию харакири, чтобы подчеркнуть важность жизни в самом выборе смерти. Но харакири — это был пассивный восточный обычай, а Халл избрал чисто западный способ смерти — жестокий, деятельный, ликующий.

С одной стороны, это было восхитительно. С другой — глупо до раздражения, с точки зрения человека, выбирающего способ умереть.

— Но те охотники, которые погибнут в бою с вами, — они ведь еще не готовы умереть, и послежизнь им не светит.

Халл пожал плечами.

— Они сами выбрали этот опасный образ жизни. Как говорил Ницше, они избрали риск и опасность и играют в кости со смертью. Блейн, вы передумали?

— Нет.

— Тогда до встречи в воскресенье.

Блейн направился к двери, где взял у дворецкого листок с указаниями и, уже выходя, повернулся к Халлу:

— Кажется, вы упустили одну возможность.

— Какую именно? — спросил Халл.

— Вы не могли прийти раньше к этой мысли, я думаю, — сказал Блейн. — Вдруг все это — научно доказанная послежизнь, голоса мертвых, призраки — все это только гигантская мистификация, обман в целях наживы, устроенный корпорацией «МИР ИНОЙ»?

Халл застыл на месте. Когда он заговорил, в голосе его чувствовалась злость:

— Это совершенно невозможно. Только совершенно невежественному человеку могла прийти в голову такая мысль.

— Возможно, — сказал Блейн. — Но представьте, в каких дураках вы окажетесь, если это действительно так! До свидания, мистер Халл.

Он ушел, радуясь, что хотя бы на минуту испортил настроение этому лощеному смазливому демагогу, и чувствуя одновременно печаль от того, что его собственная смерть была такой обыкновенной, рядовой, скучной.

16

На следующий день Блейн отправился в контору Франчела, где получил винтовку, штык, охотничью форму и рюкзак. Ему выдали половину платы авансом, с вычетом десяти процентов комиссионных, стоимости винтовки и прочих принадлежностей. Деньги были весьма кстати, потому что у него оставалось к этому времени всего три доллара и мелочь.

Он зашел в Спиритический коммутатор, но от Мелхилла не было новых сообщений. Блейн вернулся в свой номер и до вечера практиковался в выпадах и отражениях.

Вечером он обнаружил, что мысль о предстоящей завтра охоте совсем не тешит его и даже вызывает тревогу и напряжение. Он направился в небольшой вестсайдский коктейль-бар, обставленный под типичный бар XX века. Здесь был устроен настоящий бар-стойка из темного полированного дерева, расставлены деревянные же стулья, сделаны кабинки, медные поручни, и на полу были насыпаны мокрые опилки. Он проскользнул в одну из кабинок и заказал пиво.