Тень разрастается (СИ) - Крейн Антонина

— Нет, — интонация Карла не поменялась со времен Шолоха. Все такой же звонкий детский голос. — Это не сон.

Сначала я протянула руку вперед, потом нащупала теплое запястье Карла, и только затем снова открыла глаза.

Мы сидели на жаркой, очень жаркой улице.

Авена. Богиня — она и есть богиня, белокурая, величавая; Карл в знакомой мне ипостаси мальчишки; Лиссай и я. Лиссай! Тонкое, изможденное тело принца обмякло на инвалидной коляске, какие встречаются в портах Саусборна, слева и чуть позади меня, так, что сразу я его не заметила. Лиссай был будто всплывший труп на ночной поверхности озера. Слегка выгнутый в обратную сторону позвоночник, безвольно раскинутые на подлокотниках руки, лицо обращено наверх, к безупречной синей выси.

- Он мертв? — я одурела от собственной смелости, задавая этот вопрос. Рыжие, как апельсин, непослушные волосы Лиса укропом торчали во все стороны. Прозрачная белая кожа светилась, такая чужая всей этой загорелой роскоши кругом. Многочисленные веснушки дрожали перед глазами.

Карл снял с себя тонкую шапочку с жестким козырьком и нахлобучил Лиссаю на голову.

— Жив, — мальчик не стал мучать меня предисловиями. — Мы его спасли.

— А хранителей — нет, — укоризненно обронила Авена. Глаза богини прятались за огромными очками с блестящими стеклами-зеркалами. — Нам надо срочно возвращаться.

— Сейчас вернемся, подожди минуту, — пообещал подросток и сквозь трубочку потянул темную пузырящуюся жидкость из холодного стеклянного стакана.

Кажется, именно Карл был зачинщиком этой встречи. Он повернулся ко мне:

— Мы вернем Лиссая в Шолох. Он уже почти в порядке — его держали на самой границе царства Зверя, он почти не сильно страдал. Но пространственно-временной континуум потребует пару дней на его перемещение… Можно было бы сделать временную воронку — но ни Авена, ни я не специалисты, это сфера Теннета… Какое у вас сейчас число?

— Ночь с двенадцатого июня.

— Отлично. Четырнадцатого июня в девять вечера тебя снова выкинет сюда, но принц уже будет готов к возвращению домой.

— Но почему я не могу забрать его сейчас?

— Мои преграды мешают — заслонки в междумирье, поставленные против Зверя. Если что, ты сейчас — просто разум, не тело.

— Эээ?

— Твое тело спит в Шолохе. Здесь только проекция, отражение. Ты чувствуешь себя живой, но местные почти не ощущают твое присутствие, разве что как холодок, непрошенные мурашки на шее. А вот Лиссая нужно вернуть целиком — ну, если ты не рассчитываешь еще на одного милого шолоховского призрака…

— Четырнадцатое июня, девять вечера, я поняла.

— Умничка.

Он покровительственно похлопал меня по руке. Авена подняла запотевший бокал с трубочкой-зонтиком, будто хотела чокнуться, и небрежно одернула козырьковую шапку Лиссая так, чтобы казалось, что принц просто спит, размякнув на полдневной жаре.

— Карл, можно я расскажу Дахху и Кадии про Зверя? — спросила я, но не дождалась ответа. Обжигающе красочный мир вокруг закачался и ухнул куда-то вниз.

* * *

Нежные, припудренные потоки солнечного света акварельными мазками разукрашивали летнюю спальню Кадии.

Высокая этажерка с воинскими дипломами в рамочках, бархатная лиловая тахта и туалетный столик составляли треугольник композиции, открывшейся моим осоловелым глазам. Серебристо-салатовые грозди ивовых ветвей непрошенным изобилием вваливались в распахнутое окно. В декоративном пруду снаружи с плеском дурачились краснобокие карпы. Вдалеке, пока еще тихо, приборматывая, распевалась садовница — краснощекая кудрявая душечка с кнасским акцентом, немилосердно затянутая в корсет.

Я перевела дух. Потом вытащила из-под невесомого одеяла руку и с опаской ощупала лицо, шею, плечи. Вроде все на месте. Сев в кровати, я с осторожностью сбросила ступни на пол, привычно постаравшись не наступать на трещинки между розовато-оранжевыми, цвета апельсиновой меренги, плитками пола.

Бомммм-бом-бом… Старинные ходики (или псевдо-старинные, кто их, богачей Мчахищся, разберет?) вскинулись на стене, дважды повторили свой трехдольный напев. Шесть утра, прах побери, шесть утра! Последний раз в такую рань я просыпалась для сдачи финального экзамена магистру Орлину. Хотя… дай-ка подумаю… Убийство леди Айрин на ледяном мосту тоже случилось спозаранку. Ладно. Будем считать, я жаворонок со стажем. Хоть какое-то в жизни достижение!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я тихонько вышла в сад: босая, припухшая со сна, со встрепанными волосами и красочными фиолетовыми тенями на веках. Нет, я не поклонница вампирского макияжа. Спонсор-вдохновитель сей идеи — недосып.

Утро в Шолохе было до боли прекрасно… Я застыла на резном крыльце летнего домика Кад, не в силах вдохнуть: мешали то ли остатки межпространственного сна, то ли так некстати припершая к стенке ностальгия.

Сметанные облака аппетитными ложками сгущали высокий лазурный небосвод. В скрупулезно подстриженной траве с безбашенной смелостью тарахтели кузнечики. Блестящие, как самоцветы, стрекозы расчетливо вспарывали шелка утреннего воздуха, слоями поднимавшегося от земли: холодно, теплее, совсем тепло… Я глубоко вдохнула эту пьянящую шолоховскую быль.

Жизнь.

Привет, жизнь.

Как же я тебя люблю, дорогая моя, драгоценная моя, моя главная страсть и главная радость. Куда бы ни мчались безумные кони фатума, как бы далеко ни было настоящее от моих детских мечтаний, знай, жизнь, — ты прекрасна. Каждым вздохом своим я славлю тебя, каждой секундой бытия. И неважно, кто я, что я, чего сделала, а чего — увы, но — нет. Неважно, любит ли меня хоть кто-нибудь, я люблю — тебя, моя жизнь, тебя, мой Шолох, и значит, все это уже не зря.

Где-то там красивый, золотой, как старинная монета, Лиссай спит под палящими лучами такого знакомого, а все же чужого солнца. Завтра вечером его вернут домой. А значит… это значит, что… Ох!

Я аж подпрыгнула, когда у меня в голове с ясной отчетливостью нарисовался слегка безумный, слегка самонадеянный, но все же план — план, который мог дать сто очков вперед выскочке Андрис с ее дурацкими тролльими игрищами.

От избытка чувств я послала воздушный поцелуй садовнице, копавшейся в зарослях шиповника неподалеку, и вприпрыжку бросилась обратно в спальню.

****

— Кад, Кад, просыпайся! — расталкивала подругу я, с ногами забравшись на кровать и пытаясь отобрать у нее подушку. Свою подушку, чтоб вы понимали.

Стоило мне покинуть наше широченное ложе в поисках гармонии после ночного приключения, Кадия заграбастала мою сатиновую думочку и нежно сжала ее в объятиях, что-то бормоча и посапывая. На мои толчки — весьма интеллигентные, надо признать, — она не реагировала. Ситуацию спасла ночнушка из Рамблы, которая стремительно бросилась на лицо подруги и сжала той нос и глаза, будто припадочная профессиональная лобызательница, чьи губы вдобавок смазаны быстродействующим клеем.

— Хей! — не успела я испугаться, как подруга уже очнулась. Рывком сорвав с лица серебристую тряпку, Мчащаяся расхохоталась:

— Ой, не могу! Эту штуку можно использовать как будильник! Ну чего, чего тебе надобно, неугомонная? — ласково обратилась она уже к рубашке. Та замерцала, смущаясь.

— Слушай, Кад, а хочешь, я тебе ее подарю? — внезапно предложила я. Обе, стражница и ночнушка, повернулись ко мне в счастливом изумлении. Я усмехнулась: — Бери!

— Точно-о-о-о? — глаза Кадии возбужденно полыхнули голубым. Чешуйчатая рубашечка метнулась на шею подруги, обмотавшись вокруг нее, как диковинный шарфик.

— Точно. Вы идеальная пара, а вот у нас явно не сложилось, — фыркнула я.

Подруга возликовала. Рубашка слету напрыгнула на нее, наползла через голову прямо поверх нормальной, неживой комбинации — черной, шелковой, жуткой красивой, сшитой на заказ. Я, невероятно довольная, отправилась умываться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Как же здорово дарить! Просто брать — и дарить. Вы возмутитесь: велика наука — дарить то, что тебе самому не нужно. А все-таки — неважно. Дать человеку то, от чего сердце его радостно подскочит — это величайшее наслаждение. Чувствуешь себя таким свободным, таким отрешенным, таким добрым… А кем себя чувствуешь, тем и становишься. Закон дурацкий, наивный, но действующий. Прах побери, на 100 % действующий.