Правда выше солнца (СИ) - Герасименко Анатолий

От клетушки стражников отделяла дюжина шагов.

Дверь в подвал была немного ближе.

Можно успеть.

Стражники низко держали факелы, светили под ноги, неуклюже огибали амфоры. Оба были при мечах.

Акрион пригнулся и, крепко взяв Эвнику за руку, двинулся к двери. Шаг, другой, третий...

Если заденут амфору – им конец. Если споткнутся – им конец.

...четвёртый, пятый, шестой...

Если хоть один стражник обернётся – погибли. Если услышит шорох – погибли.

...седьмой, восьмой, девятый.

Если дверь заскрипит – всё пропало. Если успеют обнаружить пустую клетушку – всё пропало.

По счастью, стражники оставили дверь приоткрытой. Акрион проскользнул в проём, едва не зацепив торчащий засов. Эвника, подобрав край пеплоса, прошмыгнула следом.

Свободны!

– Сбежал!! – рёв позади. – Ищи! Где-то здесь прячется!

Они метнулись вверх по лестнице. Два десятка ступенек. Поворот направо. Бег во тьме, каждый шаг – наугад. Око Аполлона моталось на шнурке, билось о грудь. На миг показалось, что кто-то бежит следом, топоча и задыхаясь, и Акрион прибавил хода. «Не сюда!» – Эвника дёрнула за руку. Акрион обернулся: сзади никого не было. Проскочили в проём. Пустой зал, освещённый единственной лампой. Изящные ложа, складной стул. Потухший алтарь перед статуей Гестии. «Гинекей, – шепнула память. – Рядом – спальни сестёр и матери». Эвника, не сворачивая, побежала дальше. Откинула складчатый полог, и они оказались под ночным небом.

Впереди лежал сад, нетронутый круг старого леса, который тысячелетиями укутывал весь Царский холм – пока не построили дворец. Старые дубы, вереск, мягкие ёжики мха под ногами. Акрион всегда любил это место. Где-то здесь росло то самое дерево, с которого он едва не свалился, играя в Ахилла.

– Туда! – Эвника указала тонкой рукой. – Перелезешь через стену. И беги. Сможешь?

Акрион кивнул. Дворцовая ограда здесь была невысокой, поскольку почти сразу за ней холм круто обрывался вниз. Если ничего не изменилось за эти годы, Акрион с его ростом запросто перемахнёт на ту сторону. Сложней будет затем удержаться в потёмках на обрыве. Но... Аполлон поможет герою.

– Беги, – повторила Эвника, отступая. – Меня сейчас будут искать, я должна быть в спальне. Поезжай в Лидию, отправляйся в храм Артемиды Эфесской, найди там верховную жрицу Имеду. Это – Фимения.

– Фимения – жрица? – поразился Акрион. – Да ещё верховная? Как так?

– Долго рассказывать. Она тебя узнает, не может не узнать. Уговори её приехать в Афины. Теперь торопись. Спасай нас.

– От чего... От кого? – спросил Акрион, хотя уже знал ответ.

– От Семелы, – сказала Эвника, делая ещё шаг назад. – Она… В общем, она – чудовище. Да беги уже, Акринаки!

– Тревога! – послышалось изнутри дворца. – Трево-ога!!

Акрион сорвался с места и понёсся по саду, туда, где, он помнил, была стена.

«Всё хуже и хуже, – думал он на бегу. – Всё трудней и трудней. О, дай мне сил, Аполлон!»

☤ Глава 6. Не приближайся, не то разорву когтями!

Эфес. Седьмой день месяца таргелиона, три часа после заката. Прелестная, ясная, лунная ночь, которая стала бы ещё лучше, если бы была тёмной и дождливой.

– Давай ещё раз. Связываешь мне руки, да? Потом берешь меч, тычешь мне в спину. Кричишь, что поймал чужеземца. Так? И сдаёшь меня жрецам, чтобы отвели к верховной жрице Имеде. Всё верно?

Кадмил вздохнул.

– Великолепный план, – пробормотал он сквозь зубы. – Надёжный, как клепсидра.

Акрион мрачно кивнул.

– Мне тоже не нравится, – признался он. – Но, раз она не покидает храм… Значит, придётся идти туда самому.

Кадмил потёр набухший болью висок. Богам достаточно спать три-четыре часа в сутки. Совсем без сна можно продержаться пару недель. Только чувствовать себя будешь чрезвычайно паршиво. Особенно, если рождён человеком.

Кадмил не спал всего два дня, но уже чувствовал себя паршиво. Впрочем, причиной тому была не бессонница. Просто всё шло наперекосяк; в Мегаре говорят про такое – «обделались, и лодка кренится».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вначале он подумывал поступить, как предлагал Локсий: собрать на агоре толпу, вывести Акриона на ступени Гефестова храма и объявить всем о беззакониях Семелы, которая околдовала собственного сына и загубила мужа. Выслушали бы собравшиеся афиняне самого Гермеса? Разумеется. Возненавидели бы Семелу? Вот с этим сложнее.

Как Кадмил уже говорил Локсию, эллины склонны к сомнениям и всегда требуют доказательств. Найдутся такие, кто по зрелом размышлении решат, что вся история с Акрионом – ловкий трюк, политическая игра, цель которой – посадить на трон выскочку-самозванца (и будут недалеки от истины). Сочтут, что Семелу невинно оболгали, ославят её мученицей, пострадавшей от рук заговорщиков. А там уже и бунты не за горами. Понятно, что сторонники вдовой царицы примкнут к адептам алитеи, и окаянные практики возродятся с новой силой. Результат – энергетический кризис, гнев Локсия, утрата доверия.

Одним словом, провал.

Потому-то Кадмил и отправил Акриона во дворец. Это был немного рискованный, но интересный этюд, который созрел в его голове за время полёта к Диохаровым воротам.

Прежде всего, он хотел, чтобы Акрион убедился: Семела – враг. В таком случае днём позже царский сын мог бы искренне, из глубины души сказать афинянам: «Вот ведьма, которая предала своего мужа, свой народ и даже своего сына. Властью, что положена мне по праву, я отправляю её на суд богов, ибо сам судить не могу». Можно было бы, разумеется, прибегнуть к «золотой речи» и силком заставить Акриона отречься от матери. Но потом неизбежными стали бы терзания молодого героя, больная совесть, проблемы с психикой. К чему это? Довольно того, что бедняга собственноручно зарубил отца.

Оставался, конечно, шанс, что Семела признает Акриона при встрече. Кто знает, что на уме у этой бабы. В целом, такой исход тоже мог сработать Кадмилу на руку: Акрион стал бы признанным, легитимным правителем, законным наследником рода Пелонидов.

Но всерьёз на это надеяться не стоило. Чтобы подстраховать Акриона от беды, Кадмил намеревался отправиться во дворец вместе с ним – естественно, под покровом невидимости. Заодно он рассчитывал узнать какие-нибудь подробности насчет алитеи и заговора. Семела, Эвника или кто-то из ближайших слуг, взбудораженные появлением Акриона, сгоряча могли сболтнуть лишнего, дать новые зацепки.

Кадмил был доволен своим замыслом – до поры.

И ведь вначале всё шло по плану! Акрион услышал глас Аполлона (надо потом наведаться в ту рощу и забрать репродукторы). Получил роскошный передатчик (новейшая разработка Локсия, с позолоченным, между прочим, корпусом). Воспрянул духом, почувствовал себя героем и приступил к активным действиям. Как и требовалось.

Затем Кадмил сопровождал Акриона во дворце. Незримый, шёл рядом, когда царского сына вели к Семеле. Стоял за спиной, в то время как он говорил с матерью. Крался в шаге позади, пока Акриона вели вниз, в подвал. Лишь когда Акриона заперли, Кадмил, убедившись, что герою ничто не угрожает, решил оставить его на несколько минут, чтобы подслушать разговор Семелы с Эвникой. Увы, ничего важного он не услышал; Семела говорила с падчерицей недолго и в самом недружелюбном тоне, после чего ушла в свою опочивальню. Кадмил направился обратно в подвал, чтобы выпустить Акриона, но Эвника успела раньше, и в итоге осталось лишь помочь царевичу Пелониду перебраться через дворцовую изгородь.

В целом, задуманный этюд удался: Акрион теперь убеждён в том, что его мать – чудовище. Отдельное спасибо Эвнике за финальную реплику. Похоже, она девчонка не промах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но законы, проклятые эллинские законы! Двое свидетелей, подумать только!

Как можно посадить на трон правителя, которого признает самозванцем любой суд, не говоря уж об афинском неподкупном ареопаге?

Ну ничего. Вот заберём Фимению домой, и Кадмил явится к Семеле лично. Так, как он являлся к Ликандру, чтобы диктовать волю Локсия.