Правда выше солнца (СИ) - Герасименко Анатолий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Эх, – подумал он досадливо, – пропадёт ведь парень ни за драхму... Вот бы сейчас проскользнуть туда невидимкой и сделать всё самому!»
Но голова гудела от бессонницы. Муторно становилось при одной мысли о том, что нужно прятаться, красться в полутьме, напрягая оставшиеся силы и создавая вокруг себя зыбкую ауру невидимости. Сколько бы он продержался? Четверть часа, чуть больше? Нет разницы. Отыскать за такое короткое время Фимению всё равно бы не удалось. Да и найди Кадмил сестру Акриона, всё одно не сможет выйти с нею обратно. В его слабом, полу-человеческом теле не останется пневмы. Покров невидимости истощает, как ничто другое.
Пневма и сейчас была на исходе, Кадмил это чувствовал. О, как жаль, что он не умеет брать энергию у людей напрямую, без зарядного ложа! Локсий, или Орсилора, или Хальдер на его месте просто выпили бы пневму у первого встречного человека, едва коснувшись рукой – и вновь исполнились бы сил. Но Кадмил, увы, создан из другого теста. И, значит, останется на голодном пайке. А ведь ещё предстоит вернуться морским путём из Эфеса в Афины. Да и неизвестно, что ждёт впереди. Может, придётся говорить «золотой речью», летать… И потом, жрецы могут убить Кадмила. Это же больно!
Нет, рисковать нельзя.
Он пристроил горошину в левое ухо и обратился в слух.
Вначале были слышны только шаги. Тяжёлые, мерные, с шарканьем – огромный жрец. Поспешные, неловкие – Акрион. Порой ритм шагов сбивался, и тогда Акрион хрипло вскрикивал: видно, гигант силком волочил споткнувшегося в потёмках пленника. Связь понемногу слабела, звуки обрастали помехами. Кадмил догадался, что Акриона повели под землю, в тайные помещения эфесского храма, о которых когда-то рассказывал Локсий – а Локсию, в свою очередь, о них поведала Орсилора. Оставалось лишь надеяться, что магический сигнал Ока Аполлона сумеет пробиться сквозь толщу земли и камня.
Вскоре что-то грозно заскрежетало. «Никак, у них тут на всех дверях петли не смазаны?» – подумал Кадмил. Звук шагов на короткое время изменился, стал звучным и оброс коротким эхом, а потом затих.
Кадмил до звона в ушах вслушивался в тишину. Тишина, впрочем, была не полной: сквозь помехи угадывалось, как журчит неподалёку вода. «Пришли, – понял Кадмил. – Какое-то большое помещение. И... бассейн?»
Зазвенел колокольчик. Что-то приглушённо стукнуло.
Едва слышно прозвучал женский голос:
– Иду, иду! – по-лидийски, напевно.
На сей раз Кадмил не услышал шагов. То ли жрица ходила босиком, то ли была легка, как лесная нимфа.
– Кого привёл, Гигес? – тот же голос. Говорит, как поёт. Только кифары не хватает.
– Поганого эллина, госпожа Имеда. Для очищения.
«Ух, какой гнусавый, – хмыкнул Кадмил. – Заячья губа у него, что ли? Ладно; главное, что доставил Акриона к верховной жрице. Если верить Эвнике, Имеда – как раз и есть Фимения. Пока план работает, как задумано».
– Опять эллина?.. Впрочем, неважно. Привяжи к алтарю. Я сейчас вернусь.
Это планом не предусматривалось.
«Плохо дело, – занервничал Кадмил. – Куда она ушла?.. Сейчас уйти должен был как раз этот громила Гигес. Акрион тогда бы воскликнул: «Фимения, я твой брат!» И всё бы сложилось, как надо. Но не при Гигесе же кричать. Ещё тревогу поднимет, чего доброго. Тогда конец обоим: и Акриону, и его сестрице. Да, влип мой герой».
Амулет исправно передавал сопение и сдавленные ругательства жреца, пока тот привязывал Акриона. Что-то шуршало, с треском рвалась ткань. «Раздевает жертву перед закланием, – догадался Кадмил. – Главное – чтобы Око не тронул. Хоть бы маскировка не подвела...»
– Готово? – спросила вдруг Фимения, да так близко, что Кадмил, вздрогнув, едва не свалился с крыши.
– Готово, госпожа Имеда, – пробубнил Гигес. – Ножик... И чаша... Вот.
– Хорошо. Побудь здесь.
«Смерть и кровь!! Гигес, не слушай её, выйди вон!»
Защёлкало, высекая искры, огниво. Кто-то дохнул через сжатые губы, раздувая, верно, огонь в курильнице. Зажурчала вода. Звякнул металл.
Фимения запела:
О, Артемида, светлейшая из богинь,
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Светоч небес и земли, сиянье луны и солнца,
Пчел и медведиц владыка, дев защита святая,
Ты изменяешь судьбы, зло становится благом.
Пауза. Странное шипение – ши, шши, шшши... Будто железная змея ползёт по камню.
«Точит нож, – понял Кадмил. – Вот дерьмо».
В правой руке – справедливость, в левой руке – доброта,
Лик твой – жизни покой и благополучие.
Как хорошо молиться тебе, как прекрасно тебя окликать!
Взгляд твой – сердечная нега, слово твоё нерушимо!
Снова полилась вода. Легко представить: Фимения наклоняется над бассейном, наполняет водой жертвенную чашу, делает шаг к алтарю...
Кадмил чуть слышно застонал. «Давай, – мысленно воззвал он к Акриону. – Сообрази что-нибудь. Какой-то знак, уловка, всё, что угодно!»
Прими, Артемида, кровь, что прольётся сейчас,
Кровь твоей жертвы на алтаре твоём...
– Стой!
«Неужели придумал что-то?!» – Кадмил зажмурился в ожидании.
Акрион – голос был слышен громко, точно он был совсем рядом – пропел по-эллински, срываясь от волнения на речитатив:
Собака сказала кошке: не злись, сестрица!
Давай-ка больше не будем с тобой спорить.
Мы же родные, идём поскорей мириться.
Лучше нам навсегда позабыть о ссоре.
Он осёкся и резко выдохнул, будто воздух стал слишком тяжёлым, чтобы дышать.
«Старая детская песенка, – подумал Кадмил. – Только слова вроде бы не те. Кажется, там было «мы же соседи». Да, точно, помню. Тогда, в Коринфе... И Мелита пела. Зачем он?..»
Ему отчего-то стало холодно, хотя ночь по-прежнему была тёплой, как козья шкура. Он крепче закутался в лидийский плащ и вдавил в ухо волшебную горошину.
Плескалась вода. Тихо звенел металл: словно кто-то держал ритуальный нож у кромки серебряной чаши, и рука, в которой был клинок, мелко-мелко дрожала.
– Гигес, – позвала Фимения еле слышно. – Эллин одержим демоном. Мы все в опасности.
Грузные, нерешительные шаги. Испуганный голос:
– Госпожа...
– Ты касался его? – спросила жрица уже громче. – Касался? Не лги мне!
– Госпожа Имеда, – жалобно загнусил Гигес, – я ведь только его привёл...
– Ты осквернён, дурак! – закричала Фимения так, что у Кадмила заложило в ухе. – Осквернил себя прикосновением к демону! Ступай прочь! Читай литанию Артемиды десять тысяч раз! Только я могу находиться рядом с этим нечистым, и, пока не закончу, никто не должен сюда входить! Понял? Беги!!
Зашлёпали, удаляясь, по камню огромные сандалии. Проскрипела и хлопнула дверь: бах!
Эхо заметалось в пустоте жертвенного зала: ах, ах, ах...
Замолчало.
Фимения негромко пропела:
Ответила кошка собаке, вся злая-злая:
Не приближайся, не то разорву когтями!
Акрион подхватил – казалось, что он поёт, улыбаясь:
Но, если мы подеремся, сестрица, знаю,
Поранимся больно, а то и ноги протянем!
Звякнул брошенный на пол нож. Фимения произнесла, как простые стихи:
Врагами были – друзьями навек стали.
Забыли беды, живём, не зная печали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})– Радуйся, сестричка Фимула, – сказал Акрион.
– Это... это точно ты? – враз охрипшим, низким голосом.
– Я, – Акрион сдавленно усмехнулся. – Знаю, говорили, что я умер, но... про тебя говорили то же самое.
