Моникины - Джеймс Купер

— Совершенно верно, милорд! Однако вы позволите мне заметить, что наличия двух моникинов было бы вполне достаточно для соблюдения условия в смысле, благоприятном для доктора Резоно, однако он явился сюда с тремя. Это множественное число, несомненно, должно иметь предел, иначе доктор будет вправе привести с собой всех обитателей Высокопрыгии.

— Это возражение чрезвычайно остроумно и делает честь дипломатическим способностям сэра Джона Голденкалфа, но у моникинов две особы женского пола, в глазах закона, приравниваются к одной мужской. Так, в случаях, требующих наличия двух свидетелей для подтверждения подлинности документа, достаточно двух мужских подписей, но женских понадобилось бы четыре. Таким образом, я утверждаю, что с юридической точки зрения доктора Резоно сопровождают всего два моникина.

Тут капитан Пок заявил, что этот закон Высокопрыгии весьма разумен, ибо, как он часто замечал, в пятидесяти случаях из ста женщины не слишком разбираются в том, что делают, и вообще, по его мнению, им требуется больше балласта, чем мужчинам.

— Ваш ответ полностью исчерпал бы вопрос, милорд, — продолжал я, — если бы соглашение было чисто моникинским документом, а это собрание — чисто моникинским собранием, но факты говорят другое. Документ составлен на языке, который служит обычным средством обмена мыслями между учеными, и я пользуюсь случаем добавить, что не помню, доводилось ли мне когда-нибудь видеть лучший образец современной латыни.

— Нельзя отрицать, сэр Джон, — возразил лорд Балаболо, помахав хвостом в знак признательности за комплимент, — что соглашение составлено на языке, который давно стал общей собственностью. Но само средство для выражения мыслей не имеет в таких случаях большого значения, при условии, что оно нейтрально в отношении договаривающихся сторон. Кроме того, в данном частном случае статья одиннадцатая оговаривает, что использование латинского языка не должно иметь никаких юридических последствий. Это условие сохраняет за обеими договаривающимися сторонами их первоначальные права. Далее, поскольку это должна быть моникинская лекция, читаемая моникинским философом на чисто моникинской почве, я покорнейше прошу, чтобы встреча в целом велась по моникинским принципам.

— Если вы упоминаете о почве, я позволю себе напомнить вашей милости, что обе стороны в настоящее время находятся в нейтральной стране, и если одна из них и может предъявлять притязания на территориальные права или на права флага, то только человеческая, ввиду того, что наниматель данного помещения—человек и в силу этого является здесь владетельной особой.

— Ваша находчивость выходит за пределы моей аргументации, сэр Джон, и я прошу разрешения представить новые доводы. Я имею в виду лишь следующее: мы собрались здесь для изложения, разъяснения, усвоения, обсуждения и развития моникинской темы, а потому вспомогательное должно уступать место главному, меньшее должно вливаться в большее, и, следовательно…

— Извините меня, милорд, но я считаю…

— Да нет же, дорогой сэр Джон, я уверен, вы поймете меня, если я скажу…

— Одно слово, милорд Балаболо, прошу вас, для того, чтобы…

— Хоть тысячу, с большим удовольствием, сэр Джон, но…

— Милорд Балаболо!

— Сэр Джон Голденкалф!

После этого мы оба заговорили одновременно: причем молодой лорд все больше адресовал свои замечания миссис Зоркой Рыси (я впоследствии имел случай убедиться, что она была отличной слушательницей), а я, в свою очередь, переводя взор с одного участника встречи на другого, в конце концов сделал объектом своего красноречия исключительно капитана Ноя Пока. Моему слушателю удалось выпростать из бизоньей шкуры одно ухо, и он одобрительно кивал в ответ на все мои слова, как и подобало для соблюдения солидарности между людьми и между друзьями. Возможно, мы разглагольствовали бы таким беспорядочным образом вплоть до настоящей минуты, если бы любезная Балабола не выступила вперед и с тактом и деликатностью, отличающими ее пол, не закрыла своей прелестной лапкой рот молодому аристократу, так что поток его слов сразу иссяк. Когда лошадь понесет, она, промчавшись по проселку сквозь ворота и через всякие препятствия, обычно останавливается как вкопанная, едва окажется на свободе в чистом поле. Так и я, оставшись единственным оратором, сразу же умолк.

Доктор Резоно воспользовался этой паузой и внес предложение, чтобы, ввиду явной неудачи моих переговоров с лордом Балаболо, они с мистером Поком уединились и попытались договориться о программе. Эта счастливая мысль сразу восстановила мир, и пока оба полномочных представителя отсутствовали, я воспользовался случаем познакомиться поближе с очаровательной Балаболой и ее наставницей. Лорд Балаболо, как истый дипломат, умевший мгновенно перейти от жаркого и раздраженного спора к любезной и подкупающей предупредительности, помог осуществлению моего желания, побудив свою прелестную подругу оставить излишнюю сдержанность, естественную при таком недавнем знакомстве, так что между нами вскоре завязалась непринужденная дружеская беседа.

Уполномоченные представители возвратились нескоро, ибо в силу какой-то особенности своей натуры или, как впоследствии он сам объяснил, по «станингтонским правилам», капитан Пок считал себя обязанным оспаривать каждое предложение, исходившее от противной стороны. Это затруднение, вероятно, оказалось бы непреодолимым, если бы доктору Резоно, к счастью, не пришло в голову великодушно предоставить редакцию каждой второй статьи на безоговорочное усмотрение своего коллеги, сохранив за собой такое же право для остальных статей. Ной, после того, как философ заверил его, что он не юрист, согласился, и дело, начатое в духе взаимных уступок, было быстро завершено. Я позволил бы себе рекомендовать это средство всем подготовляющим трудные и хитроумные договоры, так как оно дает возможность каждой стороне провести свою точку зрения и, надо полагать, оставляет для последующих споров не больше поводов, чем всякий иной способ. Ниже приведен текст нового документа, написанного в двух экземплярах — по-английски и по-моникински; как легко убедиться, упорство одной из сторон придало ему характер капитуляции.

«Распорядок встречи и т. д. и т. д.

Договаривающиеся стороны согласились о нижеследующем:

Статья 1. Должна состояться встреча.

Статья 2. Принято при условии, что каждый может являться и удаляться, когда ему заблагорассудится.

Статья 3. Встреча в общем должна вестись в согласии с философским и либеральным принципами.

Статья 4. Принято при условии, что потребление табака не возбраняется.

Статья 5. Каждая из сторон имеет право задавать вопросы, и каждая из сторон имеет право отвечать на них.

Статья 6. Принято при условии, что никто не обязан слушать, а также — говорить, не имея на то желания.

Статья 7. Одежда всех присутствующих должна соответствовать отвлеченным правилам приличия и этикета.

Статья 8. Принято при условии, что на бизоньих шкурах можно брать или отдавать рифы в зависимости от погоды.

Статья 9. Обе стороны будут строго соблюдать настоящее соглашение.

Статья 10. Принято при условии, что юристы не позволят себе ничего лишнего».

Мы с лордом Балаболо набросились на экземпляры документа, как два ястреба, и жадно принялись выискивать слабые месте и зацепки, чтобы отстаивать ранее высказанные нами мнения, в защите которых мы оба проявили такое искусство.

— Ага, милорд! Здесь вообще не оговорено появление моникинов на этой встрече!

— Отсутствие уточнений подразумевает, что прийти может всякий, кто захочет, равно как и уйти.

— Виноват, милорд, статья восьмая содержит прямое упоминание о бизоньих шкурах во множественном числе. Отсюда при сложившихся обстоятельствах можно сделать логический вывод, что на встрече будет присутствовать не один носитель такой шкуры.

— Совершенно верно, сэр Джон, но разрешите мне заметить, что, согласно статье первой, встреча должна состояться, а статьей третьей далее оговорено, что эта встреча должна быть подчинена философским и либеральным принципам. Между тем едва ли нужно доказывать, добрейший сэр Джон, что крайне нелиберально было бы лишать одну из сторон права, признанного за другой.

— Весьма справедливо, милорд, когда речь идет о простой вежливости. Однако юридические толкования должны быть основаны на юридических принципах, иначе все мы как юристы и дипломаты вынуждены будем плавать по безграничному океану догадок.

— Однако в статье десятой особо оговорено, что юристы не должны позволять себе ничего лишнего. Внимательное сопоставление статей третьей и десятой показывает намерение представителей сторон набросить плащ либерализма на всю процедуру и этим обойти возможность иных истолкований и разных уловок со стороны юристов-практиков. Разрешите мне, в подтверждение своей точки зрения, воззвать к тем, кто вырабатывал условия, о которых мы теперь спорим. Скажите, сэр, — продолжал милорд Балаболо, с внушительным достоинством обращаясь к капитану Поку, — скажите, сэр, составляя знаменитую десятую статью, допускали ли вы, что с ее помощью юристы смогут позволить себе лишнее?