Чёрный Янгар - Карина Демина

Сладкая, должно быть.

И как стучат человеческие сердца! Оглушают просто, манят. Всего-то шаг сделать, пока все увлечены и…

Нет.

Я очнулась.

Звал лес. И влажно шелестела рожь. Янгхаар Каапо вытирал лицо грязной ладонью. Мальчишка-слуга переминался с ноги на ногу, не зная, как предложить воду и полотенца.

Молчали воины.

Только припозднившийся журавлиный клин оплакивал судьбу Олли Ину.

Уходя, я обернулась. Янгар стоял, повернувшись к лесу, запрокинув голову, и холодный дождь смывал грязь. Капли рисовали узор на черной жиже, что покрывала шею и грудь, целовали шрамы, к которым и меня тянуло прикоснуться. В какой-то миг Янгар вдруг дернулся и открыл глаза. Смотрел он прямо на меня, и губы его дрогнули:

– Вернись…

Нет, наверное, показалось.

Глава 18

Перемены

Кейсо появился в лагере на другой день после поединка. Бросив поводья мальчишке, он подождал, пока подадут лесенку, и лишь затем спешился. Кейсо вновь притворялся толстым и бессильным, неспособным отыскать дорогу к нужному шатру. Он дул на озябшие пальцы и хлопал себя по щекам, чтобы к ним кровь приливала, вздыхал и брюзжал, жалуясь на осень, погоду, дожди и дороги, которые развезло. А Янгхаар привычно кивал, думая о своем.

Он не убил Олли Ину, но теперь не знал, что с ним дальше делать. И от совета – а советовал Кейсо нечасто, но по делу – не отказался бы. Вот только рассказать о поединке не получалось. Янгар начинал, но останавливался, понимая, что не в силах объяснить, почему поступил именно так.

– Взрослеешь. – Кейсо, избавившись от необъятной кожаной куртки, на которую, по его уверениям, ушла кожа трех матерых кабанов, позволил мальчишке стянуть сапоги.

Подали войлочные тапочки, нагретые изнутри камнями, и теплый байковый халат.

– Что ж… – С кряхтением и стонами Кейсо прилег на шкуры и погладил живот, который, как показалось Янгару, с прошлого раза стал еще больше. – Не убил – это хорошо. В смерти нет смысла.

Он принял чашу с горячим молоком, в которое сам добавил меду, едва ли не больше, чем молока. И, поставив на живот, обнял ее ладонями. Грелся.

Кейсо и вправду не любил холода, хотя приходилось ему и босиком по снегу ходить, и спать в этом самом снегу, зарывшись в сугроб с головой. Он повел ладонью над чашей, собирая крохи тепла, и сказал:

– Будь готов, что тебя не поймут. Для некоторых бесчестье – страшнее смерти.

Ничего не может быть страшнее смерти. Но чтобы понять это, нужно умереть или даже умирать, раз за разом, доходить до края и возвращаться.

– Присядь.

Янгар сел, скрестив ноги.

Есть не хотелось.

Пить тоже.

– Ты похудел, мальчик мой, – заметил Кейсо, и все подбородки его поджались, выражая негодование. – Хватит уже. Забудь.

– Не могу.

– Нельзя изменить прошлое.

– Я знаю.

– И нельзя вечно горевать о том, что было утрачено.

– Я не горюю. – Янгхаар нахмурился: разговор был неприятен. Но Кейсо лишь головой покачал. Пальцы его пробежались по всем подбородкам и коснулись мышиного хвостика бороды.

– Что ж, ты не горюешь, – сомкнулись щелочки-глаза. – Ты лишь перебираешь всех рыжеволосых девушек, пытаясь найти ту, которая заменит твою жену. Не отворачивайся, мальчик. Все говорят об этой твоей… странности.

Что странного в том, что Янгар желает быть счастливым? У других ведь как-то получается.

– Янгу, – голос Кейсо был мягок, как тополиный пух, – оставь ее. И дай себе остыть. Не пытайся оседлать судьбу, не выйдет.

Но ведь выходило.

Там, за краем моря.

За песками Великой пустыни.

На арене, раз за разом. И позже, когда полилась на дорогие подушки алая кровь Хазмата. Он до последнего за плетью тянулся, надеясь, что ручной зверь отступит.

И потом тоже, когда гуляла разбойничья вольница. А нагулявшись, бежала. По следу же ее шли шакальи сотни Айро-паши. Небывалое дело: раб поднял руку на господина. И разве тогда не была судьба Янгара в том, чтобы повиснуть на кресте? На той же арене распяли бы. Подняли бы высоко – так, чтобы звери, которых выпустят, могли добраться лишь до ног. И зрители – а собралось бы много – орали бы от восторга, подбадривая львов.

Или пантер.

Или гиен с мощными их челюстями.

У Айро-паши знатный зверинец.

Но и тогда Янгар оседлал судьбу и заставил ее измениться. Так почему сейчас не выйдет?

Кейсо, прочитав ответ в глазах, лишь головой покачал: мол, снова не сумел объяснить. Порой Янгар и вправду не понимал друга.

– Кёниг недоволен. – Кейсо, решив оставить болезненную тему, вернулся к новостям и остывшему молоку, которое он пил неторопливо, каждый глоток раскатывая на языке, словно не молоко смаковал, но дорогое редкое вино.

В Оленьем городе Кейсо пробыл три недели.

– Чем?

Кёниг… Вилхо трижды отправлял послания, которые были пространны и смутны.

Он называл Янгара дорогим другом и просил проявить благоразумие. Правда, не говорил, в чем же оно должно заключаться. Он сочувствовал потерям и удивлялся коварству старых родов, уверяя, что не станет чинить препятствий законной мести, и вновь о благоразумии писал.

– Тем, что ваша война затянулась. – Опустевшая чаша нашла прибежище на столике, а из рукава Кейсо появилась золотая цепь, звенья которой перемежались крупными бусинами солнечного камня. Цепь была длинна, ее хватило, чтобы дважды обернуться вокруг запястья Кейсо и почти исчезнуть в складках плоти. – И тем, что, пока она идет, казна Вилхо пустеет. Забыли о море корабли Ину и не отдают положенной доли кёнигу. Твои аккаи не ходят в набеги, не идет торговля, не снят урожай…

Кейсо трогал бусины, перечисляя убытки, которые терпит корона.

– Кёниг желает, чтобы ты остановился.

– А Ерхо?

– И он тоже. Вы вдоволь померились силой, так он мне сказал.

Трусливый жадный человек, по недомыслию поставленный богами над другими людьми. И золото ему важнее чести. Сумей Янгар десять лет тому правду разглядеть, разве принес бы клятву?

В ту первую встречу Вилхо Кольцедаритель восседал на троне. Он показался огромным, каким не может быть человек обычный. Одежды его ослепляли сиянием драгоценных камней, а лицо и руки Вилхо покрывала золотая краска.

В ту первую встречу Янгар едва не отступил.

Сердце вдруг остановилось. Холодный пот потек по плечам. Руки и те задрожали, чего с Янгаром никогда прежде не случалось. Тогда он вытер мокрые ладони о штаны и, задавив саму тень страха, совершенно беспричинного, заставил себя ступить на алую дорожку.

– Кто ты? – спросил Вилхо, и голос его, отраженный стенами зала, оглушил Янгара.

Огромным и оглушающе великолепным гляделся кёниг.

Перед этим человеком – да и человеком ли? – хотелось упасть на колени, иначе золотой великан уничтожит Янгара.

Но Янгар устоял и сквозь стиснутые зубы ответил:

– Я тот, кто желает служить тебе.

Десять лет прошло.

Узнал Янгар, что стоит трон на особом возвышении, а тронные одежды кёнига шьют длинными, чтобы казалось, будто кёниг выше обычного человека. Что специальные зеркала спрятаны в нишах, и направляют они свет на Вилхо. Отсюда и сияние, чудесным образом кёнига окутывающее. Что под золотой краской скрывается лицо самое обыкновенное – чересчур толстого нездорового человека. И голос у него тонкий, почти женский. И что громким его делают латунные трубы, особым образом спрятанные в подлокотниках трона и стенах.

Десять лет…

Ушел непонятный страх, хотя каждый раз на пороге тронного зала сердце неприятно дергалось, а руки сами собой в кулаки сжимались.

Уважение не появилось. Как уважать того, кто слаб и телом и духом? Но клятва все еще держала, хоть и не раз, не два думал Янгар, что трон Оленьего города заслуживает иного кёнига.

– Нет, не смей. – Кейсо умел угадывать мысли друга. – Ты в одной войне увяз. И две точно не потянешь.

Это Янгар и без него понимал. Как понимал и то, что ему, быть может, и позволят сместить кёнига – многим не по нраву Вилхо Кольцедаритель, – вот только трон Янгару не отдадут. Объединятся великие рода, защищая корону от недостойного.

И раздавят Янгара.

Да и не пойдет Янгхаар Каапо против собственного слова.

– Вот и ладно. – Кейсо погладил цепь, впившуюся в кожу. – Но меня волнует иное, малыш. Кёниг трусоват и недоволен. А недовольство его могут обратить против тебя же. Я слышал, что появились в Оленьем городе дети Ину.

– Кто?

– Талли Ину. – Помедлив, Кейсо добавил: – И Пиркко Ину.

– В городе безопасно.

Троих сыновей потерял Ерхо. И правильно, что желает он защитить четвертого.

– Не в безопасности дело, мальчик мой. Они пришли к кёнигу просить за отца. И если просить станет Пиркко, то кёниг, быть может, и послушает.

Кейсо зачерпнул горсть орешков, но есть не стал, высыпал в чашу по одному.

– И что? – Янгар не понимал причины беспокойства. – Ты же сам говорил, что кёниг желает прекратить войну. И какая разница…

– Большая. Порой женщина красотой и словом может добиться большего, чем мужчины силой и сталью. Ину тебя ненавидят. И если Пиркко сумеет добраться до сердца кёнига… Малыш, с этим врагом ты не справишься.