Танец с драконами - Джордж Мартин

Джон положил руку ему на плечо:

— Мне очень жаль.

— Почему? Это же не ты сделал. Да, на твоих руках кровь, как и на моих. Но ведь не его кровь, — Тормунд покачал головой. — У меня есть еще два сильных сына.

— А твоя дочь..?

— Мунда, — к Тормунду вернулась улыбка. — Представь себе, взяла в мужья этого Рика Длинное Копье. По мне, у парнишки член весит больше мозгов, но обращается он с ней хорошо. Я ему сказал: если обидишь ее, оторву тебе хер и забью им насмерть, — он еще раз хлопнул Джона по спине. — Пора тебе возвращаться. А то еще подумают, что мы тебя тут съели.

— Значит, на рассвете. Ровно через три дня. Сначала мальчики.

— Ты уже десять раз повторил, ворона. Можно подумать, мы не доверяем друг другу, — он сплюнул. — Сначала мальчики, да. Мамонты идут в обход, длинным путем. Позаботься, чтобы их ждали в Восточном Дозоре. А я позабочусь, чтобы не было драки и давки в твоих проклятых воротах. Мы будем милыми и послушными, как утята в выводке. А я мама-утка. Хар-р! — Джон вышел из шатра вслед за Тормундом.

Снаружи стоял яркий, безоблачный день. После двухнедельного отсутствия на небо вернулось солнце, и к югу от них высилась сверкающая бело-голубая Стена. Джон вспомнил, как старики в Черном Замке говорили: «У Стены настроение меняется чаще, чем у Безумного Короля Эйериса», а иногда: «Чаще, чем у женщины». В пасмурные дни она походила на белую скалу. В безлунные ночи была черна, как уголь. В метель казалась высеченной из снега. Но в такие дни, как сегодня, ни за что не ошибешься: это именно лед. В такие дни она сияла, как кристалл септона; все выбоины и трещины преображались в солнечном свете, а морозные радуги вспыхивали и умирали на ее полупрозрачных гранях. В такие дни Стена была прекрасна.

Старший сын Тормунда стоял возле лошадей и разговаривал с Кожаным. Торегг Высокий — так называл его вольный народ. Он был чуть выше Кожаного, но отца перерос на фут. Повернувшись к ним спиной, жался у костра Гарет по прозвищу Конь — рослый парнишка из Кротового городка. Джон взял на переговоры только его да Кожаного — иначе одичалые могли бы подумать, что он боится. И от двадцати бойцов толку не больше, чем от двух, если бы Тормунд захотел крови. Призрак — вот самый нужный защитник: лютоволк мог чуять врагов, даже тех, кто скрывал свою враждебность за улыбками.

Однако Призрак куда-то подевался. Джон снял черную перчатку, вложил два пальца в рот и свистнул:

— Призрак, ко мне!

Сверху раздалось хлопанье крыльев. Ворон старого Мормонта опустился на луку седла Джона.

— Зерно, — закричал он, — зерно, зерно!

— Ты тоже меня преследуешь? — Джон протянул было руку, чтобы шугануть птицу, но в итоге погладил перья.

Ворон сверлил его взглядом.

— Сноу, — бормотал он, понимающе кивая головой.

Потом между двух деревьев возник Призрак и рядом с ним Вель.

Как будто созданы друг для друга. Вель была одета во все белое: белая туника с костяными застежками, белые шерстяные штаны, заправленные в высокие сапоги из беленой кожи, плащ из шкуры белого медведя, скрепленный на плече вырезанным из чардрева ликом. И дыхание тоже белое… но глаза синие, и длинная коса цвета темного меда, и красные от мороза щеки. Джон Сноу давно не видел ничего столь прекрасного.

— Пытаешься украсть моего волка? — спросил он ее.

— Почему бы и нет? Будь у каждой женщины лютоволк, мужчины были бы намного нежнее. Даже вороны.

— Хар-р! — захохотал Тормунд Великанья Смерть. — Не болтай с этой, лорд Сноу, она слишком умна для таких, как мы. Лучше укради ее поскорее, а не то Торегг очухается и возьмет ее первым.

Как там сказал о Вель этот болван Акселл Флорент? «Созревшая девица и недурно выглядит. Хорошие бедра, хорошая грудь, прямо создана для деторождения». Все верно, только она способна на большее. Вель доказала это, найдя Тормунда, в чем потерпели неудачу даже опытные разведчики Дозора. Может, и не принцесса, но стала бы достойной женой любому лорду.

Но этот мост уже давно сожжен, и факел поднес сам Джон.

— Торрег волен попытаться, — объявил он. — Я принес обет.

— А ей все равно. Правда, девочка?

Вель погладила длинный костяной нож на бедре:

— Лорд Ворона тоже волен попытаться проникнуть ко мне в постель в любою ночь, если осмелится. Когда я его оскоплю, ему будет проще хранить обеты.

— Хар-р! — Тормунд снова фыркнул. — Слыхал, Торегг? Держись от нее подальше. У меня есть одна дочь, и другой не надо, — вождь одичалых покачал головой и нырнул обратно в свой шатер.

Джон почесал Призрака за ухом, а Торегг подвел к Вель ее лошадь. Тот же серый пони, полученный от Малли в день отъезда, — косматое, малорослое, слепое на один глаз создание. Развернув его к Стене, она спросила:

— Как поживает маленькое чудовище?

— Стало в два раза больше и в три раза громче, с тех пор как ты уехала. Когда требует молока, его вопли слышны в Восточном Дозоре.

Джон забрался на свою лошадь. Вель поехала рядом.

— Итак… Я привела тебе Тормунда, как и договаривались. Что теперь? Меня вернут в старую камеру?

— Твоя старая камера занята. Королева Селиса потребовала Королевскую башню себе. Помнишь башню Хардина?

— Которая выглядит так, будто вот-вот рухнет?

— Она выглядит так уже сотню лет. Я отвел тебе верхний этаж. Там будет просторнее, чем в Королевской башне, хотя не так удобно. Никто и не называл ее «дворцом Хардина».

— Я всегда предпочту удобствам свободу.

— В пределах замка у тебя будет свобода, но, боюсь, ты должна оставаться пленницей. Могу обещать, что незваные гости тебя не побеспокоят. Башню Хардина охраняют мои люди, а не стража королевы. И у входа спит Вун Вун.

— Великан-защитник? Даже Далла не могла таким похвастаться.

Одичалые Тормунда наблюдали за их отъездом, выглядывая из шатров и навесов под голыми деревьями. Джон видел, что на каждого способного сражаться мужчину приходятся три женщины и столько же детей — существ с тощими лицами, впалыми щеками и вытаращенными глазами. Когда Манс Налетчик вел вольный народ на юг к Стене, его последователи гнали перед собой огромные стада овец, коз и свиней, но теперь он заметил только мамонтов. Несомненно, их не убили только из-за свирепости великанов — на костях мамонта ведь много мяса.

Еще Джон видел признаки болезней. Это беспокоило его больше всего. Раз уж люди Тормунда голодны и больны, то что говорить о тысячах, ушедших за Матушкой Кротихой в Суровый Дом? Коттер Пайк должен скоро до них добраться. Если ветры были добры, его флот, вполне возможно, уже возвращается в Восточный Дозор и несет столько вольного народа, сколько он сумел запихнуть на борт.