10 вождей. От Ленина до Путина - Леонид Млечин

Но в 1991 году, с самого его начала, сложились объективные предпосылки сближения Горбачева и Ельцина, а точнее, тех сил, интересы которых они выражали. Если бы это произошло, возможно, сегодняшняя история была бы в значительной мере другой. Их объективно толкала навстречу друг другу растущая опасность распада СССР. Ново-огаревский процесс, начавшийся 24 мая 1991 года и имевший целью заключение нового договора о Союзе Суверенных Государств, мог иметь судьбоносное значение для будущего. Ельцин пошел навстречу новому союзу. Еще 4 мая 1991 года он заявил, что встреча высших руководителей десяти республик и президента Горбачева – «большое событие», ибо достигнуто принципиальное согласие заключить новый «Союз суверенных государств, добровольно объединяющихся между собой»{1167}. Союз сохранится – а это главное, заявил Ельцин.

Должен здесь сказать, что я, как депутат российского парламента, исходя из своих небольших возможностей, все, что мог, делал для сближения Горбачева и Ельцина, видя в этом исторический шанс не только продолжения кардинальных перемен в стране, но и сохранения Союза, страны, где я родился вместе с миллионами своих соотечественников. Два моих выступления – на Съезде народных депутатов РСФСР в Кремле и в Верховном Совете республики – ставили вопрос о глубокой необходимости того, чтобы Горбачев и Ельцин протянули друг другу руки политического согласия во имя будущего России. Им совсем не обязательно «любить» друг друга. Но конструктивно взаимодействовать, сотрудничать – совершенно необходимо. Более того, не имея возможности весной 1991 года встретиться с Горбачевым (мне дважды ответили, что он очень занят), я вместе с СВ. Степашиным (мы с ним были сопредседателями парламентской фракции «Левый центр») и тогда еще генерал-полковником К.И. Кобецом, членом нашей фракции, поехали к председателю КГБ В.А. Крючкову, чтобы передать через него наши пожелания Горбачеву. Шеф КГБ встречался с Горбачевым очень часто. Он принял нас весьма дружелюбно, даже предлагал коньяк во время беседы, процитировал какое-то мое выступление или фрагмент из статьи…

По согласованию со Степашиным и Кобецом мной было сказано, что в нынешней чрезвычайно сложной и взрывоопасной политической обстановке было бы исключительно важно осуществить шаги, которые бы смягчили противостояние республик и центра, Ельцина и Горбачева. Нужен компромисс во имя будущего, конструктивное взаимодействие, даже какое-то джентльменское соглашение. Можно было бы сделать так, заявил я, чтобы Горбачев приехал на заседание Верховного Совета РСФСР с «мировой», то есть выступил бы с примирительной речью, несущей практические позитивные начала политической стабильности и сохранения Союза. Конфронтация не принесет лавров ни тому, ни другому лидеру. Мы сказали Крючкову, что нас никто не уполномочивал на данные предложения (что было в действительности так): просто это наша парламентская (в рамках фракции) инициатива и гражданский долг.

Если нам удастся ликвидировать противостояние двух самых популярных и авторитетных лидеров СССР и России, то процесс реформ обретет новое дыхание, заключил я свои размышления вслух.

Крючков, как мне показалось, достаточно энергично поддержал идею, сказав, что фактически ежедневно видит Горбачева и постарается убедить его пройти свою часть пути к «мировой».

Мы уехали с надеждой. Но, как теперь знаем, никаких серьезных шагов со стороны Горбачева, как «старшего» в этом несостоявшемся тандеме, предпринято не было… А может быть, наши слова ему просто не передали?

Набравшему силу Ельцину угрожали. Думаю, не спонтанно и не просто «бытовые» его ненавистники.

Помню, как-то вечером в Белом доме проходило заседание Высшего Консультативного Совета (ставшего потом президентским). Ельцин вел заседание, после которого он должен был улететь обычным рейсовым самолетом в Якутию. В ходе заседания Борис Николаевич передал мне две телеграммы. Суть обеих была одна: «Если полетите сегодня в Якутск, то самолет будет взорван в воздухе. Подумайте…»

После заседания я подошел к Ельцину и сказал:

– Может быть, действительно перенести поездку в Якутию? С этим шутить нельзя…

– Это «они» меня испытывают, проверяют, – ответил Борис Николаевич. – Может быть, надеются, что я дрогну.

В ночь он вылетел в Якутск. Можно только догадываться, какие чувства испытывал в полете российский лидер.

Ельцин вспоминал, что ситуация переговоров в Ново-Огареве, одной из резиденций президента СССР, «диктовала (и позволяла) нам с Горбачевым оставаться в процессе переговоров нормальными людьми. Отбросить личное. Слишком высока была цена каждого слова…

После переговоров мы переходили обычно в другой зал, – писал Ельцин, – где нас ждал дружеский ужин, любимый горбачевский коньяк – «Юбилейный». Выходили мы после ужина, подогретые и волнующей обстановкой встречи, и ужином»{1168}.

Дело шло к созданию не «социалистического» союза, а фактически крупной конфедерации с единым экономическим пространством, единой армией, общими границами, единой валютой… Горбачев и Ельцин видели в этом, возможно, реальный шанс сохранить то, что раньше именовалось «СССР».

«И тем не менее, – вспоминал Ельцин, – назвать простыми наши отношения с Горбачевым в тот момент было никак нельзя. Сделав шаг навстречу России в ново-огаревском процессе, Горбачев по-прежнему изо всех сил пытался не допустить моего избрания Президентом России»{1169}.

Президентами стали оба. Михаил Сергеевич Горбачев предпочел путь полегче и покороче. Он не захотел попытаться получить всенародную поддержку на выборах. То ли опасался за их исход, то ли ему не терпелось стать первым (и последним, увы) в истории СССР президентом страны. На очередном заседании Съезда народных депутатов 27 марта 1990 года было объявлено, что состоявшееся вечером, накануне, голосование депутатов дало такие результаты: из 2486 голосовавших 1834 отдали свои голоса Горбачеву. Генсек сиял, едва скрывая свое волнение. Он словно забыл, что стал высшим лицом в государстве не благодаря всенародному волеизъявлению.

Ну а Ельцин, думаю, поступил мудрее: он обратился к народу и 12 июня 1991 года на первых в истории всенародных выборах первого лица в государстве стал президентом, уверенно победив в первом туре всех своих оппонентов. Всенародная искренняя поддержка на выборах еще выше подняла популярность российского лидера. Горбачев сдержанно, но достойно поздравил первого президента России и пожелал «сотрудничества и согласия в обновленном многонациональном государстве, чему и должно служить заключение нового Союзного договора».