Ты меня не забывай - Даниэла Стил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он задумчиво кивнул:
– Это будет очень трудно?
– Совсем как в твоей школе в Риме.
– Мы все время будем играть? – Он восторженно посмотрел на нее, и Изабелла улыбнулась.
– Разве вы только этим и занимались?
– Нет, нам еще приходилось писать буквы.
– Это ужасно. – По его виду можно было понять, что он абсолютно с ней согласен. – Так ты хочешь пойти в школу? – Она не знала, что будет делать, если он ответит «нет».
– Хорошо. Я попробую. А если мне не понравится, мы сможем вместе уйти. Джесон может остаться дома со мной.
– Это очень понравится тете Наташе. Послушай, я должна тебе кое-что сказать.
– Что?
– Ну, это часть нашего приключения. Мы должны сохранять в тайне наше пребывание здесь.
Он взглянул на нее и прошептал:
– Мне надо прятаться в школе?
Стараясь сохранять серьезное выражение, Изабелла нежно взяла его за ручку.
– Нет, глупенький. Они будут знать, что ты там. Но… мы не хотим, чтобы кто-либо знал, кто мы такие.
– Да? А почему? – Он удивленно посмотрел на мать, и Изабелла почувствовала, как ей на сердце снова давит железная гора.
– Потому что так безопаснее. Все думают, что мы еще в Риме.
– Из-за папы? – Теперь он смотрел на нее большими грустными глазами.
– Да. Мы будем говорить, что наша фамилия Парелли. И что мы из Милана.
– Но мы ведь не из Милана, а из Рима. – Он с досадой посмотрел на мать. – И мы – ди Сан Грегорио. Папе бы не понравилось, что мы говорим неправду.
– Мне это тоже не нравится. Но это часть нашего секрета, Алессандро. Нам придется так поступить, но совсем ненадолго.
– Потом я смогу назвать в школе свое настоящее имя?
– Может быть, попозже. Но не сейчас, Алессандро Парелли. Наверное, они никогда и не будут обращаться к тебе по фамилии.
– Лучше бы они этого не делали. Мне она не нравится.
Изабелла чуть не рассмеялась. Скорее всего, они назовут его Алессандро-макаронник, как это сделала Наташа, когда они познакомились.
– Неважно, как они станут называть тебя, милый. Ведь тебе известно, кто ты.
– Я думаю, это глупо. – Он подобрал ноги под себя и внимательно наблюдал за приятелем. Джесон усердно завязывал шнурки ботинок, которые сам только что старательно надел, но перепутал правый ботинок с левым.
– Это не глупо, Алессандро. Так надо. И я очень рассержусь, если ты кому-нибудь назовешь нашу настоящую фамилию. Если ты сделаешь это, нам придется уехать отсюда, и мы больше не сможем оставаться с тетей Наташей и Джесоном.
– Нам придется поехать домой? – с ужасом спросил он. – Я еще не успел поиграть с поездом.
– Тогда сделай так, как я говорю. Я хочу, чтобы ты пообещал мне это. Алессандро, ты обещаешь?
– Обещаю.
– Кто ты?
Он вызывающе посмотрел на нее.
– Я – Алессандро… Парелли. Из Милана.
– Правильно, милый. И помни, я люблю тебя.
До них уже долетал запах яичницы с беконом, которую жарила Хэтти. А Джесон смущенно смотрел на неправильно обутые ботинки.
– Ты перепутал правый с левым, дружок. – Изабелла присела, чтобы помочь ему. – Угадай, что будет? Алессандро сегодня пойдет в школу вместе с тобой.
– Ну да? Ой, здорово!
Изабелла объяснила ему насчет Парелли и что они – их родственники из Милана. И тут же вспомнила, что надо сказать то же самое и Алессандро.
– Я – его двоюродный брат? А почему нельзя сказать, что просто брат? – Алессандро всегда нравилась эта мысль.
– Потому что ты не говоришь по-английски, глупенький.
– А когда научусь, то смогу сказать, что мы – братья?
– Не думай об этом. Давай-ка надевай брюки. И умойся.
Через двадцать минут снизу позвонил Корбет. Мальчики были одеты в вельветовые брюки, сапожки, рубашки и свитера, шерстяные шапочки и теплые пальто. Они быстро проглотили завтрак и ушли. Когда дверь за ними закрылась, Наташа взглянула на свою выгоревшую тенниску и вытерла руки о джинсы.
– Почему-то всегда кончается тем, что на мне остаются следы того, что он ел. Алессандро выглядит более опрятным.
– Ему хотелось сказать в школе, что он – брат Джесона, – вздохнула Изабелла.
– Думаешь, он сможет сохранить свою фамилию в тайне? – вдруг заволновалась Наташа.
– К сожалению, за последние четыре с половиной месяца он многое узнал об умении хранить тайны, благоразумии, осторожности и опасности. Он понимает, что первые три необходимы, чтобы избежать последней.
– Весьма серьезный урок для пятилетнего мальчика.
– Так же как и для тридцатидвухлетней женщины, – добавила Изабелла, и Наташа знала, что она говорит правду.
– Надеюсь, ты это помнишь, макаронная рожица. Я была не в восторге от того, что ты хочешь выходить. Алессандро – это одно, он просто никому не известный ребенок. Чего никак нельзя сказать о тебе.
– Но это можно было бы устроить.
– Что ты надумала, пойти к хирургу, сделать пластическую операцию и приобрести новое лицо?
– Не говори ерунду. Можно вести себя соответствующим образом, если хочешь, чтобы тебя заметили. Я могу повязать шарф, надеть брюки и темное пальто.
– Темные очки, приклеить бороду и усы. Правильно. Послушай, Изабелла. Сделай мне одолжение. У меня очень слабые нервы. Если ты собираешься начать бродить по Нью-Йорку, то у меня может произойти нервный срыв. В таком случае я не смогу закончить книгу, не получу следующий аванс, авторский гонорар иссякнет, мой издатель меня уволит, а мой ребенок умрет от голода.
Но Изабелла лишь смеялась, слушая ее.
– Наташа, я обожаю тебя.
– Тогда будь хорошей подругой. Сиди дома.
– Я не могу. Ради бога, Наташа, мне нужен воздух, не говоря уж об остальном.
– Я тебе его куплю. И попрошу прислать в твою комнату. – Наташа улыбнулась, но никогда еще не была более серьезной. – Если ты начнешь разгуливать по Нью-Йорку, кто-нибудь обязательно узнает тебя. Репортер, фотограф, какой-нибудь знаток моды. Господи, возможно, даже сотрудники ежедневника «Женская одежда».
– Я их не интересую. Только мои коллекции.
– Ты шутишь, дорогая? Не обманывай ни себя, ни меня.
– Поговорим об этом позже.
Так и не решив вопрос о прогулках Изабеллы, они разошлись по своим делам: Наташа затерялась среди кип бумаг, множества наполовину выпитых чашек кофе, держа в голове иллюзии и характеры придуманного ею мира; Изабелла вернулась к своему блокноту с поспешными пометками, к аккуратно сложенным документам, к длинному перечню тканей, имевшихся сейчас на складе, к образчикам материи, рисункам моделей. Ни одна из них даже не услышала, как в половине четвертого дети вернулись домой, и только спустя еще два часа они встретились на кухне, голодные и уставшие.
– Господи, я умираю с голода, – сказала Наташа. Изабелла выглядела утомленной, с едва заметными темными кругами под глазами. – Ты ела сегодня?
– Я как-то не думала об этом.
– Я тоже. Как поработалось?
Она вымоталась, но выработала стратегический план изменения всей коллекции моделей.
– Думаю, мы с этим справимся. Может быть, нам даже не придется воспользоваться сделанным мною сегодня. Но я не могла рисковать. – Она будет знать точно, только когда позвонит в Гонконг сегодня вечером.
Они улыбнулись друг другу, потягивая кофе, и Наташа на минутку прикрыла глаза, а Изабелла вытянула уставшие руки. Сегодня у нее все шло иначе. Не было ни кнопок, на которые можно было нажимать, ни секретарей, чтобы давать указания, ни лифта, чтобы заглядывать повсюду, изучая проблемы на каждом этаже. Не надо было создавать себе имидж, излучать ауру, магию, очарование. Ей было просто и удобно в черном кашемировом свитере и потертых джинсах.
– Что ты делаешь сегодня вечером? – спросила она Наташу.
– То же, что и ты. Сижу дома.
– Потому что тебе этого хочется или из-за меня?
Изабеллу занимала мысль, насколько терпеливым окажется Корбет, узнав о добровольном заточении Наташи. Это было несправедливо по отношению к нему.
– Не говори глупости. Потому что я чертовски устала. Хочешь верь, хочешь нет, но мне действительно нравится сидеть дома. Кроме того, ты представляешь для меня больший интерес, чем любое из приглашений за последние недели.
– Я польщена. – Но Изабеллу невозможно было обмануть льстивыми речами.
– Не стоит. Я окружена умственно отсталыми и скучными людьми и теми, кто приглашает меня, желая похвастаться знакомством со мной. Десять лет назад я была просто одной из манекенщиц из Джорджии и вдруг стала автором романов, писательницей, персоной для украшения званого обеда.
Званые обеды! Изабелла уже много месяцев не была ни на одном, и потом, она никогда не ходила на них одна. Она никогда не была просто Изабеллой, они всегда были вместе – Изабелла и Амадео.
«Мы были своего рода чудесной командой, – подумала она. – Мы двое, кем мы были, что собой представляли, как мы смотрелись вместе. Как спаржа с соусом из яичных желтков. Трудно, когда у тебя больше не может быть и того и другого».
Не так пикантно, не так приятно, не так интересно… не так…