Сердечный трепет - Ильдиго фон Кюрти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Очень скоро я пожалела, что беременность длится всего девять месяцев. Потрясающее состояние. Ты можешь есть, сколько хочешь, — все равно потолстеешь. Любой каприз тебе прощают, каждое желание исполняют. Тебе хочется, чтобы тебя жалели, требуешь внимания, и чтобы часами массировали ноги и спину, ты можешь смотреть по видео все диснеевские фильмы и реветь при этом, не опасаясь, что тебя застыдят. Вот что делают гормоны.
Два вечера спустя, это был вторник, Филипп специально приехал в Гамбург и подарил мне кольцо.
«Я рад всему», — сказал он и протянул мне пакетик.
Куколка&кукленок.
Потрясенная, я смотрела на камень. Он был прекрасен, и кольцо прекрасно мне подошло. Все могло бы быть прекрасно, если бы я… Если бы я не перепутала цвета бумажки во время теста на беременность.
Давайте начистоту. Как можно правильно разобраться в этих идиотских инструкциях, когда ты так волнуешься? Не поможет и незаконченное высшее университетское образование. Я всегда путаюсь с инструкциями. Чаще всего я мельком проглядываю их, а дальше полагаюсь на свою интуицию, которая меня постоянно подводит, — особенно если дело касается правописания, мужской психологии или новейших технических достижений, таких как Интернет на мобильном телефоне, DVD-плеер, или оборудование системы ISDN.
Чем, в конце концов, труднее воспользоваться: мужчиной или CD-бреннером? Я не знаю. И в том, и в другом я разбираюсь так себе, мне хватает и нескольких работающих стандартных функций.
Я попыталась, по возможности, щадя его чувства, втолковать Филиппу, что он пока папочкой не будет.
«Кольцо действительно великолепно, — начала я, — но я не могу его взять».
«Почему? Это не в твоем стиле — отклонять подарки».
«Но… понимаешь, Бюлов-медвежонок… положение… так сказать, обстановка изменилась».
«Прекрати называть меня медвежонком. Не понимаю ни слова. Можешь ты говорить вразумительно? Что за обстоятельства изменились? Ребенок не от меня?»
Он угрожающе приподнялся, глядя на меня со смешанным выражением строгости и ужаса, и кусая свою нижнюю губу, — что он всегда делает, когда нервничает или напрягается.
Я была крайне оскорблена и ничуть не меньше польщена тем, что он мог подумать такое. В то же время я очень надеялась, что раз он предполагает худшее, в чем можно признаться, то только испытает облегчение, когда узнает правду.
«Как ты мог такое подумать? Конечно, ребенок от тебя. То есть если быть точной: ребенок, которого я бы имела, будь я действительно беременна, само собой разумеется, был бы только от тебя».
Возможно, я слишком сложно выразилась. Филипп молчал. Я подождала действия моих слов еще несколько секунд и еще раз собрала все сказанное вместе:
«Филипп, я не беременна. Я ошиблась с этим тупым тестом. Но инструкция и вправду была сформулирована дико бестолково».
Филипп глубоко вздохнул и посмотрел на потолок.
«Бюлов-медвежонок, пожалуйста. Мне так жаль».
Я сняла кольцо с пальца и медленно подвинула его через стол. Он посмотрел сначала на кольцо, потом на меня — и расплылся в улыбке.
«Филипп?»
Продолжая смеяться, он поднялся, достал из холодильника шампанское, хлопнул пробкой и наполнил бокалы. «Куколка, любовь моя, мне ни один человек не поверит. Сомкнем же бокалы за самую бестолковую и самую любимую женщину, которая только может быть».
Люди, я была рада. Все прошло неплохо. Я сделала очень большой глоток шампанского, потому что, конечно, во время своей беременности я полностью отказалась от алкоголя.
«А это, — Филипп взял кольцо и снова надел мне на палец, — пожалуйста, оставь. Возьми его как обещание на будущее».
«Что за обещание?»
«Что следующий тест на беременность мы проведем вместе. Я позабочусь о теоретической, а ты — о практической стороне».
Я потрясенно молчала. Порой молчание действеннее слов. Знание, которое мне редко удавалось применить. Чаще не могу промолчать там, где лучше бы не говорить. Но на этот раз слов у меня действительно не было.
«Куколка Штурм, я очень люблю тебя».
«Филипп фон Бюлов, а я тебя еще больше».
С тех пор я всегда ношу это кольцо. Оно делает меня счастливой, благодарной и наполняет предчувствием радости. Так даже испорченный тест на беременность принес что-то хорошее. «Обещание на будущее…»
Будущее. Какое прекрасное слово — когда есть с кем его разделить. С Филиппом я всегда радовалась тому, что нам еще предстояло. И завтра, и послезавтра. И на все времена.
Такой я была наивной. И так будет всегда.
23:15
Я не могу бросить это кольцо на произвол судьбы. Едва я подумала о том, чтобы в полночь закинуть его в море, совершив тем самым знаковый, очистительный жест начала моей новой жизни. Но лишиться его подобным образом… Вещи-воспоминания нужно уничтожать с пылающим сердцем, но ни в коем случае не терять в дурацкой щелке для почты во время побега от расстроенного студента юрфака, распростертого на махровом белье цвета зеленого яблока.
Что мне делать?
Позвонить я не могу.
Но и без кольца я уйти не могу.
В растерянности я сажусь на ступеньку.
ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ?
Марпл озабоченно смотрит на меня. Она понимает, что я в сложной ситуации. Хотя долго это не продлится, сейчас Оливер отправится меня искать. И возможно, обнаружит здесь, на лестнице.
Нет, в своей жизни мне пришлось пережить кучу унизительных ситуаций. Я даже уже привыкла, но такого, нет уж, такого не должно было случиться. Не со мной, не сегодня. Не в день моего рождения, не в день моего расставания, не в день, который и так войдет в историю Амелии куколки Штурм как самый ужасный день в ее жизни.
Я слышу шаги. Кто-то подходит к дому со стороны улицы. От страха я не могу пошевелиться, а если бы и могла, у меня не хватило бы времени спрятаться.
Тень выдвигается из-за угла. Мужчина среднего роста, крупный. Подходит ближе. Я не могу видеть его лица, потому что меня ослепляет свет над воротами.
Взломщик? Ночной сторож? Может, позвать на помощь? Просигналить Оливеру о штурме? Господи, что за глупая игра слов.
Или, может, надо приветливо сказать: «Добрый вечер» — и сделать вид, будто для меня самое естественное на свете поздним вечером сидеть под чужой дверью? Да, так лучше всего. Нужно сделать вид, что я отсюда, может, и сойду за местную. Старая мудрость моей подруги Кати, которая таким образом проходит мимо любого охранника. Я же когда иду куда-то — даже с приглашением — выгляжу как самозванка.
Но сейчас, когда речь идет о последней капле моего достоинства, я готова на все. И пока я пыталась придать себе естественный вид, из темноты раздались слова, которые лишили меня последних остатков веры в земную справедливость:
«Добрый вечер, фрау Штурм. Какая неожиданность. Я могу быть вам чем‑нибудь полезен?»
Мужчина выходит на свет.
Юлиус Шмитт.
Пауза. Стоп. Конец.
Оглушительная тишина. Не слышно шума моря. Ветер не шуршит среди деревьев. Я не дышу. Марпл тоже. Никто и ничто больше не дышит.
В абсолютной тишине мне становится ясно абсолютно все. Кусочек за кусочком пазл собирается в путающую картину, на которой, к несчастью, нашлось место и мне.
Я слышу, как Оливер говорит:
«У моего отца здесь дом».
«У моего отца самолет».
Предупредительное обслуживание в «Занзибаре». Первоклассная вилла. Я еще раз медленно оглядываю дом — и неожиданно понимаю, что уже бывала здесь раньше.
Конечно. Я была здесь дважды. В этом доме, называемом «Волнолом». Доме, принадлежащем Юлиусу Шмитту. Старшему партнеру Филиппа фон Бюлова. Берлинскому выдающемуся адвокату и — отцу Оливера.
Мне совершенно не ясно, что я должна говорить. Наверное, вид у меня совсем дикий, когда вот так, разинув рот, я пялюсь на Юлиуса Шмитта. Глаза мои, круглые от природы, сейчас вытаращены так, что похожи на огромные, величиной с кулак, дырки в голове.
Юлиус Шмитт не собирается продолжать разговор. А почему? Он смотрит на меня дружески и ободряюще.
«Привет, Юлиус, — говорю я тоненьким голоском. — Если вы считаете меня сумасшедшей, то вы, в общем-то, совершенно правы».
«Ну, ну, детка, — он по-отечески кладет мне руку на плечо, — может, мы лучше войдем в дом, и вы объясните мне за стаканом вина, что такого ужасного с вами стряслось».
«Нет! Пожалуйста, не надо… Я… не стоит».
Он непонимающе глядит на меня.
«Юлиус, я была бы вам благодарна, если бы вы мне действительно помогли».
Он окидывает меня взглядом и усмехается. Считает все происходящее здесь дурной шуткой.
«Там, внутри, в холле, лежит где-то кольцо. Мое кольцо. На полу. Не могли бы его принести?»
Юлиус все еще усмехается.
«Вы совершенно уверены, что не хотите войти со мной»? «Совершенно». «Ну хорошо. Я пойду». «Спасибо».
Он открывает дверь и включает свет в прихожей. Я притягиваю Марпл к себе и сжимаю пальцами ее ушки. Марпл тихо вздыхает и радостно облизывает свой нос. Расслабляющий массаж для собаки, который и на меня всегда действует успокаивающе. Я поднимаю ее на руки и зарываюсь лицом в теплую шерстку.
