Тайная схватка - Герман Матвеев

– Ты чему обрадовался? – мрачно спросил его атаман.

– Так, ничего особенного.

– Что, я не вижу, что ли?

– Письмо от отца получил. Думал, что убили, а он живой, – сказал Миша.

– Письмо от отца? Тоже радость! Пора привыкать своим умом жить.

– Так я живу своим умом. У других не занимаю.

– Знаешь новость?

– Какую?

– Ленька с Ваней попались.

– Как попались? – с недоумением спросил Миша, не поняв, о чем идет речь.

– Ну, попались… Что ты, не понимаешь? Посадили в уголовку.

Эта новость заставила мальчика насторожиться. Не об этом ли предупреждал его утром Бураков? Миша сразу перестроился на другой лад.

– Надо выручать, – озабоченно сказал он.

– Не так просто… А ты пойдешь, если надо будет?

– Понятно, пойду.

Крендель хлопнул Мишу по плечу:

– Это свой в доску, Жора.

– Черт!.. Вот не вовремя эти дураки влипли, – задумчиво сказал Брюнет. – Слушай, Мишка, хорошо жить хочешь?

– А почему нет?

– Когда немцы придут, ты что собираешься делать?

– А там видно будет, – подумав с минуту, сказал Миша.

– Потом поздно… Надо сейчас определять. Хочешь с нами?

– Могу и с вами.

– Я тебе дело найду. Согласен?

– Что значит – согласен? Надо знать, о чем речь. С колокольни прыгать не согласен, а если что-нибудь полегче, могу.

Брюнет, уверенный в Мишке, сходил на кухню и принес противогаз.

– Держи.

– На что он мне?

– Держи, говорят. Пригодится. Все с противогазами ходят. Завтра к десяти часам утра придешь к Витебскому вокзалу. Там тебя встретит Нюся… Слышишь, Ню? Отведешь его к Виктору Георгиевичу.

– Миша, вы меня ждите у трамвайной остановки, если ехать от Невского. Не опаздывайте.

– Не опоздает, – ответил за Мишу атаман. – Слушай дальше. Отдашь противогаз и скажешь, что от меня пришел. Об остальном с ним договоришься. Понял?

Миша оказался в затруднительном положении. Ему было сказано: «Не соглашаться и не отказываться». Как быть сейчас? Впрочем, никакого предложения со стороны Брюнета еще не сделано. Предложение, наверно, будет завтра.

– Есть, – кивнул он в знак согласия.

Миша соображал: уж не тот ли это противогаз, о котором однажды спрашивал его майор?.. Виктор Георгиевич! Так зовут Горского.

Миша все больше входил в роль разведчика. Личную ненависть к Нюсе и Брюнету ничем не проявлял и даже, наоборот, старался быть с ними приветливым.

Разговор снова зашел об арестованных.

– Ерунда! – сказал атаман. – На Большую землю их не успеют увезти. Пока следствие идет, пока суд, пока что… Немцы придут и выпустят.

Говорил один Брюнет. Остальные совершенно не интересовались политикой, войной и слепо верили атаману. Он был начитаннее и образованнее их. Миша слушал, и внутри у него кипело. «Ух, подлая гадина, продажная душа!.. – думал он. – Хочет выслужиться перед немцами, чтобы жить паразитом, гулять, воровать… Ему все равно, кто будет в Ленинграде». Миша вспомнил письмо отца. Стало жутко. «Там на фронте кровь льется, жизни не жалеют, а эти паразиты готовят нож в спину». От этой мысли захватило дыхание, и, чтобы не выдать себя, не наброситься на предателя, Миша встал.

– Я пойду.

– Рано еще. Посидите, Миша, – сказала Нюся.

– Нет. Мне надо по делу.

– Противогаз-то забыл!

Миша вернулся, взял противогаз и, не прощаясь, вышел.

Неожиданный его уход несколько озадачил воров, но они уже привыкли к странностям этого спокойного, неразговорчивого, но твердого парня и не придали его торопливому уходу особого значения.

– Живот у него схватило, – сказала Тося. – Стеснительный.

Все засмеялись.

19. ПОЗДНО ВЕЧЕРОМ

На улице Миша вздохнул полной грудью и быстро зашагал на судно. Хотелось скорее сообщить о том, что́ он сейчас услышал. «Главный враг – Брюнет. Остальные у него в руках и делают все, что он прикажет. Теперь все ясно, – думал Миша. – А все ли?»

Иван Васильевич советовал не делать поспешных выводов. А Горский?.. Да, спешить не надо. Куда, например, он бежит сломя голову? Бураков придет только утром. Правда, на судне кипит работа по подготовке машин к зиме. Но сейчас уже поздно и команда отдыхает. Может быть, придет учительница английского языка?

Работы на «Волхове» закончены, и теперь по вечерам начнутся занятия в кружке. Впрочем, Сысоев предупредил бы его. Нет, ему решительно некуда торопиться.

Миша остановился на углу. Внутри кипело и щемило, словно он не сделал у воров чего-то абсолютно обязательного… Чего-то ему не хватало.

Вдруг Миша вспомнил, что сегодня он собирался повидать Леночку Гаврилову. Но хлеб, приготовленный для нее, он оставил в кубрике. Наверно, она съела продукты и опять голодает.

Съездить на судно и обратно? Нет, не успеть. Придется отложить до завтра. Желание повидать девочку и услышать ее спокойный голос захватило Мишу с такой силой, что он остановился. «Зайду сейчас же. Извинюсь и спрошу, что ей принести», – решил он и быстро зашагал к мастерской.

С Леной он встретился на пороге проходной, когда открыл дверь. Она выходила с подругой и в первый момент, не узнав Мишу, прошла вперед.

– Лена, куда ты? – сказала подруга. – К тебе пришли.

Девочка оглянулась. В темноте не было видно, но Миша почувствовал, что она смутилась.

– Это Миша? Я тороплюсь домой. Если вам по пути, пойдемте вместе, – предложила Лена.

Они молча пошли втроем. Их обгоняли мастерицы, и каждая с любопытством заглядывала в лицо мальчика. Он чувствовал, что про него знают, и готов был провалиться сквозь землю от смущения.

Вспомнил, что мальчиков, друживших с девочками, в школе дразнили «женихами». Очень может быть, что и сейчас Мишу в мастерской прозвали так же. Он был уже не рад, что пришел.

У первого переулка подруга свернула и оставила их вдвоем.

– Зачем вы пришли? – спросила Лена.

– Я хотел сказать… Я хотел спросить, что вам принести…

– Миша! – перебила его девочка. – Я вас очень прошу больше ничего не приносить. Мне выдали талоны. Спасибо вам за все, но больше ничего не приносите.

– Вам не понравилась лососка? – оправляясь от смущения, спросил Миша. – Я сам случайно поймал ее в Неве.

– Такую большую! – вырвалось радостное восклицание у девочки.

– Да. Был обстрел, ну а она, оглушенная, кверху… – Миша хотел сказать «брюхом», но удержался, – вниз спиной выплыла. Я как раз на лодке с сестренкой катался.

– У вас и сестра есть?

– Да. Маленькая… И знаете, Лена, у меня сегодня радость. Я получил письмо от папы…

Теперь неловкость исчезла, и они говорили свободно, как старые друзья. Миша рассказал о письме отца, о смерти матери, о сестренке. Девочка жадно слушала. Потом она созналась, что ценная рыба вызвала в мастерской всевозможные толки и даже предположения, что лососка украдена.

– Мне было больно за вас, Миша, – сказала она. – Я знала, что вы не сделаете мерзости, но ведь я не могла объяснить, откуда вы ее взяли. Вы на меня не серди́тесь, Миша, я говорю вам всю правду. Ведь это самое главное в дружбе – всегда говорить только правду.

Она первая произнесла то слово, от которого у Миши потеплело в груди.

– Я никогда не забуду, что вы отнеслись ко мне как друг, – продолжала Лена и задумчиво прибавила: – Может быть, мы с вами никогда больше не увидимся, но это ничего не значит, правда?

– А почему не увидимся?

– Мало ли что случится… Вдруг я под снаряд попаду.

– Ну вот еще… – строго сказал Миша.

– Я сегодня тоже письмо получила, – сказала Лена, круто меняя тему. – Письмо с фронта от одного артиллериста.

– От брата?

– Нет. Я его не знаю. Какой-то Савельев. Когда мы сдаем ватники, то часто вкладываем в карманы письма. Они там на фронте в окопах сидят, мерзнут, нас защищают. Ну мы им и пишем, кто как умеет, чтобы они крепче фашистов били и скорей домой возвращались. Просим написать о себе… ну, мало ли что в голову придет. Хочется писать, ну и пишешь.

«Вот бы такой ватник получить с письмом от Лены», – с завистью подумал мальчик и пожалел, что он не на фронте.

– А что он вам пишет?

– Хотите, прочитаю?

– Прочитайте.

Они подошли к подъезду, где горела синяя лампочка, и Лена без труда прочитала письмо. Мише показалось, что она знала его наизусть.

Дорогой боевой друг, товарищ Гаврилова!

Письмо ваше получил, и оно меня очень обрадовало. Мы все его в подразделении прочитали и обсудили. Будем помогать друг другу и вместе ковать победу над врагом.

Товарищ Гаврилова, про себя скажу, что могу заверить вас и ваших товарищей-ленинградцев, что каждый снаряд, который вы сделаете, будет рвать в клочья фашистскую нечисть. Делайте снарядов побольше и лучше, а мы уж постараемся переслать их по адресу.

А еще прошу вас, если писать будете, то вложите вашу карточку, чтобы мне на память осталась… Под Ленинградом долго сидеть не будем. Скоро такое время наступит, что двинемся вперед.