Ленин. Человек — мыслитель — революционер - Воспоминания и суждения современников

Единственный неповторяемый. Екатеринбург, 1924 С. 1–8—22

Я.Э. РУДЗУТАК

ОТРЫВКИ ИЗ ВОСПОМИНАНИИ

Я хочу здесь поделиться некоторыми отрывками из воспоминаний о встречах с Ильичем в редкие для него часы отдыха.

Ни тени суровости и требовательности, проявляемых Ильичем, когда речь шла о работе; необыкновенная простота и товарищеская забота, полное пренебрежение к своим личным удобствам.

Иногда, в субботу вечером, сговаривались с ним поехать в праздник на охоту. Часа в четыре утра Ильич будил уже по телефону. В валенках, в черной жеребковой куртке, с охотничьим снаряжением, с неизменным свертком с парой бутербродов, жестяной коробочкой с мелко наколотыми кусочками сахару и щепоткой чаю, Ильич всегда поспевал к моему подъезду, пока я вставал.

Как-то зимой 1920 года после неудачной охоты возвращались уже в темноте домой. Верстах в 60 от Москвы у нас испортились автосани. Решили отправиться пешком до находящейся в двух верстах железнодорожной станции Подсолнечное, а оттуда поездом в Москву. Взвалили на плечи свою амуницию и поплелись по сугробам. Зашли в освещенное здание местного Совета в надежде переговорить с Москвой по телефону. В Совете, видимо, узнали Ильича, но, желая подтвердить свои догадки, потребовали от нас документы. Я предъявил свое удостоверение члена ВЦИК и заявил, что остальные товарищи едут со мной и за благонадежность их ручаюсь. Все же после нашего выхода на улице кто-то из Совета нас нагнал и обратился к Ильичу уже с прямым вопросом: не Ленин ли он? После утвердительного ответа товарищ отрекомендовался бывшим красноармейцем и взялся проводить нас до железнодорожной станции. На станции Ильич сам взялся за переговоры о способах нашего дальнейшего путешествия. В НКПС предложили прислать немедленно паровоз с вагоном. Ильич от такой «роскоши» категорически отказался и, узнав, что минут через 40 должен прибыть товарный поезд, просил устроить нам место там.

Поместили нас в теплушке для сопровождающих маршрут с медикаментами. Кстати, сопровождающие маршрут сейчас же обратились к Ильичу за заступничеством: из двадцати с лишним вагонов осталось всего около десяти — остальные по дороге были в разных местах отцеплены из-за горения букс или по разным другим причинам.

Не успели отогреться у стоящей посредине теплушки жестяной печки, как на следующей остановке теплушка наполнилась рабочими-железнодорожниками, которые, несмотря на поздний час (было около 12 часов ночи), пришли посмотреть «своего Ильича». Застенчиво улыбаясь, Ильич пожимает измазанные маслом и копотью руки. После приветствий начинается разговор на тему, зачем нужны продотряды и что запрещение провоза продовольствия ухудшает положение железнодорожников. Ильич обстоятельно объясняет, что, если будет разрешено провозить продовольствие железнодорожникам, этим воспользуются спекулянты, и положение всех рабочих станет еще хуже. Некоторые рабочие до того увлеклись беседой, что упустили отход поезда и поехали вместе с Ильичем до следующей остановки.

Раз, после утомительной ходьбы по глубокому снегу, уселись на пнях отдохнуть. Начались шутки и «охотничьи рассказы». Один из охотников, явно увлекшись, заявил, что убил в Крыму орла весом в два пуда. Я, придравшись к случаю позубоскалить, начал расспрашивать: не чугунный ли это был орел с ворот какой-нибудь княжеской виллы. Видно было, что Ильич так сконфузился за товарища, как будто его самого уличили в чем-либо неблаговидном, и немедленно перевел разговор на другую тему.

Выскочил из загона заяц, которого Ильич уложил метким выстрелом. Ильич, не дождавшись окончания загона, заторопился к убитому зайцу. В это время совсем рядом выскочил другой заяц и благополучно скрылся в кустах. Я не выдержал; «Эх, вы, за убитым погнались, а живого упустили». Ильич сконфузился:

— Да, действительно, нехорошо я сделал. И прибавил примирительно:

— В следующий раз не буду.

Зимний вечер. Привал в крестьянской избе. Ильич упорно отказывается от стакана чаю, пока все присутствующие еще не получили своей порций. Его жестяная коробочка с сахаром переходит из рук в руки. Заботливо осведомляется, не озяб ли кто, не промочил ли ноги. Заведет беседу с хозяином избы об их житье-бытье, чем плохо, чем обижают органы и отдельные агенты власти, что нужно, по мнению крестьян, делать, чтобы устранить недостатки. Он умел не только учить, но и учиться. И часто, несмотря на зимнюю стужу, слушая беседы этого великого и в то же время такого простого и близкого человека, казалось, что сквозь бревенчатые стены избы, сквозь вековую тьму иробился сноп весеннего солнца и от человека к человеку потекли журчащие, бодрящие, весенние ручейки.

Воспоминания о В. И. Ленине В 5 т., М, 1984. Т. 4 С. 176–278

Н. А. СЕМАШКО

ОБ ИЗУЧЕНИИ ЛЕНИНА

Владимир Ильич — такая великая историческая фигура, что нас, его современников, должен неотступно преследовать вопрос: все ли мы сделали, чтобы дать потомству все имеющиеся у нас сведения об этом великом человеке? Каждый из нас должен ясно осознать свою ответственность перед историей.

Задача изучения Владимира Ильича как революционера и вождя — наиболее важная, но в то же время и наиболее ясная задача. Владимир Ильич оставил громадное литературное наследство, в котором взгляды его отчеканены с не оставляющей желать ничего лучшего ясностью. Наша задача сводится: 1) к популяризированию идей ленинизма и 2) к уменью проводить их в новых условиях. Задача ясная, но беспредельно важная, которой хватит не на одно поколение.

Значительно сложнее и ответственнее для нас, современников, другая задача — дать образ В. И. как человека, вождя и товарища. Личность В. И. настолько сложна и многогранна, что эту обязанность перед историей мы можем выполнить лишь коллективными усилиями.

Мы сделали, кажется, все, чтобы произвести посмертное обследование тела В. И. Антропологическое изучение его сделал проф. Бунак, ближайший помощник умершего недавно известного антрополога проф. Анучина. Мозг Владимира Ильича изучен антропометрически и патологоанатомически. в настоящее время изучается микроскопически. Патологические изменения мозга уже описаны в газетах. С антропометрической точки зрения микроскопически мозг характеризуется средним абсолютным весом (1340 граммов или, если внести поправку на сморщивание пораженных частей, то около 1500 граммов); вес мозга, однако, делается значительнее, если взять его в отношении к весу тела и росту В. И.; но антропологическая ценность мозга определяется не столько его весом (мозг гиганта Тургенева весил около 2000 граммов), сколько его строением и прежде всего извилинами серого вещества мозга. Антрополог проф. Бунак характеризует с этой стороны мозг В. И. как удивительно красиво развитой, с резкими, глубокими разветвленными рельефными извилинами. Мощь интеллекта В. И. указывает и его умственная работа за последнее время жизни, несмотря на глубокое и распространенное анатомическое поражение мозга.

Проф. Бунак, как антрополог, отмечает еще одну интересную антропометрическую особенность В. И.: «Мимические особенности характеризуются низким положением внутренних концов бровей (мускул размышления), средней величины поперечными складками на лбу (мускул внимания) и на переносье, при отсутствии вертикальных складок в этой области. Концы губ приподняты, придавая лицу выражение иронической улыбки; губы сжаты плотно, носогубная складка развита средне, подбородочная также. Все это характеризует преобладание активных мыслительных и волевых процессов в психике В. И., при сравнительной меньшей интенсивности различных эмотивных движений».

Разве это наблюдение ученого-антрополога не совпадает с нашим представлением о В. И., вся политическая деятельность которого подтверждает, что «размышление» вместе с «вниманием» и «волей» у него действительно управляли «эмотивными движениями»!

Вот эти-то факты, характеризующие личность В. И., нам надо тщательно собрать. С В. И. сталкивались все:

рабочие и крестьяне, партийные товарищи и обыватели, ученые и литераторы. Не фальшиво-официальными фразами обменивался с посетителями глава советского правительства. У каждого он умел находить, «что у него болит», и каждый уходил от него, получив нечто от В. И.

Он полежал всего несколько часов, после операции извлечения пули, в Московской Солдатенковской больнице; и он уже сумел выведать от окружавших его больничных служащих их нужды и уже принимает меры к их удовлетворению. У него сидит посетитель-крестьянин и говорит о своих агрономических опытах; В. И., между делом, узнает его личные нужды и опять спешит удовлетворить их. Услыхав стороной, мельком, что у такого-то случилось несчастье — сейчас же его бисерный почерк запечатлел его распоряжение, и т. д. и т. д. без конца.