Итоги № 8 (2013) - Итоги Итоги

Я пришла в Вахтанговский театр семнадцатилетней девчонкой в 1934 году, в Вахтанговском служу и поныне. Но, оглядываясь, понимаю, что работала здесь в пяти разных театрах. Прежде всего попала в атмосферу немыслимого тогда аристократизма, в окружение молодых, очень красивых и безмерно талантливых людей. Потом война, Омск, замечательные режиссеры Дикий и Охлопков, соревновавшиеся друг с другом. Совсем другой театр. Затем театр возглавил Рубен Николаевич Симонов, восстановивший «Принцессу Турандот» и собравший блистательную труппу — второе поколение вахтанговцев. После его кончины наступили трудные годы. Было горько, когда мой друг, известный критик, сказал, что на географической карте Москвы нет такого театра. Сейчас наш театр на эту карту вернулся. С приходом Римаса Туминаса началось возрождение. Первые дни он часто повторял, что ему надоели эти загадочные заклинания — «вахтанговское», «не вахтанговское». На самом деле его искусство соединяет тонкую иронию с глубочайшим реализмом. А это, по-моему, и есть родовая черта вахтанговцев.

Секс, ложь и аффекты / Искусство и культура / Художественный дневник / Кино

Секс, ложь и аффекты

/  Искусство и культура /  Художественный дневник /  Кино

В прокате «Побочный эффект» Стивена Содерберга

И сам-то триллер Стивена Содерберга ловушка, а уж пытаясь написать о нем, ты попадаешь в настоящий капкан. «Побочный эффект» так по-старомодному провокативно и ловко придуман, что раскрывать сюжет совершенно нельзя: один намек — и зритель лишен возможности испытать то ощущение, которое бывает на «русских горках». Причем не раз — герои тут не совсем те, за кого себя выдают, но сначала ты покупаешься и очень веришь в расстановку сил. Американские критики уверены, что Хичкок снимал бы свои фрейдистские сюжеты точно так же, живи он в наше время. Однако ничего специально «хичкокианского» все-таки здесь нет. Начиная с того, что героиня брюнетка, а не блондинка, и заканчивая тем, что «Побочный эффект» по стилю больше похож на классический нуар Билли Уайлдера «Двойная страховка» и его вольный ремейк «Жар тела», снятый Лоуренсом Кэзданом.

В первом кадре нам показывают кровавые следы преступления, тут же с пятен крови переходя на алую помаду молодой женщины. Эмили (Руни Мара без татуировок из «Девушки с татуировкой дракона») собирается на свидание в тюрьму. Ее муж Мартин (Ченнинг Татум) должен выйти после четырехгодичного заключения — сидел за какие-то финансовые махинации. Он совсем неплохой парень, и они любят друг друга. Но Эмили измучена страхами и депрессией, избавиться от которой ей не смогла помочь психотерапевт Виктория (Кэтрин Зета-Джонс). Новый врач Джонатан Бэнкс (Джуд Лоу) — англичанин, сбежавший из Англии в Америку, потому что в Штатах психотерапевты, или шринки, как их называют, короли первой помощи: кажется, там они лечат даже ангину. Бэнкс по-настоящему одержимый, амбициозный и самоуверенный шринк. У него контракт с фармацевтической компанией на испытание некоего нового препарата от депрессии. Но Эмили после таблеток абликсы (это единственное выдуманное название из множества препаратов, упомянутых в фильме, которые охотно глотают все герои фильма, включая врачей) становится совсем сама не своя. Попытка суицида, навязчивые кошмары, сомнамбулизм...

Стивен Содерберг решил этим фильмом попрощаться с большим кинематографом: «Я устал, я ухожу». Возможно, это заявление всего лишь рекламный трюк, чтобы привлечь внимание к картине. Хотя какая уж Содербергу нужна реклама с его славой. Самый молодой лауреат Канна за «Секс, ложь и видео» за прошедшие с той поры почти четверть века снял около 30 картин очень разных жанров и стилей. В 2001-м на «Оскаре» он соревновался с самим собой, потому что сразу два его фильма, «Эрин Брокович» и «Траффик», вышли в номинанты. Содербергу только что исполнилось 50, он в отличной режиссерской форме. Кроме того, он сам часто снимает свои фильмы как оператор под псевдонимом Питер Эндрюс, и его камера очень точна. Да и, в конце концов, «Побочный эффект» без всех этих комментариев очень хорошее и в меру интеллектуальное развлечение.

Возможно, такая разочарованность настигает автора из-за неадекватности зрительского отклика. Виртуозный и сложно придуманный «Побочный эффект» (бюджет около 30 миллионов долларов), несмотря на очень хорошие рецензии, за две недели в США собрал только 20 миллионов с копейками.

Зима тревоги нашей / Искусство и культура / Художественный дневник / Театр

Зима тревоги нашей

/  Искусство и культура /  Художественный дневник /  Театр

«Доброго человека из Сезуана» Бертольта Брехта в Театре имени А. С. Пушкина поставил Юрий Бутусов

Богомоловский «Идеальный муж», туминасовский «Евгений Онегин» и бутусовский «Добрый человек из Сезуана» — спектакли, вышедшие к публике почти одновременно. На первый взгляд в них нет ничего общего, пожалуй, даже и на второй, и на третий. Ну разве что успех. И действительно: ни в чем не схожие авторы, полярные жанры, режиссеры разных поколений и эстетических пристрастий. А в остатке, нет-нет, вовсе не сухом, а как раз очень даже эмоциональном, ощущение тревоги, предгрозовой атмосферы, напряжения, нервной взвинченности. И реакция зрителей экзальтированная. Если верить, что коллективный театральный организм весьма чувствительный барометр, то хоть за классиком «Буревестника» цитируй. Впрочем, молодежь, заполняющая партер (притом что самые дешевые билеты 500 рублей, самые дорогие доходят до 2000), скорее всего, не знает текста.

Характерно, что все три постановщика заострили мотивы, уже звучавшие в их предшествующих спектаклях. От былого добродушия и следов не осталось, ирония стала ядовитее, злее даже в Театре Пушкина. Брехт назвал свою пьесу параболой. Параболой можно назвать все три представления. Просто криком кричат, даже когда говорят шепотом. А «Добрый человек из Сезуана» так просто воплем заканчивается: «Помогите!»

На сцене ансамбль «Чистая музыка» под управлением Игоря Горского, исполняющий музыку Пауля Десау, написанную для постановки Брехта. И зонги звучат на языке оригинала. Русский перевод бежит над сценой красной строкой. Он сделан (не только зонги) Егором Перегудовым. Немецкая речь, живая музыка как-то сразу напоминают о кабаре вообще и о том «Кабаре», который знаменитый фильм. И уже не надо пояснять, в какие времена пьеса написана. Собственно, конкретные социальные аллюзии этим исчерпываются. Юрий Бутусов ставит притчу, действие которой происходит в каком-то году от рождества Христова где-то в заднице мира на задворках Вселенной. А вернее всего, что действие происходит просто в театре, потому как тотальный театр — стихия этого режиссера и его художника Александра Шишкина. Потому на китайский город Сезуан прольется дождь из рисовых зерен и дождь из пустых сигаретных пачек, тех самых, что изготавливают на фабрике, открытой Шен Те на деньги, дарованные богами. Впрочем, боги здесь числом один — маленький, тщедушный, словно стыдящийся своего бессилия (Анастасия Лебедева). Александра Урсуляк (добрая Шен Те и ее злой брат Шуи Та) исполняет свою роль с мощью шекспировской страсти. Она играет одну роль, а не две. Речь не о добре, которое должно быть с кулаками, а о неизбежном прорастании одного персонажа в другого. Две ипостаси и у водоноса Александра Матросова, начинающего спектакль. Его миляга-парень легко и непринужденно придуривается юродивым, демонстрируя искусство выживания, — человеческий театр по-своему щемяще обворожительный. В нем только не предусмотрена полная гибель всерьез. Вот такую параболу вычерчивает режиссер, чтобы оказаться в конечной точке — трагической.

Взрыв с Кавказа / Искусство и культура / Художественный дневник / Театр

Взрыв с Кавказа

/  Искусство и культура /  Художественный дневник /  Театр

Опубликован новый роман Алисы Ганиевой

Имя Алисы Ганиевой — словно бы универсальный ответ на вопрос «А кто у вас в России нынче молодой писатель?», да и сама она производит порой впечатление не столько живого человека, сколько действующей модели начинающего успешного литератора. Уроженка Дагестана, выпускница Литинститута, лауреат премии «Дебют» за роман «Салам тебе, Далгат!» (опубликованный, кстати, под мужским псевдонимом Гулла Хирачев), Ганиева выстраивает свою писательскую карьеру с продуманной тщательностью, довольно неожиданной в хрупкой брюнетке двадцати семи лет от роду. Виртуозное обыгрывание кавказских реалий, умелая работа с литературными агентами (первая же книга Ганиевой была переведена на английский, французский, китайский и немецкий языки — редкая удача для дебютантки), выверенная стратегия поведения в литературной среде — молодая писательница железной рукой лепит из самой себя образ будущего классика.