Актеры советского кино - Ирина А. Кравченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Благословенный «Эльсинор»
Свадьбу справляли в Люберцах — в комнате коммунальной квартиры, до той поры принадлежавшей бабушке Светланы и где теперь, благодаря родственному обмену, совершенному невестой, предстояло жить молодым. Кайдановский помогал другу переезжать и, увидев «хоромы», вздохнул: «Куда же ты опять попал!» Но Солоницын радовался: «Зато свое!»
Светлана Солоницына:
«Ночью, а работал Толя в основном по ночам, я украдкой наблюдала за ним. Он выкладывал на столе из спичек мизансцены, и в приглушенном свете настольной лампы было видно, как у него часто менялось выражение лица. Я боялась шелохнуться, чтобы не разбить этот воздух вокруг него, не нарушить сосредоточения его мыслей. Днем уходила с маленьким сыном к своим родителям и, хоть ненадолго, но оставляла Толю в покое. Не было у человека нормальных условий для творчества. Вот у него возникла гениальная идея, а тут то я вклинилась, то ребенок заплакал, и просто чужие глаза мешают. Конечно, родные, но в такие минуты все — чужие.
Ездила вместе с Толей в экспедиции. После съемок, вернувшись в наш гостиничный номер, он мог поплакаться, я его успокаивала, уводила гулять, а кормила так, чтобы обо всем забыл. Захотел, чтобы я работала на картине Али Хамраева „Телохранитель“, которая задумывалась как восточный вариант „Сталкера“, а с „Мосфильма“ меня не отпускали. Умоляла: „Толе там плохо!“ Дошло до скандала, но я выпросила командировку: если он настойчиво просил приехать, значит, ему вправду было плохо. Прилетаю в Душанбе, захожу в номер… а Толя лежит на кровати в какой-то прострации, рядом с ним — роман Чарлза Мэтьюрина „Мельмот-скиталец“, довольно-таки страшная книга. Толя поднял на меня невидящие глаза, я ему: „Манюнь, это я“. И он улыбнулся.
Да, я называла его „Манюня“, а он меня „няня“. Под окнами роддома, где появился на свет Алеша, звал „няню“, и весь младший медперсонал выглядывал наружу, а я протискивалась к окну, объясняя: „Это меня“. Сын родился в небольшом городке на Украине, там снимался наш папа, и хотя Толя не настаивал, чтобы я ехала, я видела, как ему хочется быть рядом. В день выписки нас встречала съемочная группа, прямо у роддома играл оркестр, прикатили три бочки пива, народ гулял. Видели бы вы Толино гордое отцовское лицо, его взявшуюся откуда-то стать!..
Об этой маленькой комнате я вспоминаю с тоской, настолько она была наполнена любовью, интересными разговорами, смехом. Там Толя мог и поплакать — он был легким на слезы, потому что его много били — и привести в гости, кого захочет, и тогда я выставляла на стол все, что было в холодильнике, а чего не было, находили. Я и деньги несовместимы, и Толя так же относился к материальным благам, поэтому жили мы легко.
Сколько я проиграла ему коньяка и шампанского! Спорили, что не рассмешит меня, а он просто вставал напротив — и я хохотала. Каждый раз обещала себе, что не поддамся на его розыгрыши, и каждый раз поддавалась. То они с братом Лешкой, кряхтя и матерясь, приволокли массивный письменный стол — шикарный, инкрустированный, в хорошем состоянии — и Толя, отдуваясь, заявил мне: „Представляешь, какой-то дурак на помойку выкинул!“ И долго я пребывала в уверенности, что они стол с помойки притащили, пока Толя не признался, что разыграл меня.
В другой раз, будучи с концертами в Молдавии, он влетел, запыхавшись, в квартиру моей подруги, у которой мы жили, и закричал: „Скорее закрывайте дверь, меня преследует какая-то страшная баба!“ Тут раздался настойчивый звонок в дверь, а Толя взмолился, чтобы мы не открывали. Мама подруги все-таки дверь приоткрыла, потом распахнула — и нашему взору предстал огромный букет цветов, из-за которого выглянула симпатичная женщина. „А мы, — говорим, — хотели милицию вызывать…“ Все растерянно переглядывались, а Толя веселился! Это оказалась его старая знакомая, которую он после концерта пригласил в гости».
Что из этого следует? Врожденная интеллигентность позволяла Солоницыну оставаться человеком по-хорошему простым, старавшимся из-за безграничной жалости к людям не усложнять жизнь, и без того от века богатую шекспировскими страстями.
«Дальше — тишина»
«Мир, в который мы попали, — записал Солоницын в дневнике, — чересчур сложен для нас (я не беру на себя смелость говорить за всех и оговариваюсь — для меня). Мне тяжело нести груз Великого. Ноги подкашиваются». Этим он мог поделиться, наверное, только со Светланой, с Кайдановским да с братом, которому, приступая к репетициям «Гамлета», сказал: эх, мол, бросить бы все и пойти на весоремонтный завод, чинил бы весы торгашам и был бы в большой цене.
А что делает человек, буквально физически все чувствующий, умеющий иногда зацепить взглядом где-то с краю невидимую другим темнеющую бездну, но из милосердия страшащийся открыть людям свои прозрения?.. В своем незаконченном сценарии вестерна под названием «Сны» Солоницын заметил по поводу себя: «Сказал кто-то, что я не жил даже в этой реальной жизни, что я ее проиграл, актерски проиграл». Он исповедовал искренность, но не ту, которая обезоруживает и опустошает другого человека. При всей своей порывистости Солоницын словно утверждал, что жизнь — это не то место, где можно действовать безоглядно, потому что рискуешь причинить боль. Для прямого высказывания, ребята, есть искусство, которое — как раз пространство для жизни. Коль уж нам повезло родиться актерами, расправим грудь, ступая на те поля блаженства, где можно стать философами, художниками, поэтами, мерзавцами и святыми! Станем Гамлетом, играющим на трубе, не людям, но небу! Будем в искусстве жить, а здесь, в самой жизни, где все тонко и легко рвется, актерствовать.
Он «актерствовал», насколько мог. Вот и тогда долго никто не догадывался, что он все знает…
Светлана Солоницына:
«Толя себя расходовал, без передышки снимаясь. Однажды они с братом Алексеем должны были вернуться с какой-то встречи, и я услышала, как Толя в подъезде кашляет, ночью у него поднялась температура, он тяжело дышал».
Алексей Солоницын:
«На съемках картины „Великая победа“, в Монголии, Толя упал с лошади и ударился, начал кашлять, дома поднялась температура, его положили в больницу. Друг, врач, позвал нас в ресторан и сказал, что обнаружили рак легкого: после того падения дала о себе знать болезнь, развивавшаяся подспудно. Здоровье у Толи было слабое, ребенком он перенес все
